Запретный плод - poison girl (aka -last_heartbeat- | CameronCullen)

 

Название: Запретный плод 
Автор: poison girl (aka -last_heartbeat- | CameronCullen) 
Тип: гет 
Размер: midi 
Пейринг: Эдвард/Бэлла, Бэлла/Дин 
Рейтинг: R 
Статус: закончен. 
Жанр: драма, романтика(30%), angst. 
Дисклеймер:  Эдвард,  Бэлла  и  остальные  -  собственность  Стефани  Майер,  мне  они  не 
принадлежат, а вот к Дину ручки не тянуть: Мой :)) 
Саммари: Жизнь  - не ровная и прямая,  устеленная цветами, дорога  - и Бэлла  это прекрасно 
знала. Но она даже не догадывалась, что в один, казалось бы, чудесный день ее жизнь может стать 
еще хуже. Она считала, что все плохое уже позади, но она ошибалась - самое ужасное только ждало 
ее  впереди. Обман,  ложь  приемных  родителей,  друг  -  предатель,  брат  -  убийца  -  внезапно, жизнь 
перевернулась с ног на голову, неприятности свалились на нее одна за одной. 
А ведь все так хорошо начиналось... 
Пометкипредупреждения:  OOC,  AU.  По  моему  замыслу  вампиры  на  солнце  кожа,  но  от 
долгого пребывания на улице в ясную погоду инстинкты ихслабеют(скорость, ловкость, сила и т.д.). 
Они  могут  употреблять  жидкую  пищу:  вино  или  другие  напитки.  Чтобы  обратить  человека  в 
вампира, необходимо дать ему выпить глоток крови вампира. 
 
Глава 1 «Желание» 
 
«- Бэлла, пора вставать, милая. Ты можешь опоздать в школу. 
- Одну минуту, мам.» 
Так  обычно  начиналось  мое  утро.  Каждый  день  в  семь  утра  меня  будила  Эсми,  вернее 
пыталась разбудить, потому  что после моего  «одну минуту, мам»  я чаще  всего  снова набрасывала 
одеяло на голову и спала дальше. Но Эсми так просто от меня никогда не отставала, через несколько 
минут она всегда возвращалась и продолжала будить меня с еще большей настойчивостью. Я никуда 
не могла убежать от нее, разве что в школу, но как раз  туда меня и пытались спровадить вместе с 
сестрами и братьями, которых у меня в общем счете четверо. В результате я проделывала огромное 
усилие  над  собой,  вставала,  шла  в  ванную…,  и  с  этого  начинался  каждый  новый  день.  Однако 
сегодня все было немного иначе. 
Прежде чем Эсми появилась в моей комнате, я по привычке натянула на голову одеяло и уже 
собиралась  пообещать,  что  встану  через  минуту,  но  Эсми  опередила  меня,  затянув  знакомую 
каждому человеку еще с детства песенку. 
-С  днем  рожденья  тебя.  С  днем  рожденья  тебя.  С  днем  рожденья,  милая  Бэлла,  с  днем 
рожденья тебя! 
«С  днем  рожденья?!  Стоп,  с  днем  рожденья?  Разве  у  меня  он  сегодня?»  -  я  взяла  мозг 
штурмом,  пытаясь  заставить  его  разобрать  смысл  слов,  сказанных  мамой,  но  мое  серое  вещество 
наотрез отказывалось выполнять положенную ему работу. 
Прежде  чем  я  смогла  что-либо  сообразить,  с  меня  самым  наглым  образом  сорвали  одеяло, 
забрали  подушку,  которую  я  крепко  сжимала  в  руках,  на  случай  если  отберут  одеяло,  и  пара 
холодных сильных рук стащила меня с кровати. Я хотела возмутиться, но затем эта самая пара рук 
закружила  меня  в  воздухе  со  страшной  силой.  Хорошо,  что  я  еще  ничего  не  ела.  Я  попыталась 
разлепить сонные глаза, чтобы увидеть, кто посмел так надо мной издеваться, но мой похититель сам 
обнаружил себя. - Сколько, говоришь, тебе приходится тратить времени на то, чтобы разбудить ее поутру?  – 
голос  принадлежал  Эммету,  которого  в  шутку  часто  называли  «медведем»  из-за  его  крупного 
телосложения. 
-  Эммет,  что  ты  делаешь?  Прекрати  немедленно!  –  Эсми  была  недовольна  поведением 
Эммета, собственно, как и я. За ним водились всякие  такие штучки, и, в принципе, от него можно 
ожидать чего угодно, но он умудрялся удивлять всех с каждым разом только сильнее. Приколист  - 
что с него возьмешь? 
- Положи где взял! – недовольно прорычала я, хотя рычанием это можно было назвать с очень 
большой натяжкой. Это было похоже, скорее, на визг беспомощного котенка. 
-  Вы  сами  попросили,  -  весело  усмехнулся  Эммет  и  поспешил  выполнить  нашу  с  Эсми 
просьбу. Улыбаясь  хитрейшей и наглейшей  улыбкой на  свете,  он  разжал  свои  стальные  объятья и 
убрал руки... 
Я  часто  проклинала  существование  чертовой  силы  притяжения  Земли,  когда  приходилось 
падать  (то  есть  очень  часто,  так  как  падаю  я  почти  на  каждом шагу). Как  раз  сейчас,  лишившись 
опоры  в  виде  рук  Эммета,  и  падая  на  кровать  с  высоты  около  одного  метра,  я  припоминала 
треклятую гравитацию «не злым тихим словом». 
Я  искренне  надеялась,  что  на  этом  издевательства  Эммета  закончатся,  но  не  тут-то  было! 
Закати  губу,  Бэлла  и  держи  карман  шире.  Как  только  я  мешком  рухнула  на  кровать,  «медведь» 
принялся щекотать  меня. Мои  глаза  слезились,  волосы  закрыли  лицо,  я  не  видела  ничего  вокруг, 
только ехидный хохот Эммета раздавался где-то над моим лицом. Я извивалась, как змея и кричала, 
чтобы он прекратил немедленно, но куда там! Разве кто-то может помешать Эммету в чем бы то ни 
было? 
Мм… наверное, может - Эсми. 
-  Эммет,  довольно,  хватит  уже  дурачиться!  Ты  ведешь  себя,  ей  богу,  как  ребенок,  - 
недовольно проговорила она. К моему удивлению, он послушался. Через мгновение Эммет уже стоял 
в  метре  от  меня.  Я  сверлила  его  недовольно-гневным  взглядом,  обещая  себе,  что  когда-нибудь 
отомщу ему  за  это утро. Только как? Как можно хорошенько отомстить вампиру, да еще и  такому 
крупному,  как  Эммет?  Наверное,  придется  мне  забыть  этот  случай.  Как  прошлый…  И 
позапрошлый… И поза-позапрошлый… 
- Что? Что вы все на меня так смотрите? – с неподдельным удивлением, поинтересовался он, 
как будто, правда, не знал, в чем дело? 
- Ты ведешь себя хуже ребенка, Эммет. - Эсми принялась отчитывать медведя. 
- А что я? – он мгновенно стер с лица наглую улыбку и сделал глаза а-ля тазики. Смешной… - 
Ты же сама говорила, что хочешь сделать семнадцатый день рождения Бэллы незабываемым. 
- Я не имела в виду это. 
- Ну... – пожал плечами Эммет, - я не мастер по проведению человеческих дней рождения. 
-  Заметно,  –  пробурчала  я,  потирая  ушибленную  при  падении  лодыжку.  Только  сейчас,  я 
наконец заметила, что Эсми держала в руках. Мой взгляд плавно поплыл от Эммета к маме и глаза 
увеличились до размера глаз совы, заглотившей банку соуса чили. Я мигом забыла про лодыжку, и 
про  брата-терминатора, и про  все на  свете,  увидев  какой  огромный… нет, просто  гигантский  торт 
держала в руках Эсми. Я никогда в жизни не видела торта больше и красивей, чем этот. Семнадцать 
зажженных свечек причудливым узором украшали именинный торт, причем расставлены они были 
так, чтобы не пересекались с надписью «С днем рождения, Бэлла!» 
Мой  «чистый  и  красивый  литературный  язык»  не  был  способен  ни  на  что  кроме  «нифига 
себе», но и это было расценено Эсми как высокая похвала. Она поняла, что я очень хорошо оценила 
ее старания. 
- Я сначала хотела испечь сама, но спасибо, Карлайлу, он отговорил меня от этой идеи.  - Эта 
гадость тоже выглядит не очень приятно, - скривившись, заметил Эммет. -  Ну,  да,  с  гризли  не  сравнится,  -  съязвила  я.  Конечно,  я  прекрасно  знала,  что  любая 
человеческая твердая пища вызывает у вампиров отвращение, поэтому на Эммета не обижалась. 
-Эммет,  -  процедила  сквозь  зубы  Эсми,  прослывая  медведю  рассерженный  взгляд,  -  убери 
лучше подушку и одеяло на место. И только молча. 
- Ладно-ладно! Какие все злые сегодня… 
- Эсми, это… - я не сразу смогла подобрать нужные слова, чтобы выразить свой восторг, - вот 
это сюрприз! 
- Это еще что, Бэлла,  - Эсми перестала обращать внимание на Эммета, который вместо того, 
чтобы положить мою несчастную подушку, подбрасывал  ее в воздух как импровизированный мяч. 
Она  загадочно  улыбнулась,  как  будто  вспомнила  что-то  очень  интересное.  -  Ты  еще  не  видела 
сюрприза Элис. 
- А Элис что-то приготовила?! 
- Съедобное - нет. Это сюрприз другого рода… - уклончиво отвечала она. 
Интересно, какого? Элис – есть Элис, она не знает, что такое «вовремя остановиться» и от нее, 
впрочем, как и от Эммета, можно ждать всего и даже больше. Если Эммет непредсказуем, как игра 
сборной  России  по  футболу,  то  Элис  не  предсказуема  как  русская  погода. Иногда  ее  выходки  не 
имеют ничего общего со здравым смыслом, плюс к этому Элис любит когда «все грандиозненько и 
по высшему разряду». Уже можно представить себе, что она затеяла на сегодня. Хотя… нет, нельзя. 
Поступки Элис не поддаются совершенно никакой систематизации. В прошлый раз с криком «16 лет 
бывает лишь раз  в жизни!»,  вооружившись Эмметом  (это чтобы  я  уже наверняка не  сбежала), она 
потащила  меня  на  дискотеку,  где  собиралась  вся  молодежь Форкса.  Что  было  на  вечеринке,  я  не 
помню.  Помню  только,  что  было  очень-очень  и  очень  весело  и  шумно. Мы  пили  что  зеленое  и 
фосфорицирующее. И  не  только  это. Кто-то  танцевал  на  столе,  выкрикивая  во  все  горло  «Gimme, 
gimme  more!  Gimme  more!»,  на  чье-то  дорогущее  белое  платье  от  D&G  вылили  целую  бутылку 
шампанского,  а  потом  этого  «кого-то»  вместе  с  туфлями  (по  отдельности)  под  крики  «я  требую 
продолжения  банкета!»  на  руках  выносили  из  клуба…  Не  будем  вдаваться  в  подробности 
относительно личности этого несчастного «кого-то». С 
Скажем только, что потом ему было очень плохо… 
 
Что могла придумать в этот раз Элис, я боялась даже представить. 
- Надеюсь, что это не будет чем-то вроде того, что было в прошлый раз? - испуганно спросила 
я.  Где-то  за  моей  спиной  хихикнул  Эммет,  а  Эсми  в  очередной  раз  улыбнулась,  но  уже 
успокаивающе. 
- Не бойся, ничего ненормального в этот раз… 
Я с облегчением вздохнула, но тут Эсми продолжила предложение: 
- Она сама меня убедила… 
Тысяча чертей! Нельзя верить ни одному слову Элис. 
- Ааа… - я так и застыла с открытым ртом, ища способ увернуться от урагана по имени Элис, 
который все равно, несмотря на все, что я попытаюсь сделать, чтобы спастись, настигнет меня. 
- Бэлла? – голос Эсми опустил меня на землю.  - Задуй свечи, Бэлла, пока они не догорели. – 
Попросила она, опуская торт на край кровати. - И не забудь загадать желание. 
Я склонилась над тортом, едва не опередив последнюю просьбу Эсми. 
Желание  –  это  была,  пожалуй,  самая  сложная  часть  торжественной  церемонии  задувания 
свечей. Я  задумалась  на  несколько  секунд… Потом  еще  на  несколько…  Сложно  было  придумать 
что-то  толковое.  Что  может  хотеть  дочь,  богатых  людей  (пусть  и  приемная,  пусть  и  не  совсем 
людей), у которых есть все, о чем только можно мечтать? Дома, машины, куча счетов в банках… У 
Калленов было все, у меня было все. Они очень любили меня. Все: и «дети», и Карлайл с Эсми, я 
была  для  них  словно  родная  дочь,  которой  у  них  никогда  не  было  и  о  которой  они  мечтали,  но никогда не думали, что эта их мечта сможет осуществиться. Для них я была чем-то вроде сокровища, 
самого ценного в мире. Они заботились обо мне с таким теплом, словно я была их родной дочерью, а 
я всегда знала, что это далеко не так. 
Я  была  окружена  их  всеобщим  вниманием, мне  покупали  дорогую  одежду,  книги,  технику, 
мне никогда ни в чем не отказывали. Удивительно, как при этом из меня не выросло избалованное, 
ленивое,  испорченное  и  не  способное  к  самостоятельной  взрослой  жизни  создание  вроде  Пэрис 
Хилтон. 
Так  чего  все-таки  я  могу  пожелать?  Обычным  материальным,  а  значит,  глупым  желанием 
здесь не обойтись, надо загадать что-то особенное. Такое, чего мне не хватает. А не хватает мне… Я 
поймала себя на мысли, что в последнее время мне не хватает разнообразия или даже приключений. 
Моя  жизнь,  несмотря  на  то,  что  последние  13  лет  я  живу  в  семье  вампиров,  хороших  вампиров-
вегетарианцев,  все  равно  бедна  на  приключения.  Да,  представьте  себе,  даже  с  Эмметом,  Розали, 
Джаспером и Элис мне может иногда быть скучно. 
Повторив  про  себя  желание,  я  набрала  в  легкие  побольше  воздуха  и  задула  все  свечи  с 
первого раза. 
«Сбудется!»  -  широкая  улыбка  расплылась  по  моему  лицу,  как  сливочное  масло  на 
раскаленной сковородке. 
Эммет  и  Эсми  внимательно  наблюдали  за  мной.  Как  только  погасла  последняя  свеча,  и  я 
перевела дыхание, Эсми заключила меня в свои крепкие объятья. 
- Поздравляю, Бэлла. Тебе  уже  семнадцать лет… Поверить не могу! Кажется,  еще  вчера  ты 
была совсем маленькой девочкой с двумя смешными косичками, а теперь ты так выросла… Даже не 
верится, - Эсми выпустила меня из рук и нежно провела рукой по моей щеке. 13 лет назад она той же 
с материнской нежностью в глаза, говорила, что теперь я буду жить в ее семье. Она была тогда точно 
такой же,  как  и  в  тот  день... Ничто  в  ее  лице  не  изменилось,  ни малейшей  детали. Как  и  в  лицах 
остальных Калленов. 
- Точно. Не верится. 
Губы  Эсми  дрогнули,  она  собиралась  что-то  сказать,  но  резко  осекалась.  На  ее  лице 
отразилась палитра быстро  сменяющихся  эмоций:  удивление, шок, испуг...  где-то между  вторым и 
третьим проскользнула радость и недоверие. Я догадалась, что она услышала что-то очень странное. 
Хорошее  или  плохое,  понять  было  сложно,  но  одно  я  поняла  точно:  то,  что  уловил  ее 
сверхчувствительный слух, сильно ее озадачило. Не смутило, не напугало, а именно озадачило. 
Эммета в комнате уже не было. 
- Что-то случилось? 
Эсми отрицательно покачала головой, а потом осеклась снова и кивнула. 
- Да. Случилось. Эдвард… 
Что? Кто? Кто такой Эдвард? 
Я непонимающе уставилась на Эсми, надеясь, что она сможет мне объяснить, что происходит, 
но  она  не  собиралась  посвящать  меня  в  эту  тайну.  По  крайней  мере,  сейчас.  От  этого  мое 
любопытство росло как дрожжи на батарее. 
- Кто? 
Эсми ничего не ответила, а только взволнованно закусила губу, ее глаза забегали по комнате. 
- Я сейчас вернусь, - после короткой паузы ответила она. 
- А… - я не сказать что-нибудь еще, как Эсми уже выбежала из комнаты. О том, что она была 
здесь, напоминал только торт, стоящий на краю моей кровати. 
Но  даже  этот  замечательный  торт не  был мне  так  интересен,  как  этот  загадочный  парень  – 
Эдвард. Любопытство  брало  верх над  всеми  другими  чувствами. Я  натянуто  улыбнулась  смешной 
рожице на торте, и вскочила с кровати в поисках своего халата. Как  известно,  когда  что-то  очень  нужно,  его  никогда  не  бывает  под  рукой. Мне  пришлось 
побегать  по  комнате,  разбирая  жуткий  бардак,  который  вчера  устроили  мы  с  Элис  и  Розалии  во 
время так называемой, пижамной вечеринки. Тихо чертыхаясь и спотыкаясь на каждом углу, я все же 
смогла найти нужную мне  вещь. Первым под руку мне попался махровый халат  салатового цвета, 
кстати, мой любимый, его я и одела. В таком виде, в халате поверх пижамы и босиком, я выбежала 
из комнаты. На голове у меня наверняка было что-то вроде мини-взрыва на макаронной фабрике, но, 
разумеется, мне сейчас не до  зеркала. Утром я всегда выгляжу не ахти. Жаль я вспомнила об этом 
только будучи уже в коридоре, возле самой лестницы. Я поздно подумала о том, чтобы вернуться к 
себе  и  привести  в  относительный  порядок  прическу.  Слишком  поздно… На  меня  уже  уставилась 
пара янтарных глаз. 
Мое сердце упало куда-то в район пяток, когда я увидела обладателя этих удивительных глаз. 
Это  был  высокий  парень,  лет  семнадцати,  не  меньше.  Худощавый,  но  не  тощий.  Его  лицо  было 
бледным,  как  у  всех  вампиров,  но  слишком  идеальным.  Даже  для  представителя  его  расы...  Я 
никогда не видела никого прекраснее, чем этот Эдвард, он был похож на древнегреческого бога, и не 
только внешностью, но и тем, как он высоко и уверенно он держался, он был статным и походил на 
Апполона. Кто  он? Ангел?! Определенно  ангел,  он  слишком, невозможно, нереально  красив,  даже 
для вампира. 
Когда мое сердце снова стало биться, я смогла различить, что выражало его лицо. Шок. Это 
была  самая  первая  его  реакция.  Потом  шок  прошел,  и  на  лице  Эдварда  появилось  выражение, 
которое  всем,  кто  находился  радом,  можно  было  расценивать,  как  приказ  бежать  подальше  и 
прятаться  поглубже. Он  смотрел  на  меня  взглядом  голодного  вампира,  очень  голодного  вампира. 
Вмиг глаза Эдварда почернели, он выронил из рук дорожную сумку. Звук ее падения заставил меня 
содрогнуться. Сердце снова ушло в пятки, но в следующую секунду позади меня оказался отец. Он 
взял меня за плечи, словно хотел защитить меня от Эдварда. Нет, как раз это он и собирался сделать, 
случись что... 
Ну, молодец, Бэлла Каллен! Загадала на свою голову желание! 
 
___________________________________ 
 
Глава 2 «Дом, милый дом…» (глава от Эдварда +небольшой флэшбек) 
 
Семья - для меня это слово так же дорого, как и для любого человека, если не больше. Я очень 
люблю свою семью и всегда любил. Карлайл, Эсми, Элис, Джаспер, Эммет, Роуз… Дороже их у меня 
нет никого в этом мире. Каждого из них я люблю, как родителей и как братьев и сестер, хоть между 
нами  нет  никаких  кровных  связей,  мы  просто  компания  инакомыслящих  вампиров,  человечных 
монстров,  нежелающих  мириться  со  своей  сущностью. Именно  это  и  сплотило  нас,  именно  это  и 
держало нас вместе на протяжении почти ста лет. 
Но  13  лет назад  случилось  одно непредвиденное  событие,  от  которого никто из нас не  был 
защищен.  То,  что  случилось  тогда,  могло  произойти  с  кем  угодно,  но  его  величество  случай  для 
воплощения своего коварного замысла выбрал именно меня. 
Это  случилось  одним,  казалось  бы,  прекрасным  осенним  днем.  В  то  время  мы  жили  в 
Ванкувере, куда переехали мы за три месяца до того, как все случилось. Прекрасный северный город, 
подходящая природа, относительно мало солнца – все эти условия отлично подходили для нас. 
Это  должен  был  быть  наш  первый  день  в  новой школе. С  самого  утра  накрапывал  мелкий 
дождь,  по  прогнозам  Элис  он  должен  был  быть  затяжным,  что  значило,  никаких  неожиданных 
неприятностей  не  должно  было  произойти...  Элис  так  считала.  Более  того,  она  не  видела  ничего 
необычного  в  нашем  будущем.  Она  видела,  что  день  должен  пройти  спокойно,  и  никаких осложнений на нашем пути не было. Но как только мы остановили наши авто на стоянке, будущее 
резко изменилось… 
- Средняя школа – вот она – плата за вечную жизнь,  - кисло пробурчала Розали, недовольно 
хлопая дверцей новенького «Нисана». 
-  Тебя  никто  не  принуждает  ходить  в  школу,  это  всего  лишь  формальность,  чтобы  не 
выделаться  в  толпе.  Ты  же  знаешь,  -  ответила  Элис,  поправляя  свою  прическу.  Я  усмехнулся, 
наблюдая  за  ее  тщетными  попытками  распрямить  «ежик»  на  голове.  Выглядело  это  довольно 
смешно, учитывая то, как забавно пружинили ее волосы, возвращаясь в свое привычное положение. 
- Не верю, что школа тебя напрягает, Роуз, - я подключился к разговору, как только вся наша 
компания направилась к административному корпусу. 
На стоянке на нас почти не обращали внимания, нам удалось достичь желаемого – слиться с 
остальными  учениками  школы  и  почти  не  отличаться  от  всех.  С  первого  взгляда  мы  ничем  не 
выделялись на общем фоне: такие дорогие машины, как у нас, не были редкостью в Ванкувере, да и 
среди здешних детей было много красивых (по человеческим меркам, разумеется) экземпляров. Пока 
никто не вглядывался в наши лица, мы были самыми обычными школьниками, но это пока, а дальше, 
как  всегда,  начнутся  заинтересованные  и  удивленные,  а  порой  даже  шокированные  взгляды, 
разговоры за спиной, промывание косточек… 
Таковы люди: заметив странность, они пытаются докопаться до истины, и порой для них это 
заканчивается плачевно. 
- С недавнего времени напрягает. В последние лет десять это слало невыносимо нудно. 
- Ох, Роуз, - Элис закатила глаза, - А кому из нас это не надоело? Но мы-то терпим. 
Розалии фыркнула, плотнее прижимаясь к Эммету. В последнее время, если они ходили куда-
то вдвоем, то только таким образом, обнявшись. Я не мог точно сказать, почему Роуз так жалась к 
нему  на  людях,  но  что-то  подсказывало  мне,  что  это  было  чистой  воды  хвастовство.  Мол, 
«посмотрите, какой у меня парень!», и таки смотрели, причем на обоих. 
Роуз продолжала мысленно возмущаться, а Элис снова заглянула в будущее, прежде чем мы 
вошли  в  административный корпус. Я  видел, как нам  выдавали формуляры  с расписанием, начало 
первого  урока Элис,  совместно  с Розалии,  в мое  будущее  она не  успела  заглянуть:  администратор 
окликнула нас, требуя подойти к ней. 
Получив  свой  формуляр,  я  направился  на  первый  урок. Алгебра  –  обожаю. Нет,  на  самом 
деле. Замечательный предмет, хорошо отвлекает от многих раздражающих вещей. Жаль только, что 
слишком  легкая  программа  изучается  в  школе,  даже  голову  поломать  над  примерами  толком  не 
выходит: все слишком просто. 
Я  без  труда  нашел  кабинет математики  и  появился  там  раньше,  чем  прозвенел  звонок. Как 
только  я  пересек  порог  класса,  я  моментально  пожалел  об  этом:  мало  того,  что  80%  класса 
составляли  девушки,  так  еще  и  все  до  одной  уставились  на  меня,  прежде  чем  я  успел  оценить 
ситуацию. 
Все до единой с живым интересом изучали меня пару-тройку  секунд, после чего перешли к 
менее  заметной  тактике.  Блондинки,  брюнетки,  рыжие,  высокие,  низкие,  тощие  –  каких  только 
девушек здесь не было. Выбирай – не хочу! Самым ужасным было то, что каждая прорабатывала в 
голове четкий план по моему совращению. 
«Господи! Класс извращенцев! Здесь есть хоть кто-то нормальный?!» - подумалось мне. 
Я отошел от дверей, незаметно оглядывая класс в поисках свободного места. В тоже время я 
искал хоть одну нормальную мысль в головах моих новых одноклассников. 
«Вот это задница у него! Я бы съела его целиком.» 
Кто кого, «милая», – я подавил ухмылку. 
«Этот рыжий…надо бы к нему незаметно подкатить…» «Ага…  Похоже,  ты  ищешь  свободное  место.  Садись  ко  мне,  малыш,  не  стесняйся,  я  не 
кусаюсь!» 
На этот раз я не смог подавить улыбку. 
«Только бы не вызвал к доске! Только бы не вызвал к дос…» 
«Логарифм 28 по основанию 3...» 
Каждый думал о  своем, но  только у одной девушки мыслей не было. Она сидела на  заднем 
ряду, уставившись взглядом в спину соседа спереди, и клацала авторучкой. Клац-клац, клац-клац – 
не самый приятный звук на свете. 
Она  была…  сказать,  что  красивой?  Не  совсем,  но  что-то  определенно  было  в  ней 
привлекательного, как для обычного человека. Сидела она в гордом одиночестве. 
Почему  бы  не  составить  ей  компанию?  С  виду  девушка  нормальная,  по  крайней  мере,  ее 
голова  не  была  занята  всякими  пошлыми  мыслишками  относительно  меня.  К  тому  же  больше 
свободных  мест  в  классе  не  было.  Я  поспешил  к  ней,  услышав  в  тот  же  момент  мысли  учителя, 
который уже шел по коридору. 
Это и была моя роковая ошибка, но я слишком поздно это понял. 
Запах.  Никогда  в  жизни  я  не  слышал  запаха  более  привлекательного,  чем  был  у  этой 
незнакомки  с шоколадного  цвета  волосами  и  грустными  зелеными  глазами. Я  даже  и  представить 
себе не мог, что человек может так хорошо пахнуть! Если только запах настолько привлекателен, то 
какая же на вкус кровь этой девушки? Должно быть, на вкус она просто великолепна… 
Жажда  адским пламенем  обожгла мое  горло,  когда  я  оказался  в нескольких  сантиметрах от 
нее, мышцы непроизвольно сжались, как перед смертоносным прыжком, желание наброситься на нее 
прямо сейчас затмило мой разум. Мое тело хищника уже готовилось нападать. 
Я чудом смог вырвать мозг из плена умопомрачительного запаха и взять под контроль своего 
внутреннего  кровожадного  монстра.  Я  задержал  дыхание,  вернее  попытался:  монстру  нравилось 
дышать  воздухом,  пропитанным  ароматом  ее  крови. В  тот  момент  я  понял,  что  убью  ее. Я  точно 
знал, что это случится уже сегодня. 
Тем  временем,  девушка  заметила  меня,  она  вышла  из  задумчивого  состояния,  в  котором 
пребывала  до  того,  как  появился  я,  и  подняла  на  меня  заинтересованный  взгляд.  Я  показался  ей 
симпатичным. И все. Никакой истерии в голове не было. 
- Привет, - тихо проговорила она, забирая с «моей» половины парты свой учебник. 
Я не смог ничего сказать в ответ, а только сверлил ее голодным взглядом. Я не мог просто так 
отпустить  ее,  я  не  мог  дышать  запахом  ее  удивительной  крови… Но  я  не  хотел  ее  убивать. Я  не 
должен был. Определенно. Эта девушка не должна была умереть, никто не должен был умереть. Но 
разве я смогу справится? Разве кто-нибудь смог бы на моем месте? 
Она  забеспокоилась.  Теперь  я  казался  ей  странным,  она  немного  испугалась  моего 
полубезумного  взгляда. Ее  реакция  была  правильной,  я  обрадовался  этому. Может,  повезет,  и  она 
сбежит, а если не сбежит, то я сам буду искать выход. Попрошу сменить мне расписание или я даже 
не  знаю, что, но я обязательно придумаю что-нибудь. Нельзя… ни в коем случае нельзя позволить 
себе сорваться. 
Беги,  беги  отсюда  немедленно!  Уноси  ноги  так  далеко,  как  только  сможешь.  Исчезни, 
пропади, чтобы я больше не видел тебя. Никогда. Спасай свою жизнь... Ты не знаешь, с кем имеешь 
дело. Убегай, не оглядываясь. Спасайся, пока не поздно. 
Хотя,  что  толку?  Все  равно  я  найду  ее,  если  захочу. Мне  не  составит  труда  отыскать  ее, 
выследить  в  каком-нибудь  неприметном  местечке,  когда  она  будет  одна,  и  быстро  убить.  Если  я 
захочу,  если  позволю  своему  внутреннему  чудовищу  выйти  наружу,  то  ее  уже  ничто  не  спасет,  я 
найду ее где угодно, стоит только захотеть… 
- Эй, с тобой все в порядке? Она оторвалась от спинки парты, чуть приближаясь ко мне. Я инстинктивно сделал шаг назад. 
Девушку  это  смутило  еще  больше,  но  ее  интерес  от  этого  не  угас,  а  наоборот,  еще  больше 
разогрелся. 
Черт, ты нарываешься на большие неприятности. Хотя, нет. Ты уже на них нарвалась. 
Я сделал неглубокий вдох, чтобы иметь возможность говорить. Горло сразу же обжег огонь, 
аромат  ее  крови  заполнил  мои  легкие,  от  чего  находиться  рядом  с  девушкой  стало  невыносимо 
мучительно. 
- Нет. 
Я понял, что если  задержусь  здесь еще хоть на минуту, то непременно убью эту девушку, а 
может и не только ее одну. Если только я позволю чудовищу во мне проснуться и победить себя, я 
уже  не  смогу  остановиться  на  ней  одной,  будет  много  жертв  и  еще  больше  свидетелей. Мне  не 
удастся сделать все тихо, без лишнего шума. Даже если я попытаюсь убить весь класс, кто-то один 
обязательно сбежит, и тогда конец спокойной жизни Калленам. Начнется охота на ведьм, нам нигде 
не  будет  покоя,  а  я  стану  позором  всей  семьи.  Как  после  этого  я  смогу  смотреть  в  глаза  отцу? 
Карлайлу  –  единственному  «человеку»,  который  всегда  верил  в  меня,  независимо  от  того,  чьей 
кровью  я питался. Он всегда был на моей  стороне, он понимал меня,  сочувствовал… Но  убийство 
стольких людей сразу он не простит мне – это точно. 
Единственным  правильным  решением  сейчас  было  уйти  подальше  от  девушки,  на  свежий 
воздух, туда, где не будет ее затмевающего разум аромата, и подумать над тем, как быть дальше. Я 
быстро  развернулся  и  выскочил  из  класса,  стараясь  не  превышать  человеческой  скорости. 
Удивленный моим поведением мистер Петерсон – преподаватель математики – окликнул меня, но я 
даже не  оглянулся. Он  видел,  как  я  выскочил из  класса и  видел мое  взбешенное  выражение  лица. 
Коридор  опустел,  ученики  еще  несколько  секунд  назад  разошлись  по  классам,  и  я  мог  избежать 
косых  взглядов.  На  первом  этаже  меня  заметила  завуч,  но  она  была  слишком  обеспокоена 
пятиклассником, разбившим окно в столовой, чтобы обращать внимание еще и на меня. 
 
Оказавшись  на  улице,  я  смог  привести  в  порядок  свои  собственные  мысли.  Я  сел  на 
ступеньках, подставив лицо дождю, который за это время немного усилился. Свежий воздух очистил 
мой  разум  и  проветрил  легкие,  но  даже  он  не  помог  мне  забыть  аромат  той  девушки,  он  был 
слишком сильным, слишком притягательным, чтобы так просто забыть о нем. 
«Не думай о ней» 
- Элис? –  я оглянулся и  увидел Элис,  стоящую на  три  ступеньки  выше меня. Я не  заметил, 
когда она появилась. Ей впервые удалось застать меня врасплох. 
- Постарайся не думать о ней, Эд. 
-  Думаешь,  это  так  просто?!  –  я  почти  сорвался  на  крик,  но  быстро  взял  себя  в  руки  и 
заговорил  тише,  - Я не могу не думать о ней, понимаешь, Элис? Слишком привлекательный  у нее 
запах. Слишком… 
- Я знаю. Но еще я знаю, что ты сильный, ты сможешь устоять. 
- Хотел бы я, чтобы это было именно так, но я не смогу. Я убью ее. 
- Ты… - она осеклась, увидев, что все так и будет. 
- Прекрати, Элис! Не  показывай мне  это! Я  сам не  хочу  убивать  ее, но  я не могу  сдержать 
себя. 
На этот раз я не выдержал и позволил эмоциям вырваться наружу. Я как ошпаренный вскочил 
со ступенек, обхватив голову руками. 
Ничто  не  убивает  сильнее,  чем  чувство  собственного  бессилия  и  неспособность 
противостоять ситуации. Я был силен, в последние 80 лет я был так силен, как никто в этом мире, но 
сейчас, в этот самый момент, стоя под дождем, я понял, что абсолютно бессилен, когда речь идет о 
моей внутренней силе. Тут я слабее любого человека. -  Тогда  едь  домой  и  там,  в  спокойной  обстановке,  обдумай  ситуацию,  -  немного  подумав, 
предложила Элис. – Я верю, что мы сможем изменить будущее этой девушки и наше собственное. 
Элис  была  права.  При  желании  можно  победить  любого  монстра,  даже  если  ты  сам  себе 
монстр  и  палач.  Я  вышел  на  стоянку,  отыскал  свой  автомобиль  и  сел  на  водительское  сидение. 
Некоторое  время  я  сидел,  не  двигаясь,  и  наблюдал  за  тем,  как  вода  стекала  по  ветровому  стеклу. 
Дождь усилился еще больше, казалось, погода подстраивалась под мое состояние. Если это так, то 
скоро начнется гроза. 
Я  включил  «дворники»  и  выглянул  в  окно.  Элис  уже  не  было  на  улице,  она  вернулась  в 
школу,  уверенная,  что  я  не  сделаю  никаких  глупостей.  Я  и  сам  был  почти  уверен  в  этом,  когда 
выезжал со стоянки, но чем дольше я колесил по городу, тем меньшей становилась моя уверенность 
в своих силах. 
Убить девушку было проще  всего. С  ее  смертью исчезнут  все проблемы, не будет риска ни 
для меня, ни для моей семьи, ни для других людей, которые могут случайно пострадать из-за меня. 
Если я сделаю все незаметно, никто в школе даже не догадается, что  это я убил ее. Полиция  тоже 
ничего не сможет выяснить, у них не будет ни доказательств, ни улик, ни свидетелей… 
Ничего  не  случится,  никакой  катастрофы  не  произойдет,  если  в  Ванкувере  станет  одной 
школьницей меньше. 
Тогда я окончательно решил, что убью ее. Я подписал смертный приговор ни в чем невинной 
девушке, которая всего лишь оказалась не в том месте и не в то время. 
 
Время  пролетело  быстро,  я  появился  на  стоянке,  как  раз  тогда,  когда  большая  часть 
старшеклассников  высыпала  на  улицу.  Найти  среди  них  девушку  было  не  так  сложно.  Ее  запах 
выделялся из сотен других запахов. Она одиноко шла к своему автомобилю, снова ни о чем не думая. 
Даже я не промелькнул в ее тихих мыслях. Я делал вид, что просто жду кого-то в машине, на самом 
деле  я  следил  за  ней. Я  подумал,  что  лучше  сделать  это  не  на  территории школы,  а  где-нибудь  в 
менее людном месте, возможно, у ее дома. Она села в свой синий «Форд таурс» и медленно выехала 
со стоянки. Я тенью последовал за ней. 
Никто  не  о  чем  не  догадывался.  Никто  не  знал,  что  этой  девушке  не  суждено  доехать  до 
дома… 
Я ненавидел себя? Нет, я знал, что я поступаю неправильно, но совесть пока не душила меня. 
Это произошло гораздо позже. 
Девушка не заметила ничего странного, она не поняла даже, что за ней следили всю дорогу до 
дома. 
Припарковавшись возле небольшого светлого домика в спальном районе, девушка вышла из 
машины. Тогда я и настигнул ее. Я незаметно подкрался к ней сзади, обернувшись, она наткнулась 
прямо на меня. 
- Ч-что ты здесь…? 
Ничего не ответив, я потащил ее подальше от дороги, куда-нибудь, где нас не могли заметить. 
Пока на улице было тихо и безлюдно, я должен был успеть закончить свое кровавое дело. 
Она пыталась  звать на помощь, но были две причины, по которым ей никто не мог помочь: 
никто не слышал ее криков – это раз, никто не был в силах спасти ее от меня – это два. Прислонив 
девушку к дереву, я жадно впился зубами в ее тонкую шею. Свежая кровь фонтаном хлынула мне в 
рот.  Я  моментально  лишился  рассудка,  снова  впервые  за  последние  70  лет  почувствовал  себя 
настоящим чудовищем. Я позволил себе забыться, на какое-то время я полностью отдался убийству. 
Ее кровь заставила все вокруг померкнуть, мир вокруг меня исчез: звуки, цвета – все слилось в одно 
яркое белое пятно... 
Потом был крик. Отчаянный женский крик. В нем было столько ужаса и…боли? Кричала не 
девушка, она к тому времени была уже слишком слаба, чтобы кричать, да и голос был постарше. Ко мне  резко  вернулся  рассудок.  Я  понял,  что  произошло  –  меня  заметили,  причем  это  было  двое 
людей: мужчина и женщина  среднего  возраста. Они  стали  свидетелями моей  слабости и  ужасного 
хладнокровного убийства. 
Времени  на  рассуждения  у  меня  не  было,  я  оставил  девушку  и  набросился  на  них. 
Бессознательно – я уже не мог контролировать себя… 
Дальнейшие  события  были  размытыми.  Я  помнил,  как  появились  Элис  и  Эммет  и  силой 
отвезли меня домой. В себя я пришел только дома. Я понял, что произошло, что я натворил, и мне 
впервые за много десятилетий стало страшно. Я испугался за себя и за свое будущее. Что теперь со 
мной будет? Я стану чудовищем? Снова? Я убил троих человек, вместо одной несчастной девушки. 
Я не справился с собой дважды. Что же будет дальше? 
Панический ужас… Кажется, что тогда я испытал именно это. 
 
Отец был недоволен мною, но он не кричал на меня, он знал, что мне было достаточно одного 
его осуждающего взгляда. 
«Я думал, ты сильнее, Эдвард…» 
- Прости, Карлайл… Я не мог ничего с собой поделать, она пахла так привлекательно, как… я 
никогда не слышал более привлекательного запаха. 
- Но ты мог позволить ей уйти. 
- Я уже ненавижу себя – этого достаточно? 
- Эдвард… 
- Я подвел тебя. Я подвел всю семью. Обещаю, что больше этого не повторится. 
 
Элис  узнала  о  моем  отъезде  первой.  Я  решил,  что  так  будет  лучше  и  для  семьи,  и  для 
человечества, и для меня самого. Я не знал, вернусь ли, Элис тоже не знала этого. Оставить семью 
оказалось сложнее, чем я думал, но выбор уже сделан. Я сам виноват в том, что придется уходить. 
Никто кроме меня не виноват в том, что случилось… 
 
*** 
 
13  лет  спустя  я  понял,  что  пришло  время  вернуться.  За  эти  годы  я  привел  в  порядок  свои 
мысли,  научился  снова  контролировать  себя  и  свою  жажду.  Я  снова  стал  прежним  Эдвардом 
Калленом. Кто знал, что в одну секунду все пережитое 13 лет назад вернется ко мне в виде простой и 
невзрачной девушки с каштановыми волосами и такими глубокими шоколадными глазами? Я не мог 
не узнать ее, пусть даже цвет глаз был другим и черты лица были немного не такими, но она была 
почти точной копией Эмили Свон. 
Не удивительно, ведь это ее младшая сестра. 
И она живет в нашей семье. 
О нет… 
 
Глава 3 «Как прежде уже не будет никогда» 
 
На  меня  все  еще  смотрела  пара  полубезумных  глаз  цвета  крепкого  чая, Эдвард  едва  ли  не 
прожег во мне дыру диаметром с полметра. Злость в его взгляде постепенно угасала, но я все еще 
чувствовала себя едой, приготовленной специально к приходу гостя. Желание свернуться в комочек 
в крепких, излучающих безопасность, объятьях отца было очень сильным, почти непреодолимым. 
Нет  ничего  естественней,  чем  бояться  своего  естественного  врага.  Нет  ничего  более 
нормального,  чем  страх  перед  встречей  с  вампиром  лицом  к  лицу  в  темном  переулке  среди  ночи. 
Страх – что может быть естественней? Каждый из нас хоть раз в жизни испытывал  такое чувство, когда  в  кровь  вырывалась  шальная  доза  адреналина,  заставляющая  сердце  биться  чаще,  лоб 
покрывался испариной, а мозг лихорадочно искал безопасного укрытия для тела. Со мной все было 
совершенно не так. Я прекрасно знаю, что такое страх. Страх, пробирающий до костей, холодящий 
кровь… 
Но сейчас… Я знаю, чего хотел Эдвард, но где-то в глубине души, которая в эти минуты ушла 
далеко вниз, в самые пятки, я понимала, что он не просто не мог убить меня. И не потому даже, что 
почти вся моя семья в любую минуту готова была встать между нами, а потому, что было еще нечто 
странное, непонятное для моего разума, что подсказывало мне не бояться его... 
- Бэлла, дочка, не бойся. 
Я хотела успокоить отца, сказав, что не боюсь и все в порядке, хоть на самом деле это было 
совсем не так, но я не успела сказать и слова потому, что заговорил Эдвард. Его голос был в сто раз 
прекраснее  голоса  любого  певца,  которого  я  когда-либо  слышала,  он  напоминал шелест  листьев  в 
ночном лесу - такой же загадочный, таинственный и волнующий. 
- Пополнение в семействе … - он перевел взгляд с меня на Эсми, затем Карлайла. Не нем он 
задержался чуть дольше, - Мило. 
Эдвард поднял с пола свою дорожную сумку и прошествовал с ней до дивана, на котором тут 
же с хозяйским видом уселся, небрежно забросив сумку в кресло, стоящее рядом. 
- Я  всегда  подозревал,  что  для  нашей  семьи  законы не  писаны,  и  теперь  я  уверен  в  этом,  - 
блуждающий  взгляд Эдварда  снова  переполз  на меня. Именно  я  была  объектом  его  любопытства, 
которое,  кстати,  он  даже  не  пытался  скрыть,  с  интересом  изучая  меня,  как  выставочный  лот. 
Удивление и шок прошли, и теперь Эдвард смотрел на меня более спокойно. 
- Эдвард, не надо. Не сейчас,  - руки отца упали с моих плеч, он склонился над моим ухом и 
попросил уйти в свою комнату. 
Мне не оставалось ничего, кроме как послушаться его и надеяться, что ничего нехорошего не 
произойдет.  Бросив  последний  раз  взгляд  на  Эдварда,  я  на  ватных  ногах  отправилась  в  свою 
комнату, разглядывая пальцы ног. Последним, что я услышала перед тем, как закрыть за собой дверь, 
был голос Эдварда. Он абсолютно серьезно, уже без какого-либо намека на шутку спросил, как все 
это понимать. 
Я едва удержалась от того, чтобы хлопнуть дверью. 
Иногда мне  очень  недостает  такого  сверхчувствительного  слуха,  как  у  вампиров,  сейчас  он 
хорошо пригодился бы мне. Я умирала от любопытства, находясь в неведении. Мне хотелось, нет, я 
должна была знать, о чем Эдвард говорил с отцом. Я догадывалась, что речь шла обо мне, но этого 
было мало, мне нужны были детали, чтобы понять, почему Эдвард так на меня смотрел. Анализируя 
его взгляды и движения, я не могла полностью понять, что объясняло его поведение. 
Забравшись на подоконник, я попыталась еще раз прокрутить в голове тот момент, когда он 
увидел  меня  на  лестнице. Мне  недоставало  одного  потерянного  кусочка  мозаики,  чтобы  увидеть 
картину целиком. Чего-то не хватало: деталей, слов… 
Проще мое  состояние можно было описать, как  я  знаю, что  я чего-то не  знаю, но чего  я не 
знаю – я не знаю. 
А может и хорошо, что я не знаю, о чем они говорят? Может мне лучше не знать об этом? 
Есть  такие вещи, не  зная которых спишь крепче и жизнь кажется светлее. Есть  такие вещи, 
которых  лучше  не  слышать…  Особенно  если  они  касаются  тебя.  Но,  по  сути,  о  чем  они  могли 
говорить?  Зависит  от  того,  кто  такой  этот  Эдвард.  Некоторые  догадки  у  меня  уже  имелись,  но  я 
решила пока попридержать их на будущее. 
Мои размышления прервал стук в дверь, сразу после которого в комнате появилась Элис. Мне 
очень хотелось верить, что она расскажет мне все, она-то с Эдвардом знакома и скорее всего очень 
хорошо знакома. 
- Я подумала, что тебе нужна компания сейчас, - пропела Элис, прикрывая дверь. - Угу… Кстати… Хороший был сюрприз, Эл, я оценила. 
- Ты о чем? – Элис задумчиво уставилась на высокую ель, хорошо видную из моего окна, - Аа, 
об Эдварде, - тот полный энтузиазма огонек, горящий в ее глазах, моментально померк, - Это не был 
мой сюрприз. Я задумывала кое-что другое. 
Все еще пытается уходить от прямого ответа. Все еще хочет сохранить интригу… Какая там 
интрига? Мне сейчас как-то нет особого дела до подарка Элис: Эдвард забрал все мои мысли. Но это 
не значит, что мне совсем не интересно, что Эл хочет мне подарить. 
- Кое-что  другое…  -  я  задумчиво  кивнула,  блуждая  взглядом по  вековым  деверьям. Иногда 
мне кажется, что я могла бы часами так сидеть, наблюдая за зеленоватой дымкой, поглотившей весь 
лес  и  за  тем,  как  в  редкие  солнечные  дни  мелкие  пылинки  витают  в  воздухе,  создавая  эффект 
рассеянного света. 
- Скоро  расскажу. Всему  свое  время!  - Элис  примостилась  на  подоконнике  рядом  со мной. 
Некоторое время она молчала. 
- Эй, Бэллз, с тобой все в порядке? 
-  Нет.  -  честность  всегда,  в  любой  ситуации,  лучше  всяких  оправданий,  особенно  в  моем 
случае.- Что вообще происходит? Кто этот Эдвард? И чего он на меня так уставился, как будто сто 
лет человека не видел или….правда, не видел? 
- Нет, - Элис уверенно покачала головой, - видел. Тут не в этом дело. 
- А в чем? 
Элис не  отвечала, проследив  за  ее  взглядом,  я  обнаружила,  что  она  уставилась на  что-то,  в 
нашем измерении несуществующее – в будущее. Я не могла не узнать этот взгляд. В такие моменты 
разговаривать с Эл бессмысленно, это будет равноценно тому, как если бы я разговаривала со стеной 
или картиной. 
Очнувшись, Элис перевела взгляд на меня. 
- Что? Ты что-то спрашивала? 
- В чем там дело с Эдвардом? 
- Похоже, что ты для него…. очень хорошо пахнешь. 
Ах, вот оно что. Я для Эдварда – что-то вроде самого спелого яблока на дереве – хочется, но 
достать трудно. 
- Но ты не бойся его, он хороший, - поспешила добавить Элис. 
- Ты знаешь его? 
- Конечно! Эдвард  раньше жил  с  нами,  он  был  членом  нашей  семьи  очень  долгое  время,  а 
потом… - Элис помрачнела, как будто вспомнила что-то плохое, ее взгляд погрустнел. 
- А  потом..?  –  мне  казалось,  что  она  не  горела желанием  продолжать  свой  рассказ.  Что-то 
смутило ее. 
- Потом он решил пожить отдельно. Это случилось около тринадцати лет назад. 
- Почему он ушел? – я не думала, что придется вытягивать из Элис каждое слово. 
Элис  спрыгнула  с  подоконника  и  прошлась  до  многочисленных  стеллажей  с  книгами  с 
дисками. 
-  Я  не  знаю…  ему  просто  захотелось  пожить  одному,  -  она  пожала  плечами,  скучающе 
проводя  тонкими  белыми  пальцами  по  корешкам  книг.  Мне  казалось,  что  она  чего-то 
недоговаривала. 
Странно это – Элис чего-то не знает, ей всегда известно больше, чем остальным. За все время, 
что  я живу  с Калленами,  я  ни  разу  не  видела,  чтобы Элис  была  не  в  курсе  причин  тех  или  иных 
событий. Она всегда все знала. 
- И ты даже не знала о его возвращении? 
Элис повернулась ко мне лицом. Ох, кажется, я застала ее врасплох. - Это прозвучит странно, но да. Я не видела его до последней минуты. Для меня, как для тебя 
и для всех, его возвращение стало сюрпризом. 
Теперь осталось понять, хорошим или плохим. Всех шокировало его появление, точнее и не 
скажешь. Вот  только почему? Интуиция подсказывает мне, что я должна выяснить происхождение 
этого  скелета  в шкафу  Калленов,  а  вот  тихий  голос  здравого  смысла  советует  моей  припашивой 
интуиции молчать в тряпочку и не лезть туда, где могут откусить нос или что-то еще. 
- А Эдвард к нам насовсем вернулся? 
- Да, он решил, что пришло время вернуться к семье. 
Как  сказала  бы  моя школьная  подруга Джессика:  «чуууудненько  выходит».  Я  уверена,  что 
никогда раньше не видела своих родных такими взволнованными, а все только потому, что вернулся 
их  блудный  сын  после  тринадцати  лет  скитаний  неизвестно  где.  Будь  все  так  просто,  его 
возвращение не произвело бы такого фурора. Возможно, что они волновались из-за того, что Эдвард 
ничего обо мне не знает, ему ничего неизвестно о том, что я живу с Каленами и поэтому его реакция 
на меня может быть слишком бурной, если он ни разу ни с кем из них не контактировал за эти годы. 
Вот и главный вопрос – почему? Неужели скелетов в шкафу Калленов гораздо больше, чем я думаю? 
А чего, собственно говоря, я хотела от жизни среди вампиров? Они не такие, как я. Я не такая, 
как они. Между нами  слишком много различий, много острых углов, которые даже  время и почти 
человеческий образ жизни Калленов не может скрасить. 
А у меня нет другого выхода, кроме как смириться с положением вещей, принять все как есть, 
и постараться распутать клубок недомолвок в моей семье. 
Теперь мне придется свыкаться с мыслию, что у меня не два, а три брата, а Эдварду придется 
привыкать к человеческой сестренке. 
Моя жизнь теперь обещает быть веселой. 
-  А  что?  Еще  один  брат  –  хороший  подарок  на  день  рождения,  -  я  озвучила  свою  мысль 
немного  не  в  таком  виде,  в  котором  она  зародилась  в  моей  голове.  Не  хочу  пока  выдавать  свои 
подозрений, пусть все будет так, как и должно быть, а там дальше посмотрим, что получится. 
 
(Edward's POV) 
- Можешь радоваться, Эдвард, что ты хотя бы не всю семью убил. 
Я знал, что вместе со мной вернется и осуждение моих ошибок Карлайлом. Единственное, что 
изменилось,  -  это  степень  осуждения. Прошло  время,  а  со  временем  все  слабеет,  утрачивает  свою 
былую силу. Но не проходит полностью. Никто никогда в этой семье, похоже, не забудет о том, что я 
однажды сделал. 
-  Теперь  меня  будут  осуждать  целую  вечность?  Что  такого  страшного  я  сделал,  что  даже 
спустя тринадцать лет мне никак не простят мою слабость? Я убил  троих человек, а Розали в свое 
время разделалась с пятеркой. Хладнокровно, расчетливо, продумывая каждую деталь убийства, а я 
даже не планировал этого. 
- У нее есть достойное оправдание и тебе прекрасно об этом известно. 
Карлайл  спустился  с  лестницы,  останавливаясь  в  нескольких  метрах  от  меня. Про  себя  он 
отметил, что я изменился за эти тринадцать лет. Он считает, что я уже не совсем такой, каким был до 
того  дня. Как  будто  делит меня на  два периода:  до  убийства Свонов и после. И  вариант  «до»  ему 
нравился  больше.  Он  не  пытается  скрыть  эту  мысль,  он  знает,  что  для  меня  все  еще  является 
авторитетом и образцом подражания, идеалом, к которому я когда-то стремился. 
Когда-то… До тех пор, пока не понял, что я совсем не такой как он. Я плохой парень, который 
не сможет измениться, даже если захочет потому, что это – его судьба. Это моя судьба – постоянно 
быть на грани между «плохим» и «хорошим». Где-то я силен, в чем-то даю слабину, но такой уж я 
есть, и им придется принять меня таким. Я кивнул, изучая интерьер в гостиной. Теплые тона, естественные формы – все как по старой 
традиции и ощущается рука Эсми. Я не заметил, как на моем лице появилась улыбка. Воспоминания 
о  старых  добрых  временах  всегда  грела мне  душу,  даже  в  самые  темные  ночи  далекий  семейный 
огонек, да просто знание того, что он где-то есть, вселяло в меня надежду на то, что когда все будет 
как прежде. 
Но надо жить реальностью: как прежде уже не будет никогда. 
-  Верно,  у  нее  были  свои  причины,  у  меня  были  свои.  Ты  не  знаешь,  насколько 
привлекательным был для меня ее аромат. Я никогда и подумать не мог, что простой человек может 
так  пахнуть. И  я  должен  был  сталкиваться  с  ней  каждый  день  на  уроках,  сидеть  с  ней  за  одной 
партой, толкаться на стоянке, в коридорах… Я же не мазохист какой-то! 
- Но ты мог попытаться избежать встреч с ней, Эдвард, у тебя были другие варианты. 
- Да,  были. Я мог  сорваться  прямо  на  уроке  и  убить  ее  на  глазах  у  всего  класса. Я  выбрал 
более безопасный вариант для нашей семьи. 
- Значит, хочешь сказать, что убивая Эмили, ты думал о семье? 
- Да. Я  думал  о  том,  что  будет  с нами  всеми,  если нас  разоблачат. Я  о  безопасности  семьи 
беспокоилcя в первую очередь. И знаешь, мое мнение: пора уже забыть о том, что случилось тогда. 
Жизнь не стоит на месте, прошло уже столько лет, что настало время забыть о прошлых просчетах, и 
смотреть вперед. 
«Он совсем другой…» - думал Карлайл, рассматривая меня. Я казался ему уже совсем другим, 
а не тем тихим и слегка меланхоличным Эдвардом, каким я был раньше. 
-  Знаешь,  я  с  тобой  в  какой-то  степени  согласен,  но  только  отчасти. Я многие  вещи  теперь 
воспринимаю иначе, проще. И я хочу быть таким, какой я есть сейчас. Мне нравится смотреть на мир 
своими новыми глазами. 
- Смотри, не перестарайся с ремонтом внутри себя. 
- Не перестараюсь. Он уже окончен, осталось только мебель внести, что я сейчас и собираюсь 
сделать. 
Я поднялся с дивана, направляясь к лестнице. Меня тянуло к Бэле с того самого момента, как 
я увидел ее. Эта тяга не была обусловлена жаждой или тем, что у нее был приятный запах, но он был, 
хоть и не такой чудесный, как у ее сестры, но все равно очень притягательный. 
- Куда ты? 
- К Бэлле, ее, кажется, так зовут? Хочу познакомиться со своей новой сестричкой. 
- Эдвард… - Карлайл возник прямо передо мной, одной ногой становясь на ступеньку. 
- Не волнуйся, я ее есть не собираюсь. Родственников кушать не очень хорошо, это я знаю. 
- Ты знаешь, что это ее сестра? 
- Я уже догадался. Она похожа на нее и запах… Я не мог его не узнать. 
- Как раз этого я и боюсь, Эдвард. 
- Не бойся, он не настолько привлекателен, как был у Эмили. В Бэлле другая загадка, которую 
я собираюсь разгадать. Я не могу слышать ее мыслей. 
Карлайл отступил, давая мне возможность пройти. 
- Только будь осторожен, Эдвард. С Бэллой не должно ничего случиться. 
- Знаю. Не волнуйся, я не собираюсь ее убивать. 
 
___________________________________ 
 
Глава 4. ТЕОРИЯ. 
Если бы я только знала, что он это услышит. 
Если  бы  я  только  учла,  не  забыла  про  слух  и  прочие  чертовски  полезные  навороты 
вампирского тела. Я  иногда  бываю  очень  неосторожной,  порой  даже  слишком,  и  это  создает  очень  много 
проблем для меня. Речь идет никак не о моей неуклюжести или плохой координации, речь идет о тех 
моментах,  когда  необходимо  быть  тише  воды,  ниже  травы. Я  просто  не  умею  быть  осторожной  и 
аккуратной, когда от этого зависят многие важные вещи в моей жизни. 
Два пафосных стука в дверь. Именно пафосных. 
Рыжая голова в двери. 
Наглый взгляд. Именно наглый. 
Гнев - неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум. 
Кто? Да кто он такой, что смеет без разрешения вторгаться в мое личное пространство?! Брат, 
от силы пять минут. Человек, которого я вижу впервые и который уже успел навсегда отпечататься в 
моей голове. С одной стороны он был здесь, среди тех, кого я называю своей семьей, задолго до того, 
как появилась я, значит, у него больше прав считать себя хозяином этого дома, и я еще как-то могу с 
этим смириться. Но с другой стороны это моя комната и не каждому позволено вторгаться сюда, не 
услышав моего разрешения! 
Но есть еще и третья сторона, находясь на которой, Эдвард имеет право игнорировать первые 
две. 
-  Упс,  тут  уже  собралась  компания,  -  притворное  извинение.  Ненавижу.  Он  вел  себя  так, 
словно был центром вселенной. Уверенно вошел в комнату, оставляя на светлом ковровом покрытии 
следы от грязной обуви, окинул взглядом мебель. Так по-хозяйски. 
- Хорошая комната, я бы здесь жил. 
Я не могла видеть себя со стороны, но и без этого  знала, что мои щеки вспыхнули краской. 
Что, спрашивается, он себе позволяет? Даже не лице Элис отобразилось удивление. Окей, спокойно, 
не одну меня 
шокировал Эдвард, это хорошо. Это значит, что такое поведение ему не свойственно. А это в 
свою очередь значит, что не все так плохо. 
Да, верно, будет хуже. От моего новоиспеченного родственничка можно ожидать всего. 
Я вскочила с подоконника, делая уверенный шаг в сторону Эдварда, но не приближаясь при 
этом к нему ближе, чем на пять метров. 
- Привет, Бэлла. Как дела? Как поживаешь? Все нормально, спасибо, что спросил. Я тоже рада 
знакомству. 
Лови,  мистер  высокомерие!  Несмотря  на  то,  что  я  для  тебя  -  всего  лишь  потенциальная 
закуска, я не позволю тебе обращаться со мной, как со шваброй. В конце концов, у меня тоже есть 
чувство  собственного достоинства. Хоть  я и человек и  слабее  тебя. Нет, почему  "хоть"? Человек  - 
звучит  гордо! Человеком  быть...почетно  что  ли? Пусть  спросит,  если  захочет,  и  я  назову  порядка 
десяти причин, по которым человеком быть лучше. 
- Шипы  в  наличии...  -  еле  слышно  пробубнил  Эдвард,  - Идеально,  Элис,  -  взгляд  Эдварда 
переметнулся  к  стоящей  с  округлившимися  глазами  у  окна  Элис,  -  тебя  хотел  видеть  Джаспер. 
Быстренько к нему. 
- Эдвард!? 
-  Что  Эдвард?  Я  уже  сто  восемь  лет  Эдвард.  Давай  уже,  не  красиво  заставлять  любимых 
ждать, - он положил руку на спину Эл, подталкивая ее к выходу. 
- Я никуда не пойду. 
Эдвард склонился над ней, прошептав что-то на ухо, после чего Элис уже выглядела не такой 
серьезной и напряженной. 
- Видишь? А теперь - вперед. 
 
Как  только  за  Элис  закрылась  дверь,  я  в  полной  мере  смогла  понять,  как  сильно  мне  не 
хотелось этого. Не в том дело, что я боялась остаться с Эдвардом наедине, хотя и это тоже, а в том, что  в присутствии Элис  я  всегда  чувствовала,  что  в  споре  с  судьбой  у меня преимущество  в  одно 
очко. 
- Ты меня боишься? 
Хотелось  сейчас  блеснуть  своим  красноречием,  сказать  что-то  такое,  что могло  бы  осадить 
его, но в подобные моменты я обычно немею. 
Он  сделал шаг  вперед,  сокращая  расстояние  между  нами,  он  был  напряжен.  Я  видела  это 
сквозь  плотно  прилегающую  к  телу  футболку.  Это  тело  хищника  -  оно  всегда  готово  к  атаке, 
независимо от того, какой кровью питается его обладатель. 
Эдвард с любопытством смотрел мне в глаза. Я знала, что он должен прочитать ответ там. К 
сожалению, у меня нет никаких актерских задатков, я не умею врать или скрывать ложь или страх. Я, 
черт возьми, открытая книга. 
- И правильно.  - он  сделал шаг назад,  снимая  с лица маску хищника,  - меня надо бояться... 
Гипотетически. 
Наконец я нашла нужные слова. 
Ну, когда ты со взглядом голодного удава приближаешься ко мне, заставляя меня вжиматься в 
стену, то, пожалуй, да, я боюсь тебя. 
Но сказала я совсем не то. 
- Нет, ты не накинешься на меня, когда все семья в сборе. 
Мне частенько приходится  страдать из-за  того, что мои  слова иногда идут  впереди мыслей. 
Сейчас  как  раз пришло  время  такого  "частенько". Я  с  ужасом  поняла,  что  он может и подождать, 
пока все разойдутся. 
- А ты смелая. Дерзкая... Я думаю, дальше будет весело,  - его зрачки сузились, как будто он 
сосредоточено 
обдумывал какой-то план. 
Какой-то черт дернул меня спросить. 
- Весело для кого? 
- Для всех, я полагаю. 
- Мы будем играть в Тома и Джерри? 
- А ты хотела бы? - внезапность и резкость его голоса буквально ввели меня в ступор. 
- Я похожа на умалишенную? Или я, по-твоему, не знаю, какой ты масти? 
-  Думаешь,  ты  меня  знаешь?  -  все  тот  же  тон.  Пугающий  и  холодный.  Как  лезвие  ножа, 
которое  все  еще  приставлено  к  моей  шее.  Это  такая  игра  на  выносливость.  Проверка  нервов  на 
крепость.  Он  этого  хочет?  Что  ж,  он  получит  желаемое.  Я  уже  не  в шоковом  состоянии,  я  могу 
здраво мыслить. Могу дать хоть какой-то, хоть самый жалкий отпор Эдварду. 
Надо ответить, надо что-то ответить... 
- Ты и сам себя не знаешь. 
Кажется,  я  попала  в  точку. Эдвард  помрачнел,  его  взгляд  сделался  серьезным  и  еще  более 
холодным. Я не думала, что он способен на больший холод во взгляде, но я ошибалась. 
- Да ну? Ты сделала такой вывод, зная меня от силы десять минут. Значит, ты либо хороший 
психолог, а ты не можешь быть им, учитывая возраст, либо ты блефуешь. 
- Но ты же не можешь влезть в мою голову и прочитать там ответ. 
- Знаешь, это будет гораздо интересней, чем я думал. 
- О чем ты? 
Он не ответил, а лишь подошел ко мне еще ближе. 
Раз - и его холодные руки оказались у меня на талии. Два - и я повисла в воздухе на его руках. 
Три - и я уже сидела на подоконнике. Он ближе придвинулся ко мне и прикрыл глаза, жадно вдыхая 
воздух возле моей грудной клетки. Он напоминал голодного уличного музыканта на фуршете, а я  - 
свинину, запеченную с сидром и грушами. 
В  такие  моменты  жизнь  кажется  тебе  самым  ценным  сокровищем,  самой  дорогой  вещью, 
которую  ты  когда-либо  имел,  даже  если  еще  минуту  назад  ты  проклинал  свое  несносное  бытье 
самыми  грязными  ругательствами.  Только  умирая,  понимаешь,  насколько  хочешь  жить.  Только 
теряя, осознаешь истинные ценности. 
- Меньше знаешь, крепче спишь. Знаешь такую поговорку? 
Я судорожно кивнула. 
- Вот и умница. Это все, что тебе нужно знать. Пока. 
Нет,  это...  Это  уже  слишком!  Даже  для  того,  кому  нечего  бояться.  Даже  для  вампира.  Их 
сущность  позволяет  им  чувствовать  себя  выше  других  существ.  Они  идеальные  хищники,  самые 
опасные  на  свете.  Допустим,  это  дает  им  фору.  Но  какого  черта  этот  рыжий  тип  я-само-
совершенство, позволяет себе подобные вещи со мной?! Ведь если разобраться, я в этой семье такой 
же "ребенок", как и остальные. И права у меня те же. 
- Почему ты такой, Эдвард? Точнее, почему ты хочешь быть таким? 
- Не понял. 
-  Ты,  и  тот,  кем  ты  себя  мнишь  -  разные  личности.  Почему,  для  чего  существует  второй 
Эдвард? 
Он  рассмеялся,  делая шаг назад. Я  смогла наконец  вздохнуть  с  облегчением. Нет,  я  уже  не 
боялась Эдварда так сильно, но мне было гораздо комфортней, когда он находился не так близко. 
- Не понимаю, о чем ты говоришь. 
Врет. Напропалую врет. 
Мне удалось попасть в точку, стреляя с завязанными глазами. Тыча пальцем в небо. 
- Ты не такой плохой, Эдвард. Черты твоего лица - разве могут они врать? Ты хочешь, чтобы 
все вокруг поверили в то, что ты такой плохой, каким ты притворяешься. Зачем? Я не пойму, зачем 
тебе эта маска? 
-  Во-первых,  черты  моего  лица  как  раз  созданы  для  того,  чтобы  врать.  Ты  видишь  меня? 
Видишь мое лицо?  - я кивнула  - Да? Видишь. И что ты видишь? Ты видишь оружие, которое дано 
мне  для  того,  чтобы  я подслащал пилюлю  смерти  для  своих жертв. Я  должен  очаровывать,  чтобы 
убивать. Во-вторых, я на самом деле такой. Я далеко не ангел, очень далеко. Я застрял на самом дне 
пекла, где бывают редкие грешники. Я очень гадкий и опасный, меня лучше не трогать. Я убийца и я 
очень  плохой,  Бэлла.  Я  убивал  людей,  я  убил...  -  внезапно  он  замолчал,  крепко  стиснув  зубы. 
Медовые глаза потемнели, налились злобой, болью и... 
Раскаянием?  -  неподходящее  слово,  но  это  первое,  что  приходит  на  ум  и  хоть  чуть-чуть 
соответствует тому, что я вижу. 
- Я опасен, поняла? Кто хочет спать спокойно, лучше пусть держится от меня в стороне. 
- Но ты не хочешь быть. 
-  Тихо!  -  он,  подобной  дикой  кошке  метнулся  ко  мне,  зловеще  нависая  у  меня  над  лицом. 
Глаза дикие-дикие, злые-презлые. Губы, похожие на две тонких линии, плотно сжаты. Ему удалось 
достичь вершины мастерства в своей игре. 
- Не шипи на меня. 
- Ты мне запретишь? 
- Эдвард. 
- Что? 
«Помоги мне понять тебя. Помоги расшифровать код твоего поведения!» 
- Почему мне кажется, что в действительности ты не такой? Почему ты играешь со мной в эту 
игру? 
- Ты детективов перечитала, Бэлла. Ты видишь то, чего нет. - Да нет, это ты отрицаешь действительность. Я же вижу тебя, вижу, какой ты на самом деле. 
Глядя на тебя, я вижу двоих разных Эдвардов. Не знаю, почему мне кажется, что это именно так. А 
Элис, то, как у нее округлились глаза, когда ты вошел, только подтверждает мою теорию. 
-  Теорию?!  -  Эдвард  громко  рассмеялся,  отступая  от  меня  еще  на  несколько  шагов.  -  Ты 
строишь теории 
относительно меня? Надо же, какая ирония! 
Я  удивленно  хлопала  ресницами,  не  сводя  с Эдварда  взгляда. Мне  вдруг  показалось,  что  я 
глобально  ошиблась,  полагая,  что Эдвард  притворяется  плохим. Он  на  самом  деле  такой. Душа  у 
него,  черная,  как  уголь,  а  сердце  ледяное,  ядовитое,  не  способное  чувствовать. Он  холодный,  как 
айсберг  в  Северно-ледовитом  океане. Просто  глыба  льда  в  виде  человека. Идеальная,  прекрасная 
глыба  льда,  от  которой  так  сложно  отвести  взгляд.  И  почему  я  думала,  что  не  могу  ошибиться? 
Любому из курса биологии известно, что самые ядовитые и опасные растения на вид прекрасны. Он 
очаровывают,  заманивают  к  себе  красотой  любопытных  или  просто  глупых  бабочек,  и  когда  те, 
неспособные  сопротивляться  чарам,  садятся  на  растение-хищник,  оно  вдруг  перестает  казаться 
прекрасным, когда крепкие щупальца смыкаются на теле беспомощной жертвы. Эдвард подобному 
такому  растению  заманил  меня  в  свои  сети.  Я  уже  попалась.  В  первую  же  секунду,  как  только 
увидела его. 
- Знаешь, я ошибалась насчет тебя. 
-  Три  самых  прекрасных  слова  на  свете,  -  он  криво  усмехнулся,  но  даже  эта  насмешливая 
гримаса чертовски шла ему - этому дьяволу с ангельским обличьем, этой обаятельной сволочи и до 
ужаса привлекательной язве. 
- Ты и  есть  тот, кого  я  в  тебе  вижу. Это  во мне проблема:  я очень часто  вижу  то,  что хочу 
видеть. 
Эдвард  снова  приблизился  ко  мне,  холод  его  тела  четко  ощущался  даже  через  мой  теплый 
халат  и  пижаму.  Меня  пробрала  легкая  дрожь.  Даже  странно.  Мне  казалось,  что  Эдвард  был 
холоднее остальных Калленов, как будто  его  сердце  вырабатывало  дополнительный лед, делая  его 
еще  более  холодным.  Он  должен  был  вызывать  у  меня  что-то  вроде  отвращения,  но  нет,  ничего 
подобного, я просто боялась. 
Но не Эдварда. 
- Наконец-то, разглядела-таки, что я не скрытый добряк, да? 
Эдвард сделал еще один шаг, прижавшись почти вплотную ко мне. Его руки легли на оконные 
стекла  с  двух  сторон,  заключая меня  в  такую  клетку, из  которой  я не могла  улизнуть. Два  темно-
коричневых, почти черных глаза смотрели на меня свысока во всех смыслах этого слова. 
Высокомерие, наглость, опасность, предупреждение, вызов - все было в его глазах. Все, что он 
хотел, чтобы 
я знала. 
Игра - не самое подходящее слово, но это первое, что пришло мне на ум. 
Я  знала,  что Эдвард  не  мог,  да  и  не  собирался  делать  мне  больно. Все,  чего  он,  вероятно, 
хотел  -  это  напугать  меня,  заставить  бояться,  ведь  он  мог.  Так  почему  бы  не  воспользоваться 
возможностью?  Если  в  доме  есть  человек,  белая  ворона,  чужой  среди  своих,  так  почему  бы  не 
издеваться над ним? Тайком, пока никто не видит. Насмехаться, изводить. 
Он знает, что я не стану жаловаться, знает, что я буду молчать, снося все, что он будет делать. 
Ему все можно. 
Он так считает. 
Но  почему  я? Почему  он  делает  это? Почему  он  больше  похож  на  тех  вампиров,  которые 
охотятся  в  ночи  на  глупых  и  доверчивых  молодых  девушек,  долго  играя  с  ними,  перед  тем,  как 
убить, чем на Калленов, с которыми он, по словам Элис, прожил очень много времени? Как можно и 
можно ли так отличатся от них? - Да! - я старалась сделать свой голос уверенным, но когда чувствуешь себя птицей в клетке, 
гордость сама поневоле испаряется, как дождевая лужа в солнечный день.  - Да, разглядела, но я все 
равно не могу понять тебя. Пытаюсь, но не могу. 
- Это так забавно, Бэлла. Как я уже говорил, это ирония - тебя тоже нелегко понять. 
- Да ну? 
-  Обычно,  чтобы  разобраться  в  человеке,  мне  необходимо  от  силы  полминуты.  Прочитав 
мысли,  я  уже  знаю,  что  у  кого  на  уме. А  ты...Твоих  мыслей  я  не  слышу.  Они  под  паролем.  Вот 
поэтому ирония. Ты пытаешься  разгадать меня,  а  я  -  тебя. Мне  любопытно,  что  у  тебя  внутри, из 
какого  ты  теста.  Пожалуй,  копаться  в  головах  у  людей,  разбирать,  изучать  их  поведение  -  это 
интересно. Разгадывать их как кроссворд. Ты, - он склонился надо мной так низко, что я чувствовала 
его  ледяное  дыхание  на  коже,  -  мой  личный  кроссворд,  Бэлла,  и  я  не  отстану  от  тебя,  пока  не 
разгадаю. 
- Зачем тебе это? 
- Я же говорю: просто любопытно. Люди все интересны и любопытны, пока не разберешь их 
мозги по полочкам, а потом, они становятся неинтересными. 
Чудовищный  хам,  бесчеловечный  и  жестокий.  Ему,  как  никому  другому  подходит  его 
нынешняя ипостась. Интересно, каким он был при жизни? Неужели таким же, как сейчас? 
Боже,  как  я  глупа  и  наивна! Как мало  я  знаю  о  том мире,  в  котором живу! Как мало  знаю 
вампиров. Я живу с ними вот уже тринадцать лет, но мне и в голову не приходило, что не все такие 
милые и добрые, как Каллены. 
Они  окружили  меня  заботой,  добротой  и  любовью,  не  рассказывая  мне  о  том,  что  есть  и 
другая  сторона  этого  мира.  Сторона,  на  которой  царствует  мрак  и  жестокость,  место,  где  живут 
такие, как Эдвард. 
Теперь ясно, почему он ушел - он слишком сильно отличался от Калленов 
- Знаешь. Будь собой. Холодным, отстраненным, безразличным. 
- О, прошу, не сотвори из меня кумира. 
- Думаешь, тобой можно восхищаться? Ты недостаточно хорош для того, чтобы можно было 
восхищаться тобой, ты сам убедил меня в этом 
Я  предприняла  одну,  как мне  казалось,  бесполезную  попытку  сбежать,  но Эдвард,  к моему 
удивлению, дал мне возможность сбежать, он даже не попытался меня остановить. 
- Я не могу знать, что у тебя на уме, следовательно, я имею право думать что угодно. 
- Ты хочешь поиграть в загадки? Давай. Я согласна на эту игру. 
- И ты не боишься бросать мне вызов? - Эдвард удивленно изогнул левую бровь. 
- Нет. 
И пусть мой  голос дрогнул в тот момент, пусть я абсолютно не надеялась на победу в  этой 
игре, в которой мои шансы ровнялись почти нулю, я все равно не отступала. 
К черту все, ведь я по своей натуре - игрок. 
- Ну, что ж. Ты сама захотела, - в глазах Эдварда плясали недобрые огоньки. 
 
Глава 5 «Salvation» 
Какой  наивной  я  была,  считая,  что  самое  страшное  уже  позади  и  можно  вздохнуть  с 
облегчением. 
Пережить  появление  Эдварда,  наш  первый  разговор  в  моей  комнате. Нет,  это  было  только 
начало чего-то ужасного, это был пролог к одной очень долгой истории и, как мне кажется, это будет 
история без хеппи-энда. То, что Эдвард затеял (а он точно что-то затеял, я это знала), явно не могло 
хорошо для меня закончиться. Я уверена, что уже в тот момент, когда он появился в моей комнате, 
он придумал какой-то план. Абсолютно точно это был план. 
Кровавый? Может быть. Жестокий? Скорее всего. 
У меня не было сомнений по поводу того, что Эдвард не подарит мне ни одного спокойного 
денька. Начиная с завтрашнего дня мой мир перевернется вверх тормашками, и нет, я не накручиваю 
себя,  даже не  утрирую. Все  будет именно  так. Откуда  я  это  знаю? Элементарно,  достаточно  было 
только взглянуть в глаза Эдварду, чтобы понять, насколько серьезной будет предстоящая игра. Лишь 
одного  я  никак  не  понимала  -  почему  он  это  делает? Почему  он  так  сильно  ненавидит  меня  или 
может он только делает вид, что ненавидит, чтобы оттолкнуть меня? Если Каллены - его семья, если 
каждого  из  них  он  знает  порядка  сотни  лет  или  около  того,  то  я  -  всего  лишь  чужак,  непонятно 
откуда  взявшаяся  человеческая(!)  девчонка,  которая  не  понятно  как,  почему  и  когда  успела  стать 
центром вселенной Каллен. 
Ах, да, я же не просто выскочка без роду, без имени, я поимела наглость занять место, которое 
по праву(?) принадлежало мистеру не-подходи-убьет. 
Но имеет ли он какое-то право, хоть какой-то самый малозначительный повод, самое жалкое 
основание так ко мне относиться? Ведь это не я 13 лет назад просила Калленов взять меня к себе в 
семью  в  качестве  обожаемой  дочери. Не  я  выбрала их, не  я  выбрала  свой  судьбу,  а  судьба  в  лице 
Карлайла и Эсми выбрала меня. Для чего? Говорят, на все есть свои причины, ничто не происходит 
просто  так.  Каждая  случайность  закономерна.  Значит,  есть  причина,  по  которой  я  попала  в  эту 
семью, но я никогда не задавалась этим вопросом. Никогда прежде я не думала о том, что именно я 
была выбрана не случайно. 
 
Странно,  что  многое  из  своего  детства  я  совершенно  не  помню.  Лица  моих  настоящих 
родителей, с которыми я жила всего четыре года до той ужасной аварии, цвет обоев в моей детской 
комнате...  Все  эти  маленькие  вещи,  которые  стоило  бы  помнить.  Я  совершенно  не  помню  своих 
родителей, только из рассказов Эсми, но и она знает не много. Иногда мне кажется, что она совсем 
ничего не  знает о Свонах  - тех, кого со мной больше нет. В том, что она рассказывала мне о моей 
жизни  до  знакомства  с  миром  ночных  охотников,  не  хватало  чего-то  очень  важного,  например, 
нежных, но не материнских рук, которые  так часто обнимали меня. Тогда, в детстве. Что-то очень 
важное было упущено, и об этом Эсми к-сожалению-ничего-не-знала. 
Странно, что вместо всех тех ярких воспоминаний из детства лучше всего я помнила только 
ужас,  страх  и  непонимание  происходящего  13  лет  назад.  Сейчас  я  удивляюсь,  насколько  четко  я 
осознавала, что происходило в тот день. 
чувство неуверенности,  заставляли меня чувствовать себя обманутой и уж никак не несли в 
себе  успокоение. Они  хотели,  чтобы  я не  боялась, но  это  только порождало  во мне новые  страхи. 
Когда  теряешь  что-то  важное,  сразу  осознаешь  свою  потерю.  Глубинами  души  понимаешь,  что  у 
тебя забрали что-то очень-очень важное, без чего, конечно, ты сможешь выжить, но только выжить. 
Но выжить - этого еще недостаточно, нужно еще и научиться жить дальше, идти вперед, отпустив то, 
что потеряно навсегда. Жизнь-то не заканчивается, когда мы что-то теряем, или когда близкие люди 
уходят  от  нас  в  другой,  лучший  мир.  Когда  это  происходит,  мы  лишаемся  частички  себя,  очень 
важной  частички,  без  которой  раньше  мы  не  представляли  себя,  но  теперь,  когда  она  отнята,  мы 
понимаем, что нечто ужасное случилось, да, но это не конец. Все уходит, все умирает. 
На  своем жизненном  пути мы  теряем многое:  родных  и  близких  людей,  уважение,  доходы, 
иногда здоровье или любовь. Все, что остается с нами - это мы. 
Иногда мы - это все, что у нас есть. Все ради чего стоит жить дальше. 
 
Но разве могла я понять это в четыре года? 
 
Когда  я  поняла,  что  больше  никогда  не  увижу маму  и  папу,  все  в моем мире  стало  совсем 
другим - пустым, холодным и безжизненным.  
Бесконечно  долгим  мне  казалось  время,  проведенное  в  приюте.  В  моей  личной  тюрьме  с 
розовой краской на стенах и горами разноцветных игрушек. Как сейчас помню, в то время, как все 
дети  игрались,  радуясь  и  смеясь,  я  сидела  в  углу  с  белоснежным  альбомным  листом  и 
разноцветными карандашами, разбросанными вокруг меня. 
 
Все  девушки  рано  или  поздно  проходят  через  тот  этап,  когда  чувствуют  одиночество  даже 
посреди огромной толпы, а я поняла как это - быть одной среди шести миллиардов - гораздо раньше, 
чем следовало бы. 
 
Это сейчас, когда прошло уже столько лет, я выросла, стала чуть более сильной и терпеливой, 
я смогла окончательно смириться с тем, что их больше нет. Я просто отпустила их, приняв судьбу 
такой, какая она есть. 
Просто  потому,  что  я  верю  в  тот  светлый  день,  когда  пережитое  в  детстве  будет 
вознаграждено. Когда-нибудь судьба заплатит мне по счетам. Я знаю. Я верю. Жду. Как тогда. Как 
всегда, надежда и  вера  сопровождают меня  с  того  самого  дня,  когда  я поняла,  что  теперь  все,  что 
есть у меня - это я сама, и только я могу помочь себе спастись, выжить и не сломаться под напором 
жестокости этой чудовищно странной жизни. В этом мне всегда помогала моя вера. Во что я верила? 
Во многое. В первую очередь я верила в себя и в свои силы, потому что, оставшись наедине с собой, 
мне больше не на кого было рассчитывать. До восемнадцати лет мне предстояла жизнь в сиротском 
приюте.  Сказать,  что  это  место  было  плохим  нельзя,  но  и  домом  назвать  его  тоже  было  очень 
сложно. Мне  повезло  попасть  в  довольно  приличное место,  где  о  нас  всех  -  узниках  собственной 
судьбы  - довольно неплохо  заботились. Нам пытались дать понять, что нас любят, что мы кому-то 
нужны,  нас  окружали  теплом,  отдаленно  напоминавшем  тепло  домашнего  очага.  Вот  только  это 
было совсем не то. 
Различие между  тем домом и настоящим Домом было  величиной  с океан. Те дети, которые 
попали  туда младенцами,  казалось,  были  счастливы. У  них  было  все,  в  чем  они  нуждались,  но не 
более того. И все же для них - для детей, которые никогда не знали материнской ласки - этого было 
достаточно. Они были похожи на того кота, который всю жизнь питался домашней пищей и не знал о 
кормах. В глаза не видя Вискса или прочей синтетической дряни, которую коты чаще предпочитают 
нормальной пище, они молились на хозяйский стол. Это как раз тот случай, когда ломаются простые 
истины, когда знание перестает быть силой и становиться губительным омутом. 
Они не знали, что где-то есть совершенно другой мир... А я знала. 
Меня  буквально  вырвали  из  этой  тихой  гавани  жизни  и  выпустили  в  открытое  море,  как 
аквариумную  рыбку,  которую  я  и  напоминала  себе  в  то  время.  Я  знала,  что  такое  настоящая 
родительская любовь. 
Они не знали. 
Я знала, что такое, когда для кого-то ты - весь мир. 
Они не знали. 
Я знала, как это - быть для кого-то самым дорогим сокровище в мире. 
Но они не знали. Они знали только, что за этими стенами есть другой мир, где ты не один, где 
с тобой еще как минимум двое родных людей, которым ты по-настоящему нужен. Но никто из них 
не знал - как это, что это за чувство и как больно терять это. 
Иногда мне казалось, что было бы лучше, если бы я была как эти дети, которые в приюте с 
рождения. Им неизвестно как это  - в один момент потерять все, не чувствовать той боли, которую 
чувствовала я. 
Но с другой стороны им даже хуже. Потерять близких это не настолько ужасно, как не иметь 
их вообще. Потерю можно пережить, лишение.. Это сложнее. Хуже всего знать, что все могло быть иначе - лучше, проще, легче. Мне оставалось только представлять, как моя жизнь могла сложиться, 
будь родители живы. Фантазировать, создавать в свое голове другие миры, в которых жизнь не так 
жестока, как  в реальном мире. Я могла бы  убежать  туда,  в  свою личную  вселенную,  замкнуться  в 
себе и больше никогда, возможно, не стать прежней или нормальной, как кому угодно. 
Сойти с ума, потерять связь с реальностью, навеки замолчать. 
Это и могло случиться со мной, если бы однажды меня не вырвали из затягивающей пучины 
отчаяния и не вернули к жизни. Я бы не сказала, нормальной, но та жизнь, которую мне подарили 
Карлайл  и  Эсми  была  куда  лучше,  чем  та,  к  которой  я  могла  прийти,  не  появись  они  в  игровой 
комнате приюта "Salvation" дождливым осенним утром. 
Тогда моя вселенная снова перевернулась. Не сразу, но именно с того дня все и началось. 
Их было двое - мужчина и женщина. Они не были слишком молодыми, но и людьми среднего 
возраста  назвать  их  было  нельзя. Муж  и  жена  -  судя  по  тому,  как  они  держались.  Необычайная 
красота  -  вот  что  первым  бросалось  в  глаза  в  этой  паре.  Мужчина  был  высоком  блондином  с 
удивительно  проникновенным  взглядом.  Когда  он  смотрит  на  вас,  вам  начинает  казаться,  что  он 
смотрит  в  самое  ваше  сердце. Видит  вас насквозь. Но,  тем не менее, не пугает, не  отталкивает  от 
себя, а внушает доверие. Такому человеку не страшно и жизнь доверить. Женщина была невысокой, 
самым  удивительным  в ней  тоже  были  глаза  -  крупные и  такие  глубокие-глубокие,  они хранили  в 
себе какую-то тайну. Ее глаза, казалось, пели песню безмолвной грусти, когда она вдруг взглянула 
на меня, во время того, как ее муж разговаривал с миссис Грей  - заведующей. Отпустив руку мужа, 
она подошла ко мне, присела на корточки и, улыбнувшись, сказала: 
- Привет. 
Я только лишь молча разглядывала ее, восхищаясь ее красотой. 
- Меня зовут Эсми. А тебя Бэлла, верно? 
В ответ снова молчание. Я привыкла молчать, а все вокруг привыкли к тому, что я молчу. 
- Тебе здесь не нравится, да? Мне бы тоже вряд ли понравилось. 
Я продолжала молчать, изредка поднимая взгляд с пола на Эсми. 
- Любишь рисовать, да? 
Она  провела  пальцами  по  краю  небрежно,  но  с  детским  старанием  нарисованного  пейзажа 
реки, гор и синего неба. Я инстинктивно закрывала рисунок руками. 
- Что рисуешь? Можно мне посмотреть? 
В ответ тишина. 
- Знаешь, я тоже люблю рисовать. Хочешь, тебя нарисую? 
Я даже не заметила, как к нам подошел ее муж. Мне показалось, что он был чем-то напуган 
или даже не доволен. 
- Эсми, можно тебя на секундочку? 
- Конечно. Мы скоро вернемся, солнышко, - уже ко мне обращалась она. 
 
Они отошли недалеко, очевидно не хотели, чтобы я слышала их разговор, но кое-то я все же 
услышала. 
- Мы должны взять ее, Карлайл. 
- Я все понимаю, но это не так просто, ты же знаешь.... Семья... 
- Элис говорила, что все... и не только мое желание... 
- Но она не как... она... Мы не... другие. 
Затем  они  вышли  в  коридор,  и  я  уже  не  слышала  из  разговора,  который  еще  три  года 
оставался для меня загадкой. 
В следующий раз они вернулись через неделю, в тот день снова было пасмурно, но дождь не 
шел.  На  этот  раз  Карлайл  был  более  разговорчив  и  лучше  настроен  на  общение.  Его  жена  не 
изменилась  совершенно,  она  была  все  той  же  приветливой  женщиной,  излучающей  теплоту  и нежность. Они  взяли меня  с  собой  на  детскую  площадку,  расположенную  на  территории  приюта, 
угощали миндальным мороженным  и  пытались  разговорить,  но  все  их  попытки  вытянуть  из меня 
хоть  слово  были  тщетными. Я  молчала,  как  рыба,  что  бы  они  не  делали,  а  надо  сказать,  что  они 
прилагали все усилия, чтобы я заговорила. Сначала Эсми и Карлайл, а позже он решил, что все это 
бессмысленно  после  такой  психологической  травмы,  которую  я  пережила.  Он  был  уверен,  что  я 
заговорю, когда буду готова к этому, а сейчас меня лучше оставить в покое. Он только спросил, хочу 
ли я еще чего-нибудь, но я только отрицательно покачала головой. А я хотела, я много чего хотела. 
 
В  тот  же  день  между  ними  состоялся  важный  разговор,  благодаря  которому  моя  судьба 
наконец решилась окончательно. 
Помню,  я  раскачивалась  на  качелях,  когда  вышла  директор  приюта  и  позвала  мистера  и 
миссис Каллен к себе в кабинет. Эсми подошла ко мне и попросила подождать, пока они вернуться. 
Ждать  долго  не  пришлось,  буквально  минут  через  десять-пятнадцать  Карлайл  и  Эсми 
вернулись  на  площадку. Их  лица  светились  радостью,  особенно  счастливой  выглядела Эсми,  она, 
казалось, была не просто счастлива, ее лицо, глаза светились от радости, как будто сбылось ее самое 
сокровенное желание. Карлайл сдержано улыбался. Подойдя ко мне, они радостно объявили: "Скоро 
мы заберем тебя отсюда, милая." 
Через  три  месяца,  когда  все  формальности  были  улажены,  а  документы  собраны,  Каллены 
забрали меня  из  приюта,  и  началась  веселенькая жизнь. Попав  к  ним  домой,  я  быстро  заговорила 
благодаря  моей  сводной  сестре  Элис  и  ее  безбашенному  характеру,  но  это  уже  совсем  другая 
история... 
 
Глава 6 «Ночной гость» 
 
Прошел уже месяц с тех пор, как вернулся Эдвард. Жизнь в доме изменилась не так сильно, 
как я предполагала сначала, по крайней мере пока все было тихо. Под "тихо" разумеется, я полагала, 
что  Эдвард  объявил  мне  войну  только  на  словах,  на  деле же  он  был  тих,  как  мышь. Он  даже  не 
пытался доставать меня. 
 
Утро  понедельника  сегодня  не  предвещало  для меня  абсолютно  ничего  хорошего,  и  на  это 
было  предостаточно  различных  причин:  начиная  тем,  что  понедельник  -  уже  сама  по  себе 
неприятность  и  заканчивая  тем,  что  по  понедельникам,  как  правило,  необходимо  тащить  свою 
несчастную тушку в школу, но это не было бы так проблематично, не пристрой родители Эдварда в 
школу, в которую ходила и я. 
Ах, да, забыла - у нас же она одна на весь город. На весь этот маленький, сырой, и дождливый 
городок с тремя тысячами жителей. С небольшим хвостиком, конечно, но какая в принципе разница? 
Когда я проснулась, вырвавшись, наконец, из смутных оков мрачного сна, за окном было еще 
темно. Глухая ночь, бархатным шепотом напевала свою тихую ночную серенаду, к которой за долгие 
годы, проведенные в Форксе, я успела привыкнуть и более того  - полюбить. Ее голос, который так 
часто  слышался  мне  по  ночам,  сегодня  казался  мне  невероятно  похожим  на  бархатный  голос 
Эдварда. Этому факту  я почему-то  совсем не  обрадовалась. Слишком  странным мне  казалось,  что 
мой слабо работающий в столь ранее время мозг связал голос Эдварда и звуки ночного леса в один 
прочный  узел,  который  я  поспешила  немедленно  разорвать,  но  вот  только... Что-то не  давало мне 
покоя. 
"Что-то не так" - подсказывал голос внезапно разбуженных чувств. На что недовольный голос 
разума  отвечал  громким  ворчанием:  "спи  уже, Агата Кристи  доморощенная!". И  я  уже  собиралась 
снова отправиться в гости к Морфею, но какое-то странное ощущение присутствия не позволяло мне 
также  беззаботно  уснуть. Не  совсем понятно,  был  ли  это  всего  лишь плод моего  взбудораженного воображения  или  я  действительно  была  не  одна. Чье-то  присутствие  остро  ощущалось  в  комнате, 
чей-то  пристальный  взгляд,  казалось,  внимательно  следил  за  мной  из  темноты.  А  ночь  была  так 
темна и безлунна, даже звезд на небе не было видно, не говоря уж о том, чтобы иметь возможность 
наблюдать  за нежным танцем лунного света на спящей планете. Темнота была такая, будто бы все 
возможные светила сговорились и вдруг решили не светить, не освещать... Как будто для какого-то 
чудовищного замысла. 
И  этот  запах...!  Этот  странный  запах,  происхождение  которого  я  никак  не  могла  понять. 
Головокружительный  аромат  скорости,  таинственности  и  силы.  Атомы  и  молекулы  заполнены 
электричеством, как будто при грозе, и кажется, вот-вот раздастся мощный раскат грома. А еще этот 
неповторимый, тонкий аромат ванили и жасмина. Чей он? 
Теперь  я  окончательно  была  уверена,  что  в  своей  комнате  я  была  не  одна. Я  потянулась  к 
лампе на прикроватной тумбочке, ошарашенно глядя в темноту. Один щелчок - и мягкий золотистый 
свет залил комнату тусклым янтарным шлейфом. 
В  комнате  не  оказалось  никого,  ни  единой  души живой  или мертвой. Стеллажи  с  книгами, 
письменный  стол, мягкое  кресло  у  окна  -  я  оглядела  каждый миллиметр  комнаты,  но  даже  это  не 
убедило меня в том, что гостей этой ночью у меня не было. Слишком уж реальными были ощущения 
того, что кто-то был здесь только что. Отделаться от этого чувства легкой задачей не представлялось. 
 «Ты - параноик, Бэлла» - сказала я сама себе мысленно. 
Бросив  уже  абсолютно  не  сонный  взгляд  на  будильник,  я  ужаснулась  -  4:42.  Еще  спать  и 
спать, вот только сон внезапно как рукой сняло. Погасив свет, я легла на подушку, но заснуть мне не 
удалось,  ни  сразу,  ни  через  полчаса.  Загадка  ночного  гостя,  так  старавшегося  остаться 
незамеченным,  не  давала  мне  покоя.  Я  задавала  себе  вопрос:  "кто  это  мог  быть?",  в  ответ 
напрашивалась только одна персона, чью кандидатуру я моментально отбрасывала. Не хотелось мне 
признавать этого, да и какой ему резон появляться в моей спальне в пятом часу утра? 
Немного  поворочавшись  с  боку  на  бок,  я  решительно  откинула  одеяло,  ступив  ногами  на 
мягкий ковер. Теперь я почувствовала, что в комнате было еще и очень холодно. 
Первое, что я решила сделать - избавиться от ненавистного холода - закрыть окно. Перед тем, 
как сделать это, я выглянула в чернильную темноту ночи. Ничего не обычного я не увидела, только 
ветви деревьев, колыхаемых ветром. 
"Отличное" начало для ужасного понедельника" - сказала я себе, плотно завешивая шторы. 
*** 
Поскольку  уснуть  мне  так  и  не  удалось,  я  решила  немного  посидеть  за  компьютером. 
"Немного", как обычно, затянулось на несколько часов, так что я едва не опоздала в школу. Элис то и 
дело поторапливала меня, пока я ела свой завтрак, который, кстати говоря, никак не лез мне в горло 
при мысли, что Эдвард и я будем  учиться в одной школе, сидеть  за одним столом в кафетерии, и, 
боже упаси - за одной партой. 
"Нет,  ну,  такого  точно  не  будет!"  -  успокаивала  я  себя,  отправляя  в  рот  очередную  ложку 
медовых хлопьев. Завтрак дался мне с трудом, но я решила, что лучше пересилить себя и съесть все, 
чем слушать жалобы Эсми по поводу того, что меня шатает от малейшего дуновения ветра и что я 
слишком  тощая. Мне нравится быть  такой, какая  я  есть, ну,  за исключением, конечно, невзрачной 
внешности серой мышки и плохой координацией движений, это сильно занижало мою самооценку, в 
особенности, когда  я находилась  в компании Розали. Я чувствовала  себя  замарашкой рядом  с ней. 
Впрочем, не  все  так плохо: большинство девушек на планете чувствовали бы  себя  так же рядом  с 
ней. 
Покончив  с  завтраком,  я  вышла  во  двор и  оглянулась  в поисках БМВ Роуз, на  котором мы 
обычно ездили в школу, но его нигде не было, собственно, как и его владелицы, а так же Джаспера, 
Элис и Эммета. Я редко чувствовала себя настолько одураченной, но сейчас, кажется, у меня появился такой 
шанс. Я стояла на крыльце дома, кусая губы, и думала, что бы все это могло значить. 
Мои размышления прервал звук самого прекрасного голоса на свете. 
- Ой, нехорошие вампиры, кажется, забыли свою любимую сестренку дома,  - ехидство в его 
тоне было хоть отбавляй. 
Эдвард  подкрался  так  тихо,  что  когда  он  обнаружил  свое  присутствие  позади  меня,  я 
подскочила на месте, больно ударившись затылком об его лоб. 
- И тебе здравствуй, - как можно более мило произнесла я. 
- Не на чем ехать в школу? - как бы невзначай спросил Эдвард, обходя меня. 
-  Ничего  страшного,  сама  доберусь.  Ходить  пешком  в  десять  раз  полезнее,  чем  ездить  в 
душных машинах, - я старалась, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно, но в нем все же 
проскакивали нотки обиды. 
-  Ну,  смотри,  опоздаешь  на  уроки,  будешь  отрабатывать  после  занятий,  -  с  безразличием 
проговорил Эдвард, внимательно изучая мое лицо. 
И что такого он там увидел, что так пялится? 
- А  что мне  делать? Выбора  у  меня  нет. А  теперь,  извини, мне  пора,  -  не  глядя  на  него,  я 
спустилась с крыльца и быстрым шагом направилась к трассе. 
- Ну, смотри, я мог бы подвезти тебя, - крикнул вдогонку Эдвард. 
- Что?  - я резко остановилась,  - Подвезти меня? До школы?  - я не сразу поняла, что говорю, 
стоя к нему спиной. 
Я развернулась на пятках и непонимающе уставилась на Эдварда. 
- Но раз ты не хочешь - он пожал плечами, делая вид, что не замечает моего замешательства, и 
не спеша направился к гаражу. 
Я  быстро  прикинула,  что  дорога  на  своих  двоих  будет  очень  долгой,  к  тому же  начинался 
дождь, так что, пришлепаю я к концу первого урока вся мокрая и в грязной обуви. А если я поеду с 
Эдвардом, уничтожу себе пару сотен нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются, 
зато буду сухая и не замерзну. 
Второй вариант звучал гораздо привлекательнее. 
- Подожди, Эдвард! Я разве говорила что-то про "не хочу"? - я поспешила за ним. 
Оглянувшись, он улыбнулся, да так ослепительно, что у меня закружилась голова. Я никогда в 
жизни не видела улыбки прекрасней, чем у Эдварда. Эта улыбка совмещала в себе все, что только 
можно было и что нельзя. 
- Жди здесь, - сказал он чуть позже, а сам скрылся в гараже. 
Через  несколько  секунд  из  гаража  показался  шикарный  серебристый  Ламборджини  с 
тонированными стеклами, увидев который, я забыла даже о том, как меня зовут. Эдвард затормозил 
прямо передо мной и  опустил  стекло. Он,  сидящий  за рулем  в  солнцезащитных очках и кремовом 
кашемировом свитере с черными джинсами, чудовищным образом делал этот автомобиль еще более 
шикарным. 
Я потеряла дар речи. 
- Садись, белка, - довольно усмехаясь, предложил Эдвард. 
 
Аккорды  тяжелой  рок-музыки  разливались  по  салону,  заставляя  мое  сердце  биться  чаще. 
Эдвард,  без  сомнений,  чувствовал  это,  но  виду  не  подавал.  Он  спокойно  вел  машину,  тихо 
насвистывая  мелодию  песни,  слова  которой  окончательно  лишили  меня  покоя  на  все  оставшееся 
время нашей поездки. 
 
You can't escape the wrath of my heart 
Beating to your funeral song All faith is lost and hell regained 
In the dust of the wrath of shame 
Just be brave 
 
Let me wake in the sun of my heart before 
Lead you along this path in the dark 
Where I belong until I feel your warmth 
 
Hold me like you held onto life when all fears came alive and entombed me 
And love me like you loved the sun, scorching the blood in my vampire heart 
 
Слушать  дальше  я  не  могла,  с  меня  хватило  и  этого  маленького  кусочка,  чтобы  понять: 
Эдвард  решил  поиздеваться  надо  мной. Но  если  ему  действительно  нравится  такая  музыка,  то  я, 
считай,  заполучила  к  себе  в  братцы  едва  ли  не  точную  копию  Лестата  из  Королевы  проклятых. 
Эдвард  вполне мог  бы  быть им,  а  актер,  сыгравший Лестата  - просто жалкая пародия на  вампира, 
если его поставить рядом с Эдвардом. Стюард Таусенд в сравнении с Эдвардом - просто деревенская 
выскочка! 
Стоп, а с каких это пор я восхищаюсь Эдвардом Калленом?! 
Забыв, что Эдвард сидит рядом, я встряхнула  головой, пытаясь выбросить из нее последние 
мысли. Для большего эффекта я попробовала заговорить на отвлеченную тему. 
- Слушаешь HIM? 
- Тебе не нравится? 
- Кхм..честно говоря, не очень. 
- Прости, детка. У кого в руках руль, тот и музыку выбирает, а кто сидит на пассажирском, 
молчит и не возникает. Ничего личного. 
Вот и поговорили... 
Далее мы ехали молча. Мелкий дождь, начавшийся еще совсем недавно, грозился перерасти в 
ливень, о чем и свидетельствовали мрачные тучи, заполнившие собой все видимые участки неба. 
Ближе к школе, Эдвард снова заговорил со мной. 
- И как тебе жилось в семье вампиров? - поинтересовался он. 
- Необычно, - недолго думая, ответила я. 
-  Необычно,  значит..  -  задумчиво  повторил  Эдвард,  и  на  его  лице  появилась  загадочная 
улыбка, не привычная ехидная ухмылка, а самая настоящая улыбка. - И не страшно было? 
- Нет. Ни капельки. Даже наоборот, я чувствовала себя как в сейфе. 
- Неужели, правда? - он недоверчиво посмотрел на меня, изогнув левую бровь. 
- А какой мне смысл врать? 
-  Не  знаю,  -  он  вернулся  к  наблюдению  за  дорогой.  -  Не  верится  мне,  что  ты  такая 
бесстрашная девочка, какой хочешь казаться. Может скажешь, что и меня ты не боишься? 
Мне бы очень хотелось, чтобы он снова надел свои очки, потому что тот взгляд, с которым он 
смотрел  на меня,  заставлял мое  сердце  биться  так  быстро,  что,  казалось,  оно  вот-вот  выскочит  из 
груди. Этот  взгляд был  тем  самым  убийственным коктейлем, от  которого разносило  в пух и прах. 
Золотисто-медовые  тигриные  глаза  сводили  с  ума  одним  лишь  взглядом,  они  гипнотизировали  и 
очаровывали. Когда на тебя вот так смотрят, ты уже не принадлежишь себе. 
Я первая разорвала зрительный контакт и уставилась на приборную панель. 
- Нет, - тихо ответила я, стараясь звучать как можно увереннее. 
- Давай проверим? 
Прежде  чем  я  успела  сказать  хоть  слово,  Эдвард  резко  дал  газу,  и  стрелка  спидометра 
потянулась к 100 кмч. Эдвард не учел, видимо, что я уже привыкла к такой скорости, и засчитала себе одно очко, но чуть позже счет отказался равным. Стрелка уверено перевалила за 100. Потом за 
120. На этой отметке я не выдержала, а Эдвард только ускорялся еще больше. 
- Ты с ума сошел, Каллен?! Ты убьешь нас! - закричала я. 
- Не нас, а только тебя, - поправил он, усмехаясь. - Мне-то ничего не будет, а вот ты! 
- Прекрати немедленно! Слышишь?! Остановись немедленно! 
Но Эдвард и слышать ничего не хотел, он сделал музыку погромче, а меня решил полностью 
игнорировать, будто меня и вовсе не было в машине. 
Он не сбавил скорость вплоть до того, как мы оказались на школьной стоянке. Эдвард резко 
затормозил, от чего меня едва не выбросило на лобовое стекло. Если бы не ремни безопасности, я бы 
сейчас лежала на капоте. 
А со стороны это, должно быть, выглядело очень зрелищно. 
Мне потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя после этой поездочки. Я обнаружила, 
что  все  это  время  ехала,  впившись пальцами  в  сидение и широко  выпучив  глаза. Не мудрено,  что 
Эдвард посмотрел на меня с улыбкой. 
- Ну, что, мисс я-ничего-не-боюсь, понравилось ездить со мной? 
Я ничего не ответила, еще несколько секунд просидев в замешательстве, после чего спешно 
отцепила ремень, и открыла дверцу машины. 
- Придурок! - это было все, что я могла сказать в этот момент. 
- Трусиха. 
- Ненавижу тебя, Каллен! 
- Меня  совсем  не  обязательно  любить,  -  холодно  отчеканил  он,  смотря  мне  прямо  в  глаза. 
Повисла недолгая пауза, после которой Эдвард снова заговорил, но уже не так холодно, как прежде, - 
Обмен любезностями окончен, я надеюсь? 
- Не  смею  больше  задерживать,  -  бросила  я,  как  думала,  на  прощание,  но  оказалось,  что  я 
немного  поторопила  события. Эдвард  первым  вышел  из  машины  и  дождался,  пока  выйду  я. В  то 
время, я не думала задерживаться рядом с ним ни на минуту. 
- А ты смелая. Дерзкая. Не ожидал я, что так в самом деле будет,  - проговорил он мне вслед, 
когда я уже сделала несколько шагов к школе. 
Этими словами ему удалось заставить меня остановиться и даже оглянуться. 
- Ты не думай, что я такая, как все, Эдвард. Я совсем не такая. 
Он сделал пару шагов навстречу мне. Его темно-янтарные глаза горели. 
- И какая же ты, Бэлла. 
- Другая. А теперь, мне пора идти. 
Я  развернулась  на  негнущихся  ногах,  собираясь  обойти  машину  Эдварда,  но  внезапно 
остановилась, как вкопанная. 
На  нас  пялилась  вся школа. Абсолютно  все,  кто  был  на  стоянке,  то  есть  80%  учеников,  в 
открытую или искоса смотрели на нас с одинаково широкими глазами. Там были все мои знакомые: 
Джессика Стенли, Анжела Вэбер, даже Лорен и Эрик стояли с выпученными глазами возле Нисана 
Тайлера Кроули. 
- Как пялятся-то, а? - шепнул мне на ухо Эдвард. Он был так близко ко мне, что его ледяное 
дыхание обжигало мне кожу. Со стороны мы выглядели как шепчущая друг другу всякие сладости, 
влюбленная парочка, а в следующий момент он растворился в толпе. 
И  тогда  я  поняла,  чего  он  добивался  всем  этим.  Напугать  меня  до  полусмерти  своим 
вождением и пустить по всей школе слух о том, что мы вместе. Он знал, что моя лучшая подруга - 
сплетница мирового масштаба, и что хуже всего - на двух уроках, которые сегодня будут, мы сидим 
с ней вместе, и теперь она достанет меня воими расспросами. 
Из-под земли достанет. 
Вот сволочь! А  теперь  он  ушел,  оставив меня  одну  перед  всей школой,  беззащитную  перед  всеми  этими 
стервятниками, которые мне не дадут и шагу ступить. 
-  Я  убью  тебя,  Эдвард  Кален.  Клянусь,  я  тебя  уничтожу!  -  тихо  зарычала  я,  плотно  сжав 
кулаки, так что ногти больно впивались в кожу. 
 
Глава 7 «Школа – это маленькая война» 
«На меня никто не смотрит. На меня никто не смотрит…»  - направляясь в  здание школы, я 
мысленно повторяла про себя эти простые слова, с каждым новым шагом казавшиеся мне ложью все 
больше и больше. 
Все-таки  есть  в мире  вещь,  которую  я  ненавижу  больше,  чем  плохую  погоду,  интегралы  и 
оливки,  даже  больше,  чем  Эдварда  Калена.  Я  ненавижу  обращать  на  себя  внимание.  Можно 
представить себе, насколько противно мне было идти, чувствуя себя картиной на выставке. И пусть 
удивленных  и  заинтересованных  взглядов  заметно  поменьшало,  я  по-прежнему  чувствовала  себя 
ужасно некомфортно. Я  догадывалась,  что  думали  все  те,  кто  застал наш  с Эдвардом  "спектакль", 
представляла,  что  бурные  воображения  старшеклассников  увидели  в  одном  его  "случайном 
неосторожном жесте любезности". Не сложно догадаться, что они подумали о нас. Теперь  точно у 
всей школы было о чем потрещать в свободную минутку, а я в ближайшую неделю, а то и больше, 
стану самой 
популярной темой для разговора и объектом немалой зависти. 
Не  смотря  на  все,  я  шла  с  высоко  поднятой  головой,  мысленным  ластиком  стирая 
окружающую толпу шушукающихся подростков, и делала вид, что мне нет дела до того, о чем они 
шептались. Жаль, но самообман не давал таких хороших результатов, как мне хотелось бы. Ко всему 
моему  негодованию  теперь  прибавлялся  еще  и  горький  перец  обмана.  Самообмана.  До  полного 
"счастья" сейчас мне оставалось разве что только споткнуться с последующим падением в грязную и 
глубокую лужу, что, собственно говоря, и произошло, правда, упала я не в лужу, а на относительно 
сухой асфальт, но особой разницы я не почувствовала. 
 
Падать в любом случае больно. 
Не  важно,  откуда  ты  падаешь  и  на  что,  важен  сам  факт  твоего  падения.  Падая,  теряешь 
многое,  осознаешь  свою  слабость,  поддаешься  обстоятельствам,  соглашаясь  с  бессилием,  иногда 
обманным, просто приняв на веру слова своих завистников. Это самая страшная вещь, которая может 
случиться  с  тем,  чья  вера  в  себя  и  свои  силы,  слишком  слаба,  ведь  если  веришь  в  то,  что  упав, 
больше сможешь подняться, ты останавливаешься, прекращаешь бой. Ты признаешь то, что отрицал 
на протяжении всего пути, прежде чем упасть. Сдаешься, одним словом. А это самое страшное, что 
может  произойти  с  тобой. Падая,  чувствуешь  себя  побежденным,  а  порой  осужденным  на  смерть, 
потому  что  иногда  падение  может  быть  последним  в  твоей жизни. Иногда,  упав,  уже  не  можешь 
подняться. Кажется, вроде бы тебе ничто не мешает, ты не ранен, твое тело цело, оно свободно от 
оков и  веревок, но,  тем не менее, подняться и продолжить путь  ты уже не  способен. И  тогда  тебе 
остается только одно - умереть... 
И вот, я сидела на холодном сыром асфальте с испачканными руками и штанами, разбитая и 
злая  на  весь  этот  гребаный  мир,  который,  казалось,  смеялся  надо  мной  в  этот  момент. Хотелось 
хорошенько выругаться или хотя бы ударить со всей силы кулаком об асфальт, но так я лишь сделаю 
себе больно и всего-то, лучше мне от этого не станет и проблем не будет меньше. Иногда полезно 
выплеснуть все накопившиеся отрицательные эмоции, почувствовать некоторое облегчение. Но это 
не то, что нужно мне сейчас, это не то, что поможет мне выпутаться из искусно сплетенной паутины 
ловушек и подстав одного утопающего в чувстве собственной важности вампира. 
 Я должна встать, подняться с колен и показать этому Эдварду всемогущему, что не такой уж 
он и всемогущий, а просто большая наглая свинья и что никто не в праве так со мной обращаться. Я 
обязательно заставлю его заплатить мне. За все. Иначе я - не Бэлла Каллен. А начну, пожалуй, с того, 
что  преподнесу  ему  парочку  не  совсем  приятных  и  разрушительных  сюрпризов.  Что-то  вроде 
проколотых шин или испорченных домашних заданий. 
Пусть потом докажет, что это сделала именно я. 
Гаденько усмехаясь, я стала подниматься на ноги, как вдруг надо мной раздался незнакомый 
мне мужской голос. 
- Тебе помочь? - обладателем этого голоса оказался парень, лет 17-19 на вид. Сказать, что он 
был очень красив  - сложно, но и самым обыкновенным назвать его было сложно. Он был довольно 
высоким, не Майкл Джордан, конечно, но и не Лаури Иллонен, худощавый, со следами спортзала на 
бицепсах  и  исключительных  стараний  матушки-природы  на  лице.  Глаза  его  были  темными,  но 
отнюдь  не  отталкивали,  а  наоборот,  притягивали  и  располагали  к  себе.  Удлиненные  светло-
каштановые волосы аккуратно лежали на голове. Довольно симпатичный молодой человек, как для 
здешней серости. 
-  Спасибо,  но  я  сама  справлюсь.  Не  впервой,  -  я  мило  улыбнулась  парню,  окончательно 
поднявшись на ноги и отряхивая джинсы. Мне было неловко перед ним, сама не знаю, за что больше 
всего. 
- Часто  падаешь?  - мой  новый  знакомый,  казалось,  уходить  не  спешил,  а  только,  напротив, 
собирался задержаться рядом со мной на как можно большее время. 
- Не так чтобы очень. - он улыбнулся кончиками губ, а я поспешила сменить тему, - Я тебя тут 
раньше не видела. Ты недавно в Форксе? 
- Без восьми часов двое суток. Кстати, я Дин. 
- Бэлла. - я вновь прошлась взглядом по Дину и развернулась в сторону крыльца. С минуты на 
минуту  должен  был  прозвенеть  звонок  на  урок,  если  я  буду  стоять  здесь,  наверняка,  опоздаю.  - 
Скоро звонок. Ты идешь? 
- Конечно, - он словно проснулся ото сна или дрема, и заметно оживился, услышав мои слова. 
Вскоре мы шли по длинному коридору. Я  - в класс испанского, а Дин, похоже, что тоже. Не 
уверена, что я была рада этому факту. 
- Подожди, - внезапно сказал он, - ты дочь того самого доктора Каллена? 
- Приемная, - уточнила я. - А почему того самого? 
- Мой отец с ним работает. 
- А вот оно что! А ты как в Форксе оказался? 
- Банальная история. Моя мать вышла замуж во второй раз, я с ее новым мужем не в ладах, 
решил свалить к отцу, в эту обитель дождя и тумана. Здесь хоть есть где развлекаться? 
- Есть пара мест, но Форкс вообще-то, скучный город, в соседнем Порт-Анжелесе повеселее 
будет. 
- Может как-нибудь...ммм...устроишь мне небольшую экскурсию? 
Я  снова  едва  не  споткнулась,  но  на  этот  раз  мне  удалось  устоять  на  ногах. Неужели,  Дин 
приглашал меня на свидание? Не думаю, что я хотела бы, по крайней мере, сейчас пока я знаю его 
всего пару минут. 
-  Знаешь,  Дин,  наверное,  -  заветный  кабинет  был  уже  близко,  всего  пара  шагов  и...  И  я 
внезапно  застыла  на  месте,  встретившись  взглядом  с  Эдвардом.  Он  подпирал  собой  стену  с 
противоположной стороны коридора, делая вид, что не обращает на меня внимания. 
- Все, понял. Отвяну немедленно. 
- Нет! Я совсем не это хотела сказать! Я обязательно покажу тебе пару интересных местечек в 
этом  городе.  Как-нибудь  на  днях,  вечерком,  -  я  старалась  говорить  чуть  громче  обычного,  чтобы 
Эдвард мог слышать, хотя он наверняка и так прекрасно слышал все, о чем мы говорили. *** 
 
Первый  урок  прошел  относительно  спокойно. Мне  повезло,  что Джессика  сегодня  сидела  с 
Анжелой,  так  что место  по  соседству  со мной  пустовало,  правда,  не  долго. Свято место  пусто  не 
бывает  - этим принципом воспользовался Дин, изъявив желание сидеть рядом со мной. В итоге мы 
выяснили много нового друг о друге. Оказалось, что у нас было много общего. Он не любил холод и 
дождь, а снега так вообще не видел, только по телевизору. Он родился и вырос в Финиксе, поэтому 
сейчас немного шарахался от Форкса. Я убедила его, что снег  - это здорово, хоть, по правде говоря, 
солнце мне ближе. 
 
Попрощавшись  с  Дином,  я  отправилась  на  биологию.  Биология  всегда  означала  никакой 
Джессики  и  никакого  Эдварда,  поэтому  можно  представить,  как  сильно  я  удивилась,  увидев 
последнего за партой, которую всегда считала своей. Теперь мне предстоит делить ее с Эдвардом. И 
врагу не пожелаешь. 
Сделав несколько глубоких вдохов, я убедила себя, что ничего страшного не произойдет, если 
я  буду  сидеть  тихо  и  стараться  не  вестись  на  его  провокации,  которые,  я  уверена,  будут  в 
предостаточном количестве. Заметив меня, Эдвард едва заметно усмехнулся, своей змеиной улыбкой 
заставив  мое  сердце  сжаться.  На  секунду  у  меня  в  голове  зародилась  мысль  сбежать  с  урока, 
сославшись на плохое самочувствие, но вряд ли это сработает, тем более что я не могу бегать от него 
постоянно, поэтому я уверенно шагнула в класс. 
Преподавателя еще не было. 
 
Я решила вообще не обращать внимания на Эдварда, делая вид, что в этом мире его вовсе не 
существует,  а  рядом  со  мной  -  пустое  место.  Представив  себе  это,  я  невольно  усмехнулась,  но 
улыбка сползла сама себе при виде взгляда Лорен. Он был мимолетным, но все равно я уловила, что 
она смотрела на меня так, будто я отобрала у нее то, что по праву принадлежало ей... 
А все из-за Эдварда! 
 
-  Как  примитивно  утроены  мозги  у  большинства  подростков,  -  тихий  язвительный  шепот 
Каллена  заставил  меня  нарушить  свое  табу  на  признание  его  несуществующим  рядом  со  мной.  - 
Лоран  думает,  что  ты  такая  тощая  из-за  того,  что  я  ночами  не  даю  тебе  поправляться,  а  Майк 
Ньютон.. - я оборвала его пламенную речь, яростно сжимая кулаки под партой.. 
- Пошел ты, знаешь куда? 
- Окей, но ты со мной. 
Я,  должно  быть,  сейчас  побагровела  от  злости,  потому  что  ногти  больно  врезались  в  кожу, 
еще  чуть-чуть,  и  пойдет  кровь.  Моего  самообладания  хватило  ненадолго,  я  рассчитывала 
продержаться  немного  больше,  чем  вышло.  Эдвард  смотрел  на  меня  довольным  взглядом, 
наслаждаясь произведенным  эффектом,  в  то  время как  я искала  способ прибить наглого кровососа 
так, чтобы он долго страдал перед смертью. 
В жизни я не чувствовала такого сильного желания убить кого-нибудь. 
 
Этого  я  и  не  выдержала.  Всего  несколько  секунд  я  пыталась  бороться  с  безудержным 
желанием  врезать  ему  хорошенько  промеж  глаз,  и  тем  самым  сломать  себе  руку,  и  я  пулей 
выскочила из класса, со всех ног несясь по коридору в женский туалет. Я не замечала ничего вокруг 
себя,  только  гнев,  исходящий  из  глубин  души.  Гнев,  заветной  мечтой  которого  было  вырвать  из 
груди  черное-черное  сердце  Эдварда  Каллена  и  выбросить  собакам.Жаль,  ему  от  этого  ничего  не 
сделается. 
 До  туалета  я не добежала,  волна отчаяния и дикой  ярости  -  таких противоречивых чувств  - 
накрыла меня с головой, и я бессильно прижалась спиной к стене, кусая губы. 
Зачем он так со мной? Что я ему такого сделала, чем заслужила такое к себе отношение, ведь 
он даже не знает меня как следует! Мы знакомы чуть больше месяца, но он с первого дня ведет себя 
со  мной  так,  словно  я  чем-то  перед  ним  провинилась.  Что,  в  самом  деле,  произошло?  Что-то  же 
произошло, я это знаю... 
 
Я чувствовала себя дичью, загнанной в тупик, одна моя нога словно попала в капкан и я была 
беззащитной.  Совсем.  Я  не  могла  противостоять  своему  охотнику,  потому  что  оказалась  в  его 
ловушке. Но за что? За что ловить зайца в капкан, рассчитанный на медведя? 
А  тем  временем  охотник  приближался,  неслышно  двигаясь  ко мне  навстречу. Он  выглядел 
так, словно только что выиграл в лотерею главный приз - меня, и теперь он решал, что будет делать с 
выигрышем... Прикидывал, что лучше сделать с кроличьей шкуркой. 
Только увидев его нагло ухмыляющуюся физиономию, я уже  знала, что хорошенько съезжу 
по ней кулаком. - Бэлла, - поравнявшись со мной, спокойно начал Эдвард свою речь, которую ему не 
суждено было закончить. 
Больше  ничего  он  сказать  не  успел,  получив  хорошую  затрещину.  Он  даже  не  пытался 
увернуться или перехватить удар, хотя это ничего ему не стоило. Он просто позволил мне ударить 
его. 
Эффект  был  такой же,  как  если  бы  я  ударила  бетонную  стену  -  ему ничего,  а мне  - жуткая 
боль в кисти. Теперь я уже знала, где проведу следующие пару часов - у папы на работе. 
Что ж, лучше, чем в одном здании с Эдвардом. 
 
_______________________________ 
 
Глава 8. Вкус запрета. 
Отец, как мне показалось, не очень-то купился на мою историю с падением, хотя выглядело 
это  очень  правдоподобно,  учитывая  мой  природный  «дар»  падать  на  ровном  месте.  Он  пытался 
выяснить  мельчайшие  подробности  того,  что  со  мной  произошло,  пока  я  молчала,  как  самый 
настоящий  партизан,  прикрываясь  по-детски  невинным  выражением  лица  и  некоторыми фактами, 
которые он не мог ни подтвердить, ни опровергнуть. 
Ему оставалось лишь принять на веру слова дочери. 
Или не принять. 
-  Скажи  мне,  Бэлла,  что  произошло  на  самом  деле?  –  закончив  перевязку,  спросил  он. 
Прекрасно зная отца, я была уверена, что он не отстанет, пока не выяснит всю правду. 
- Я же все уже рассказала… Дважды, - я сделала самое невинное лицо, на которое только была 
способна, но это не сработало, он все еще выжидающие смотрел на меня, надеясь, что я расколюсь… 
Ну, уж нет. 
-  Пап,  это  действительно  несчастный  случай.  Я  шла  по  лестнице,  споткнулась,  упала  и 
неудачно приземлилась на руку. Вот и все. 
- В  том помещении,  где находится класс биологии, нет лестниц  –  это раз. Два – упади  ты с 
лестницы, были бы и другие синяки, так что не надо историй, пожалуйста. Расскажи мне правду. Я, 
как  отец,  имею  право  знать,  что  произошло  с  тобой.  -  требовательный,  но  в  тоже  время  мягкий 
взгляд отца настаивал на ответе. - Ты не падала, ведь так? 
Я лишь опустила глаза, прикусив нижнюю губу. Говорить правду я все еще не собиралась. 
- Неужели… Эдвард? 
-  Нет!  –  я  слишком  громко  и  резко  выпалила  ответ,  что  это  наверняка  показалось 
подозрительным. - Бэлла, послушай. Если он хоть пальцем тебя тронул… 
- Это не он, он не ломал мне руку… - на этот раз я действительно не лгала 
- Если тронет. Хотя бы прикоснется к тебе с недобрыми намерениями… - его голос дрогнул. – 
Если  он  будет  причинять  тебе  боль  или  вести  себя  неподобающим  образом,  я  хочу,  чтобы  ты  не 
молчала и не пыталась скрывать это от меня. Я обязан знать это. Любой отец должен знать, что с его 
ребенком обращаются подобным образом, а в случае с Эдвардом, это вообще безоговорочно. 
- Это потому, что Эдвард не такой, как, например, ты или Элис? 
- Да, именно поэтому… Ты не  знаешь Эдварда  таким, какой он был прежде,  а он не  всегда 
был  таким,  как  сейчас,  раньше  он  был  совсем  другим  Эдвардом,  а  теперь  стал  таким  чужим  и 
незнакомым.  В  нем  ни  капли  не  осталось  от  прежнего  его,  -  я  заметила  в  светлых  глазах  отца 
проблеск  некой  грусти  и  тоски,  как  будто  бы  он  вспомнил  что-то  хорошее  в  прошлом,  что  уже 
бесследно прошло, оставив после себя сладкие воспоминания. 
- А почему это произошло? 
-  Детка…-  он  как  бы  невзначай  взглянул  на  часы,  словно  он  спешил  или  хотел  уйти  от 
разговора. – Позже, ладно? Меня ждут пациенты, поэтому уж никак не могу задерживаться надолго, 
а это, поверь мне, долгая история. Я сейчас позвоню Элис, чтобы она тебя забрала. Подождешь ее в 
приемной, ладно? 
- Конечно, - я растянула губы в жалком подобии улыбки. 
*** 
Элис  приехала  быстро,  не  оставив  мне  времени  на  раздумья  и  составление  тактики 
дальнейшего  поведения  с  Эдвардом.  Теперь  игнорировать  его  будет  не  так-то  просто,  а  избегать 
встреч с ним так и подавно. Убежать от него я могу разве что на другую планету. Вот потому-то я и 
должна решить, как быть дальше. 
Я хотела подумать об этом по дороге домой, но Элис и поездка в молчании – вещи настолько 
несовместимые, насколько несовместимы огонь и лед. 
Как только я захлопнула за собой дверцу авто, Элис мгновенно затараторила. 
- Прости меня, Бэлла, я все видела и должна была как-то помешать ему. Мне так жаль… 
- Не извиняйся,  ты бы вряд ли что-то изменила,  -  задумчиво пробормотала я, вглядываясь в 
серую даль автострады, уходящей далеко за пределы города и упираясь в тихий песчаный пляж. 
- То есть, ты на меня не злишься? – с надеждой спросила Элис. 
-  Нет.  Как  на  тебя  можно  злиться?  Я  только  одного  не  пойму,  почему  утром,  когда  мы 
собиралась в школу, все уехали, а меня оставили дома. 
- Это все Эдвард со своим внушением, - уверена, что Элис готова была разнести что-нибудь в 
клочья, окажись в ее руках подходящий предмет. Она не просто была недовольна, она негодовала. – 
Он заставил нас уехать, - продолжала Эл уже более спокойно, - а тебя оставить. Я ничего не могла с 
этим поделать. Никто не мог, потому, что это действует безотказно. Ты не можешь сопротивляться 
такому. 
- Эдвард обладает способностью к внушению действий? – широко раскрыв глаза, я смотрела 
на сестру, не в силах поверить в ее слова. 
Если раньше, я считала, что его неспособность читать мои мысли делала меня способной хоть 
как-то противостоять ему, давала мне, пусть и жалкое, но преимущество, то теперь я была абсолютно 
беззащитна  перед  ним.  Он  мог  заставить  меня  делать  все,  что  ему  заблагорассудится,  а  благо 
рассуждается ему далеко не всегда. 
- Я сама только недавно это узнала, - пояснила Элис. – Понятия не имею, как давно у него эта 
способность, но я уже начинаю побаиваться его, если честно... 
- И он раньше ее не применял? - Никогда. До сегодня, разумеется… Все это так странно, что даже я теряюсь в догадках. Эта 
способность не такая уж и редкость, но проявляется она не у всех, и по какому принципу, я тоже не 
знаю. Но факт фактом – она проявилась у Эдварда, и он с радостью ее использует. 
- А кто бы не использовал? – я обращалась скорее к себе, чем к Элис. – Дело лишь в том, что 
использовали бы ее не в добрых целях. 
- Смотря кто… Кстати, я самого главного не спросила. Как твоя рука? Сильно болит? 
- Болит, но жить буду. 
- Вот  уж  тип!  –  негодуя,  вскричала Эл,  - Я  с Эдвардом  сегодня же  поговорю,  устрою  ему 
семейную  беседу  с  разбором  полетов.  Не  волнуйся,  он  за  все  мне  ответит.  Ты  хоть  Карлайлу 
рассказала? 
- Нет, я не хочу, чтобы он знал. 
-  Что?!  –  забыв  про  дорогу,  Элис  уставилась  на  меня  с  таким  видом,  словно  я  морозила 
несусветную чушь. 
- Я не хочу рассказывать ему об Эдварде. Просто не хочу, - я пожала плечами. 
-  Ты  что,  покрываешь  его?  Выгораживаешь  Эдварда?!  Боже,  Бэллз,  нашла,  кого 
выгораживать.  Да  он  заслуживает  хорошенькой  встряски,  он  давно  на  нее  напрашивается,  а  ты 
готова помиловать его и простить сломанную руку. 
- Ничего  подобного,  я  всего  лишь  не  хочу,  чтобы  вся  семья  узнала,  что  я  сломала  руку  по 
такой дурости. 
- Это не дурость, Бэлла. Он заслужил этого, но только не от тебя, а от кого-то, кто в силах дать 
ему достойный отпор, понимаешь, о чем я? 
- О том, что я для него недостойный противник. 
- Бред, - Элис фыркнула.- Это он тебя недостоин, Бэлла. Я, конечно, люблю своего брата, но 
его можно любить исключительно как брата, как личность он стал просто нестерпимым. 
«Стал  другим»,  «изменился».  Слишком  часто  я  слышу  это  об  Эдварде.  Слишком  много 
загадок, как для одного вампира с непонятным прошлым, прикрытым темной занавеской тайны. 
- Элис, - я умоляюще взглянула на сестру,  - прошу тебя, пусть правда об инциденте в школе 
останется между нами. Ты, я и Эдвард. И больше ни одна живая душа узнать не должна. 
- Я  не могу,  Бэлла! Ты  – моя  сестра, моя  младшая  сестра. Я  не  могу  позволить  кому-либо 
обижать тебя и оставаться при этом безнаказанным. Плюс ты моя лучшая подруга, твои проблемы – 
мои проблемы, так что Эдварду от меня никуда не деться. Это уже дело принципа,  - Элис говорила 
тоном, не  допускающим  возражений. Внезапно, из милой  девчушки, неспособной и мухи  обидеть, 
она  превратилась  в  холодную  и  расчетливую  особу. Даже мне  на  какой-то момент  времени  стало 
страшно от ее ледяного голоса. 
- Даже если этот «кто-то»  - твой брат? – тихо спросила я, внимательно наблюдая за каждым 
изменением в выражении лица Элис. 
- Даже так. 
Я знала, что спорить с Элис – пропащее дело, можно только решить вопрос с максимальной 
выгодой для себя, что я и постаралась сделать. 
- Тогда делай, что хочешь, но никого в происшествие не посвящай, ладно? 
- Договорились. Это мы можем, - подмигнув мне, она прибавила скорость. 
*** 
Вскоре мы были дома. Джаспер, Эммет и Розали еще не вернулись из школы, Эдвард и Эсми 
тоже отсутствовали. Я полагала, что останусь с Элис, но, убедившись, что со мной не приключится 
какая-нибудь беда, она умчалась обратно в школу, а я принялась искать, чем занять себя. 
Сначала у меня промелькнула мысль о том, чтобы сходить погулять, но надвигающиеся тучи 
отбили  у меня  любое желание  высовывать нос из  дому. Погода портилась, и  вскоре  стала  совсем, мягко  говоря,  дрянной, поэтому мне ничего не  оставалось,  кроме  как  включить музыку и  сесть  за 
домашнее задание. 
Уже по тому, как я провожу свое свободное время, можно судить о том, насколько скучна и 
однообразна  моя жизнь,  даже  теперь,  когда  в  ней,  как  гром  среди  ясного  неба,  появился  Эдвард, 
нарушив своим появлением привычно спокойное течение моей жизни. Еще совсем недавно я не была 
против  подобного  оживления,  а  сейчас  я  готова  была  бежать  как  можно  дальше  от  своего 
новоиспеченного братца  с  замашками  вампира Лестата. Ну, или хотя бы пытаться бороться  с ним, 
если это возможно, в чем я лично очень сильно сомневаюсь. 
Как  ни  странно,  выполнение  домашнего  задания  не  давалось  мне  совершенно  никоим 
образом, все мои мысли были заняты последними событиями в школе и Эдвардом. Я была настолько 
разгневана на него, что стереометрия, в которой всего неделю назад я разбиралась довольно неплохо, 
теперь  казалась  мне  чем-то  невероятно  сложным.  Буквы  в  учебнике  были  похожи  скорее  на 
китайские  иероглифы,  чем  на  английский  язык,  а  сама  я  чувствовала,  что  если  не  прекращу 
заниматься подобным мазохизмом, то непременно получу отек мозга. 
Впрочем, стоило мне отложить учебник в сторону и поднять голову от тетради, я обнаружила 
сидящим на подоконнике никого иного, как Эдварда Каллена собственной бурлящей высокомерием 
и хамством персоной. 
- Господи! – справившись с испугом, пробормотала я. 
- Зови меня просто Эдвард, - улыбаясь на все свои идеально острые и ровные 32 зуба, отвечал 
он. 
- Какого ты делаешь здесь? 
- Хочешь дружеский совет? – неожиданно резко спросил он, игнорируя мой вопрос. 
-  Дружеский?  От  тебя?  Умоляю,  не  смеши  мои  тапочки,  –  я  расхохоталась,  не  в  силах 
сдержаться. 
- Зря ты так. Совет действительно полезный. 
- Ну? 
- Закрывай окна, если не хочешь неожиданных визитов, иначе можно подумать, что ты ждешь 
какого-то  особого  гостя,  -  на  последних  двух  словах  он  понизил  голос,  делая  его  неимоверно 
сладким и до отвращения привлекательным. 
Теперь я не сомневалась, что прошлой ночью он был в моей комнате. Несомненно, трогал мои 
вещи, наблюдал за мной и неизвестно, что он еще мог делать, пока я спала глубоким сном и даже не 
подозревала, что он бесшумно шарил здесь, со своим чудовищным умыслом. 
Невероятно, как столько хамства и наглости может умещаться в одном человеке. 
-  Ты…  -  не  отрывая  взгляда  от  вальяжно  развалившегося  на  подоконнике  вампира,  я 
поднялась с кровати и стала медленно приближаться к нему, чувствуя, что моего самообладания и на 
сей раз надолго не хватит. - Что ты делал в моей комнате, Эдвард? 
- Когда, сейчас? 
- Не  прикидывайся.  Ты  был  здесь  прошлой  ночью.  Зачем?  –  четко  разделяя  каждое  слово, 
спросила я. 
- У  тебя, кажется, паранойя, детка. Я не был  здесь ни  вчера, ни прежде. Зачем мне  это, по-
твоему?  Или…  или  ты  хотела,  чтобы  я  был  в  твоей  комнате?  –  изящным  движением  Эдвард 
опустился на пол, сделав шаг навстречу ко мне. Его янтарные глаза переливались тысячей различных 
оттенков,  выблескивая  недобрыми  огоньками,  а  в  черных  как  смоль  зрачках  плясал  настоящий 
адский огонь. И не будь это зрелище таким притягательным, я бы наверняка испугалась его. 
-  Ну  же,  признайся  мне,  продолжал  он  все  тем  же  медовым  голосом.  –  Признайся,  что 
думаешь обо мне. Фантазируешь, быть может, а? 
- Да, ты прав. Я думаю…, - я замолчала, наблюдая за тем, как улыбка растекается по его лицу, 
- о том, как ты противен мне. Я  сделала  еще  один  шаг  к  Эдварду,  наслаждаясь  произведенным  эффектом,  сравнимым  с 
ударом тяжелым мешком по голове сзади. 
- Да неужели? А мне, кажется, что ты говоришь неправду. 
- Мне виднее, ты не думаешь? 
- Проверим? 
Я  и  глазом  не  успела  моргнуть,  как  он  уже  оказался  рядом  со  мной  такой  соблазнительно 
улыбающийся,  такой  неповторимо  идеальный,  что  кажется,  будто  бы  он  нереален,  потому  что 
настолько  идеальным  созданиям  не  место  на  этой  земле,  ангелом,  случайно  потерявшим  свои 
крылья… Я и думать забыла о том, кем на самом деле был этот черт в ангельском обличии. Дьявол, 
примеривший  на  себя  ангельскую шкуру,  и  теперь  его  не  отличить,  не  распознать  его  истинную 
сущность.  Стоит  Эдварду  лишь  замолчать  и  хотя  бы  на  секунду  прекратить  вести  себя  так  по-
пижонски, и он становится самым настоящим ангелом, спустившимся с небес. А когда он смотрит на 
меня вот так, как сейчас, ослепляя меня и выбивая почву из-под моих ног, я забываю все, что хочу 
сказать,  все,  о  чем  думаю,  и  даже  то,  что,  казалось  бы,  не  забуду  никогда. Ему  удается  делать  со 
мной  то,  что  никакими  словами  описать  нельзя,  он  заставляет меня  чувствовать  себя  так,  будто  я 
смотрю на солнце или звезды или на самый огромный бриллиант в мире. Его ослепляющая красота – 
оружие – сводит меня с ума. Наверное, ему не приходится даже использовать на мне силу внушения, 
достаточно одного подобного взгляда, чтобы лишить меня власти над собой… 
Не двигаясь, я наблюдала за тем, как он тщательно рассматривал каждую черточку моего лица 
с  каким-то  непонятным  мне  выражением  лица.  Он  стоял  так  близко,  что  я  чувствовала  на  себе 
каждый  его  вздох.  Это  было  похоже  на  странный  сон,  в  котором  я  ощущала  себя  абсолютно 
реальной,  а  все,  что  окружало  меня,  было  ненастоящим.  Краски  блекли,  когда  я  смотрела  на 
ослепительного  ангела.  И  в  тот  момент  я  вдруг  поняла,  как  все  это  время  хотела  назвать  его  – 
падший ангел. Подходит как нельзя идеально. 
Эдвард поднял руку, осторожно потягиваясь к моему лицу. Что было у него на уме, я могла 
лишь догадываться. Я одно знала точно – даже если я захочу, я все равно не смогу нарушить сейчас 
этот удивительный контакт. Глазами я наблюдала за тем, как осторожно он тянулся ко мне, словно я 
была шатким  картонным  домиком,  иллюзией,  если  он  прикоснется  к  которой,  она  рассыплется  в 
прах, разрушится от одного легко прикосновения его руки. 
Мне  казалось,  что мое  сердце  остановилось  или  остановилось  время  вокруг нас, и  только  я 
одна все еще была жива в этом мире теней. Почувствовав пальцы Эдварда на своей щеке, я невольно 
вздрогнула от их холода. Мне захотелось вырваться и убежать так далеко, как только смогу, хоть я 
прекрасно  понимала,  что  от  Эдварда  мне  не  убежать.  Я  не  настолько  быстро  бегаю. Но желание 
спрятаться  леденящих  дух  нежных  оков  было  непреодолимым. Я  знала,  что  если  не  убегу, может 
случиться что-то страшное, но какая-то часть меня, и эта часть была очень сильной, желала остаться. 
- Эдвард… 
Что я хотела этим сказать? Попросить его остановиться или сказать что-то вроде «ну чего же 
ты медлишь?». Со мной  творилось нечто невероятное. Я больше не была подвластна себе, но и не 
Эдвард управлял моим сознанием… 
- Какая же ты… 
Не договорив, он крепко заключил меня в объятья, безудержно пылким поцелуем впиваясь в 
мои губы. 
Сопротивляться  не  было  смысла,  так  как  я  рисковала  сломать  себе  еще  что-нибудь,  да  и 
какой-то  частью  своей  души  я  не  хотела  этого,  той  самой  частью,  которой  хотелось  ощущать 
холодные  губы  вампира,  которые  оказались  на  удивление  мягкими.  Меня  поглотило 
обволакивающее  тепло, несмотря на  то, что  все мое  тело находилось  в цепких холодных объятьях 
Эдварда.  Он  прижимал  меня  к  себе  крепко,  но  так,  чтобы  не  повредить  моих  хрупких  костей,  я 
чувствовала силу, с которой он удерживал меня, но эта сила была нежной. Так странно… 
Нас разделала всего лишь моя здоровая рука, затиснутая между моей и его грудной клеткой. 
Сначала  я использовала  ее как  средство  спасения,  стараясь оттолкнуть Эдварда от  себя, но  вскоре 
моя мизерная защита была сломлена. 
Я была сломлена и подчинена. 
По собственной воле. 
И мне это нравилось. 
Я  не  чувствовала  отвращения,  когда  он  целовал  меня,  хоть  знаю,  что  я  должна  была,  мне 
нравилось то, как он целовал меня и то, что он вообще делал это. Я чувствовала себя так… сложно 
передать  то,  что  я  чувствовала,  когда  его  губы  впивались  в мои. Так  дико,  по-животному. Эдвард 
был похож на изнеможенного жаждой путешественника в пустыне, а я была его водой. 
Я знала, что то, что я делала, было как минимум неправильно. Мне нельзя с ним целоваться 
хотя бы потому, что он вампир. Это неоговорочно, это  запретно. Но  запретный плод тем и сладок, 
что  он  запретный.  Именно  запреты  делают  запрещенный  объект  вожделенным,  именно  они  сами 
заставляют тебя нарушать их уже потому, что они есть... 
Запреты провоцируют - с этим ничего не поделать. 
Мне правильнее всего было бы просить его остановиться, но вместо этого, я стала отвечать на 
поцелуй. 
Я  сама  рыла  себе  могилу,  сама  подписывала  свой  смертный  приговор,  и  по  дороге  в  ад, 
наслаждалась путешествием, стараясь получить от него максимум возможного. 
В следующий момент я оказалась прижатой к стене, удар был таким сильным, что с книжной 
полки,  стоящей  рядом,  упало несколько  книг, но боли  от  удара  я не  чувствовала  вовсе. Эдвард не 
останавливался,  а  наоборот,  становился  все  более  настойчивым.  Его  руки  изучали  мою  спину,  а 
поцелуи сместились куда-то в строну, стали небрежными, но пылкости своей не потеряли. Его губы 
изучали мои разгоряченные щеки и мочку уха, спускаясь все ниже и ниже  - к шее… Я должна была 
бояться того, что происходило, но страха я не чувствовала вовсе. 
Пальцы Эдварда  мертвой  хваткой  сомкнулись  на  моем  плече,  и  тогда  с  моих  губ  сорвался 
приглушенный крик больше похожий на хриплый стон, но не от боли в плече, а от того, что острые 
зубы прокусили кожу на уровне чуть выше ключицы... 
 
Глава 9 «Обмана много не бывает». 
Я застыла в оцепенении, смирившись с тем, что ничего не в силах поделать, чтобы заставить 
его  отпустить  меня.  Никто  не  мог  сделать  этого,  кроме  самого  Эдварда,  но  сомневаюсь,  что  он 
захочет найти в себе силы и отпустить меня, сохранить мою жизнь, которая для него ничто большее, 
чем просто жизнь, загубив которую, он не уничтожит мир. Что для него человеческая жизнь? Одной 
больше, другой меньше – какая разница, если таких - миллионы? 
Я понимала, что сопротивляться нет никакого смысла, ведь Эдварду мои толчки и удары все 
равно до лампочки, моих сил не хватит даже на то, чтобы заставить его разжать хотя бы один палец. 
Сейчас,  как  и  в  любой  другой  момент,  каких  было  предостаточно  и  будет  еще  больше,  если  я 
останусь жива, я была совершенно беззащитна перед ним, и во всех смыслах этого слова, находилась 
в полной его власти, понимая, что у происходящего со мной хорошего финала ждать не стоит. 
- Пусти, Эдвард… Не надо, пожалуйста, - шептала я, делая еще одну бессмысленную попытку 
вырваться, мгновенно подавленную Эдвардом. 
Он  так  и  послушался  меня,  бежал,  аж  спотыкался  и  ронял  ботинки,  по  пути  проглаживая 
шнурки. Он и не собирался отпускать меня, у него и в мыслях не было лишать себя удовольствия в 
обмен на сохранение моей никчемной жизни. 
-  Даже  если  захочу,  я  все  равно  не  смогу  отпустить  тебя,  Бэлла,  -  оторвавшись  лишь  на 
несколько секунд, прошептал он. Я точно расслышала в его голосе нотки сожаления и готова была цепляться  за них,  если  у меня  есть хотя бы призрачная надежда на  спасение. А  тем  временем,  его 
губы  продолжали  путешествие  по  моей  шее,  принимая  более  интимный  характер.  Это  было 
невыносимо, чувствовать, как его язык слизывал кровь с ранки, а после губы накрывали ее вульгарно 
грубыми поцелуями. 
Кажется, он собирался убить меня медленно. 
- Ты убьешь меня, Эдвард? 
Внезапно, его словно поразило молнией, что-то переменилось,  заставило его остановиться и 
замереть на некоторое время, но я не знала, что это было. Эдвард молчал, крепко сжимая в руках мои 
плечи,  его  дыхание  заметно  участилось. Он  поднял  на  меня  свои  заметно  потемневшие  безумные 
тигровые глаза, в которых отражался огромный испуг, будто он только что проснулся от страшного 
сна или не отдавал себе отчет в том, что делал, а сейчас, очнувшись и увидев, что натворил, пытался 
решить, что ему делать дальше. Или же вспомнил что-то такое, что изо всех сил старался забыть, но 
что  оказалось  не  так  уж  и  просто  выбросить  из  памяти.  Будто  бы  я  напомнила  ему  это,  заставив 
взглянуть  в  глаза  болезненной  правде  или  признать  свою  вину  в  совершении  чего-то  ужасного  и 
необратимого. То чувство, которое  я  увидела  в  его  взгляде, можно  было  сравнить  с  тем чувством, 
когда перед тобой по полочкам раскладывают то, что ты всеми силами старался зарыть так глубоко, 
чтобы никто не смог найти это. Страх и сожаление – быть может, как раз это и мучило его? 
С трудом верилось, что в действительности было так. Не уверена, что я могла бы поверить в 
то, что Эдвард мог чувствовать что-то отдаленно похожее на это. Сомневаюсь, что у таких, как он 
закоренелых,  беспощадных  и  кровожадных  созданий,  еще  остался  хотя  бы  мизерный  намек  на 
существование совести. 
Когда-то в прошлом. 
Сложно,  почти  невозможно,  было  поверить,  что  Эдвард  мог  раскаиваться  в  чем-то  или 
сожалеть, слишком уж несовместима его сущность с этими двумя понятиями, слишком далек он от 
человеческого  создания,  каким наверняка  был  в  далеком прошлом. В нем не  осталось  совершенно 
ничего от человека, как будто он никогда и не был им, хотя по сути – это невозможно. 
Наконец,  оцепенение  Эдварда  прошло.  Он  по-прежнему  смотрел  мне  в  глаза,  а  о  крови, 
похоже, и думать забыл. Что-то в самом деле произошло в его голове, и причиной этому была я. 
-  Бэлла…  -  его  раздирало  желание  поскорее  выкрутиться  из  этой  неудобной  ситуации,  он 
просто не привык оказываться в подобном положении, ему были чужды смятение и растерянность, и 
вот какая-то человеческая девчушка заставила его чувствовать себя не в своей тарелке. Это должно 
было злить его, но ничего даже издали напоминающего злость в его глазах я не видела. 
-  Нет,  Эдвард,  нет…  Ты  не  хочешь  убивать  меня,  -  пробормотала  я,  прикоснувшись 
дрожащими  пальцами  к  его  напряженному  предплечью,  отчего  он  напрягся  еще  больше,  его 
передернуло, будто мои прикосновения были противны ему, но на самом деле это было не так. Мы 
оба знали, что за этим жестом скрывалось едва сдерживаемое желание снова наброситься на меня. 
- Ты не хочешь этого, потому что ты не убийца, - продолжала я уже более уверенным голосом. 
-  Ты  наглый,  чудовищно  гордый  и  заносчивый  тип,  который  сам  у  себя  на  уме.  Ты  грубиян, 
манипулятор, садист и обманщик, но никак не убийца. Ты просто…жалок. Хочешь казаться крутым, 
сильным,  носишь  маску  эдакого  плохого  парня,  чтобы  не  подпускать  к  себе  никого,  а  под  этой 
маской скрывается обыкновенный подросток, который сам не знает, чего хочет. Он слаб, но слабость 
свою  скрывает  под  личиной  мистера  совершенство.  Вот  почему  ты  такой.  Ты  хочешь,  чтобы  все 
видели тебя таким, каким ты подаешь себя, потому что настоящий ты взываешь к жалости к своей 
персоне, а ты не хочешь, чтобы тебя жалели, ты вообще не хочешь, чтобы рядом с тобой кто-то был. 
Ты все время один - это достало тебя, но ты слишком горд, чтобы сказать об этом, и ты делаешь вид, 
что тебе никто не нужен. Пальцы,  недавно  крепко  сжимавшие  мои  плечи,  теперь  свободно  лежали  на  них  как  две 
тяжелых ледяных глыбы, холод от которых почти перестал ощущаться. Эдвард не изменился в лице 
ни капельки, он по-прежнему отстраненно и безжизненно сверлил взглядом дыру в моем лице. 
Это  продолжалось  еще  некоторое  время,  после  чего  его  взгляд,  наконец,  прояснился,  и  он 
вкрадчиво заговорил. 
- Ты не знаешь, какой я. Это всего лишь твои домыслы, которые ничего общего с реальностью 
не имеют. 
- Разве? 
- Да, именно так. 
Я ощутила невероятное облегчение, когда его руки упали с моих плеч. Я больше не была его 
пленницей и теперь уже точно – не жертвой. 
- Я сомневаюсь, Эдвард, что это правда, очень сильно сомневаюсь и не могу понять, почему 
ты такой. 
- Мы  друг  для  друга  задка,  -  немного  подумав,  отвечал Эдвард. Мне  показалось,  что  в  его 
словах была некая двусмысленность, от одной мысли о которой мне становилось плохо. 
-  Даже  не  думай.  Мы  слишком  разные,  и  не  смей  говорить  ничего  о  главном  свойстве 
противоположностей. 
-  Слышала  бы  ты  сейчас  свой  голос.  Ты  как  будто  себя  в  этом  убеждаешь,  -  его  губы 
растянулись в издевательской ухмылке, меня так и подмывало стереть ее какой-нибудь колкостью, 
сказанной в ответ. 
- Я что, нравлюсь тебе? 
- О, да, еще и как! Ты нравишься мне на завтрак, обед… 
«Ужина»  я  не  услышала,  так  как  мигом  выскочила  из  комнаты,  забыв  громко  хлопнуть 
дверью. 
Я  не  могла  вспомнить,  как  оказалась  в  ванной  комнате,  как  шла  туда,  как  запиралась, 
открывала кран в раковине… Я очнулась уже сидящей на холодной кафельной плитке с мокрыми от 
слез щеками,  пожираемая  ненавистью  и  гневом  на  вес мир.  Белоснежная  плитка  была  ненавистна 
мне  за  свой  холод,  который  в моей  голове  прочно  осел  как  напоминание  об Эдварде. Все  вокруг 
стало  теперь  таким  ненавистным  и  раздражительным,  что  я  спрятала  лицо  в  ладони,  лишь  бы  не 
видеть, не  знать. Я не могла больше выносить Эдварда, он окончательно сломал меня. Этого было 
уже  достаточно,  а  лезть  в  причины,  разбираться,  копаться  в  себе  было  еще  мучительнее.  Сейчас 
хотела только одного - не чувствовать. А потом будет виднее. 
В любом случае, я еще не готова раскладывать по полочкам свои чувства. 
Не знаю, как долго я сидела на полу в ванной. Звук захлопнувшейся входной двери заставил 
мой  блуждающий  где-то  далеко  разум  вернуться  в  свое  тело  и  вспомнить,  что  я  все  еще  не 
избавилась от следов «нападения» Эдварда. 
Я  поднялась  с  пола  и  встала  перед  раковиной,  рассматривая  себя  в  зеркало,  испугавшись 
сначала  своего  отражения.  Из  зеркала  на  меня  смотрела  потрепанная  и  разбитая  копия  меня  с 
красными глазами, распухшим носом и кровавым подтеком на шее. Несколько капель крови попало 
на светлую кофточку, испортив ее навсегда. Впрочем, это была не самая страшная беда. 
Отправив кофту не в корзину с одеждой для  стирки,  а в стиральную машинку, я  умылась и 
принялась смывать следы крови с шеи. 
Вскоре  от  недавнего  инцидента  напоминали  только  следы  от  укуса  и  мои  личные 
воспоминания,  от  которых,  в  отличии  от  следов, избавиться  будет не  так просто,  если  вообще  это 
возможно. 
Перед  тем,  как  выйти  из  ванной,  я  убедилась,  что  в  коридоре  никого  не  было.  Я  быстро 
прошмыгнула  в  свою  комнату,  слишком  громко  закрыв  за  собой  дверь.  Теперь  мне  оставалось только  одеть  что-нибудь  такое,  что  скроет  укусы.  Я  недолго  искала  подходящую  вещь,  легкая 
бирюзовая водолазка с высоким горлом оказалась тем, что мне было нужно. 
Теперь никто ничего не заметит. 
Одеваясь, я слышала тихие шаги по коридору возле своей комнаты, затем в дверь постучали. 
Это оказалась Эсми. 
- Милая, у тебя все в порядке? 
- Да, мам! Полный порядок! – ложь за  закрытой дверью давалась мне не так сложно, но все 
равно, выдавить из себя эти короткие четыре слова оказалось не такой уж и простой задачей. 
Перед тем, как открыть дверь, я убедилась, что в моем внешнем виде нет ничего такого, что 
могло бы напомнить о том-что-я-не-хотела-помнить. 
- Привет. Я собиралась постирать, - заявила я, поравнявшись с Эсми в дверном проеме. 
- Постирать? – удивленно переспросила она, внимательно рассматривая меня. 
- Ага, там вещей прилично накопилось, а мне все равно заняться нечем. Ты не против? 
- Нет, конечно, если ты хочешь… 
- Это лучше, чем думать, куда себя деть, - я поспешила удалиться с глаз Эсми, прежде чем она 
скажет еще что-то, но не успела. 
- Бэлла, у тебя глаза красные. Ты плакала? 
И мне вновь повезло, что я стояла спиной. 
- Нет, просто за компьютером перезанималась, - я быстро нашлась, что ответить. 
«Ты слишком много лжешь, Бэлла», - послышался тихий голос совести, который я мгновенно 
попросила заткнуться. 
 
Глава 10. «Coffe times, little lies, and bad VS good guys». 
На следующий день мой маниакальный вампир в подтверждение всем ожиданиям не захотел 
избавить меня  от  своей  компании  на  биологии,  поэтому  я  решила  собственноручно  избавиться  от 
него. Правда, не самым честным путем, но на войне все способы хороши, если речь идет о борьбе за 
победу… 
Есть в нашем классе одна девочка – Крис, не то, чтобы она была без мозгов, совсем нет, но 
верила  она  всему,  что  ей  говорили,  и,  конечно же,  сохла  по  Каллену.  Этим  я  и  воспользовалась, 
заверив ее, что Эдвард как-то сказал, что хотел бы сидеть с ней за одной партой. Кристин была вне 
себя от радости, а я получила то, что хотела – место рядом с Анжелой Вебер. 
Все были счастливы, кроме Эдварда, само собой, который быстро разобрался, в чем тут дело. 
Во время урока он периодически метал в меня многозначные взгляды-молнии, которые я делала вид, 
что не замечала, усмехаясь про себя. 
Наша война нравилась мне все больше и больше. 
*** 
Сразу  после  биологии  меня  настиг  ураган  Джессика.  Она  неслась  ко  мне  со  всех  ног, 
сгораемая  в  предвкушении  долгой  истории  о  нас  с  Эдвардом  и  о  вчерашнем  представлении  на 
стоянке. Сделать вид, что я не заметила ее, мне не удалось, а значит, мой побег провалился. Осталось 
только  одно  –  смириться  с  тем,  что  от  нее  мне  так  просто  не  избавиться,  а  это  в  свою  очередь 
обязывало меня рассказать ей «о нас». 
Лучшей неприятности и не придумаешь. Хотя… 
Но  тут  я  увидела  возможность  укрыться  от  Джессики:  с  другой  стороны  от  меня  среди 
шумного  коридора  я  увидела  Дина,  направляющегося  в  нашу  сторону.  Прикинув  расстояние,  я 
поняла, что необходимо действовать. 
Мне было на руку, что он  заметил меня, приветственно улыбнувшись. О, какая у него была 
улыбка – солнечная, теплая, словно летний дождь, яркая, как радуга, и он дарил ее мне. Всего лишь 
мне одной из больше чем одного десятка девушек, находившихся сейчас здесь. Залюбовавшись его улыбкой, я едва не забыла о Джессике. Поспешно сдернув с себя дурман 
чар Дина, я вытянулась, чтобы быть чуть выше и жестом подозвала его к себе. 
Не знаю, что произошло, но он весь светился от радости, когда мы оказались рядом. 
- Привет. Идешь  на  физкультуру?  –  как  можно  более  непринужденно  спросила  я,  пытаясь 
незаметно выследить глазами Джессику, которая была уже близко. 
- Если честно, особым желанием не горю, а что? 
- Ищу спутника для совместного прогула, - я улыбнулась на все 32 зуба. 
- Похоже, мы одинаково думаем. 
- Так значит, идем? 
*** 
Спустя  полчаса мы  сидели  в  уютном  уличном  кафе,  перед  каждым  из нас  стояло  по  чашке 
ароматного кофе. Накрапывал мелкий дождь, подгоняя горожан домой или в любое другое место, где 
можно было  укрыться от непогоды, а мы сидели под навесом, наблюдая  за ними  там,  где никакой 
дождь  нам  не  был  страшен.  Сегодня  погода  вела  себя  очень  странно:  то  шел  дождь,  то  светило 
солнце, а сейчас и холодные капли небесной воды и теплые солнечные лучи объединились в одном 
танце. 
Мне давно не приходилось наблюдать такое красивое явление природы. 
- Что с твоей рукой, Бэлла? – поинтересовался Дин. Засмотревшись на дождь, я расслышала 
только конец фразы. 
- Упала, - пояснила я, поджав губы. 
- Снова? – удивился Дин. 
- Я же говорила, что мне не впервой, помнишь? – Дин кивнул, делая глоток кофе,  - Со мной 
часто подобное происходит, недаром меня прозвали «Бэлла 33 несчастья». 
- И ты не обижаешься? 
- А толк обижаться на правду? Они правы, я и шагу  ступить не могу, чтобы не  вляпаться в 
какую-то историю или переделку, - машинально помешивая кофе, отвечала я. Конечно, говорила я не 
без грусти в голосе. Кто же станет мириться с тем, что родился под несчастливой звездой? Я не один 
раз пыталась как-то измениться: училась кататься на велосипеде, бегала по утрам, ходила в балетную 
студию, пробовала себя в паркуре, но все было зря. А после моего неудачного прыжка, во время тех 
самых занятий паркуром, когда я вывихнула плечо и содрала себе обе коленки, мне было запрещено 
заниматься тем видом спорта, в котором был риск для жизни и здоровья. 
-  Неприятности  с  каждым  случаются,  без  них  никуда  в  нашей  жизни,  -  заметил  Дин,  он, 
скорее всего, обратил внимание на то, что мой голос погрустнел, и теперь пытался подбодрить меня. 
- Ты прав, но…со мной они случаются слишком часто. Взять хотя бы…  - я едва удержалась, 
чтобы не сказать «взять хотя бы Эдварда», но во время прикусила язык, заставив себя замолчать. Не 
хватало  еще  рассказывать  Дину  о  том,  что  у  меня  брат  садист,  достаточно  уже  того,  что  мисс 
неприятность использует его в своих целях. 
«Ну что ж ты за человек такой, Бэлла?» - спрашивала я себя. 
 
- Взять хотя бы…Что? – и почему я только считала, что он пропустит это мимо ушей? 
Дин оказался совсем не таким, как я думала, он был слишком внимательным и любопытным. 
Осторожнее, мальчик, любопытство кота сгубило. 
- Мою  руку,  -  нашлась,  что  ответить  я,  -  Взять  хотя  бы  мою  руку  –  только  я  могла  так 
повредить ее, упав на лестнице. 
- Ты не права, Бэлла. Смотри, тебе еще повезло, что это оказалась только рука, ведь ты могла 
упасть и с более серьезными последствиями, - серьезно проговорил Дин. 
- Возможно… Давай сменим тему, я не хочу говорить о своей паршивой карме. - Как пожелаешь,  - Дин сделал еще один глоток кофе. Я последовала его примеру, сделав то 
же самое, отмечая про себя, что в этом месте готовят просто отличный кофе. 
 
-  Бэлла,  я  давно  хотел  спросить.  Наверное,  стоило  начать  как  раз  с  этого…  -  он  слегка 
смутился, задумчиво сводя брови. Этот, казалось бы, простой жест делал его похожим на взрослого 
мужчину, но никак не на восемнадцатилетнего подростка, но как раз таким он казался мне еще более 
очаровательным.  Я  ловила  себя  на  мысли,  что  Дин  мне  нравился,  было  в  нем  нечто  такое,  что 
привлекало меня к его персоне, мне казалось, что в нем я видела нечто необычное, нечто загадочное 
и притягательное. – У тебя не будет неприятностей из-за меня? – спросил он. 
- С чего бы это вдруг у меня должны быть из-за тебя неприятности? – удивилась я. 
- Ну, мы с тобой вдвоем сбегаем уроков, потом я везу тебя в кафе, а после привожу домой на 
своей машине, как мы договорились. 
- И что с того? –все еще недоумевала я. 
-  Как  что?  Ты  вроде  как…  -  он  замялся,  видимо,  подбирая  правильное  слово.  Я,  кажется, 
начинала  догадываться,  к  чему  он  клонил.  Всему  виной  слухи,  свободным  ветром  гуляющие  по 
школе, - с Эдвардом. 
Слова про Эдварда не стали шоком для меня, именно это я и ожидала услышать. Я ощутила, 
как мои щеки вспыхнули от негодования на чертовых сплетников и в первую очередь на Эдварда. 
Ему до нельзя лучше удалось попортить мне нервы своими выходками и закидонами. 
Что ж, хоть в этом он лучший, хоть тут он номер один… 
- Ты видел нас на парковке? – потупив взгляд, я рассматривала свое отражение в чашке кофе, 
стараясь спрятать свое лицо от Дина. 
- Нет, не видел, но есть такая вездесущая штука, которая расходится со скоростью света. 
- Слухи, - одновременно проговорили мы. 
-  Да,  они  самые…  Знаешь,  Бэлла,  это,  конечно,  не  мое  дело,  но  вы  все  таки  под  одной 
фамилией и это… Противозаконно, наверное. 
Я поняла, что настало время развеять этот мерзкий слух, пока он окончательно не испортил 
мне жизнь. 
- Во-первых, мы не родственники, у нас совершенно разные родители, потому что он, как и я, 
приемный сын, а во-вторых, между нами ничего нет, не было и быть не может. По правде говоря, я 
даже  презираю  его,  в  особенности  за  то,  что  он  пустил  этот  отвратительный  слух.  Знаешь,  как 
«приятно» мне теперь появляться в школе,  зная, что меня обсуждают прямо  за моей спиной? Мол, 
«она встречается с братом – фу, какая мерзость!» - с отвращением проговорила я, вздрагивая от звука 
собственных слов. 
Мне показалось, что Дин вздохнул с облегчением, хотя, скорее всего, только показалось, но 
факт фактом –  его лицо просветлело при моих  слова, что  с Эдвардом нас  связывает  только общая 
фамилия и больше ничего, но под конец моей речи он снова смутился. 
- Вот уж тип… И зачем он это сделал? 
- Если бы я только знала, - вздохнула я, на самом деле понимая, что совершенно не хочу знать 
причины и предпосылки, как и все, что может иметь отношение к Эдварду. Я была бы сказочно рада, 
не появись он в Форксе вообще. Ведь если бы все было именно так,  то мне не пришлось бы лгать 
родителям,  избегать  подруг  и  быть  объектом  самых  горячих  сплетен  и  размышлений  среди 
одноклассников. Все могло быть иначе, не будь Эдварда вообще. 
- Может ты, в самом деле, ему нравишься, но он по какой-то причине не хочет говорить тебе 
правду?  –  предположение  Дина  повергло  меня  сначала  в  шок,  а  затем  в  долгие  размышления, 
которые привели меня к выводу, что я все-таки не хочу, чтобы Эдвард вообще существовал на этой 
планете или в этом времени. - Нет, это же бред! – скривилась, - такого не может быть,- говорила я, а думала совсем другое. 
Что-то  подсказывало  мне,  что  это  все  же  была  правда.  В  какой-то  извращенной  степени, 
объясняющейся тем, что он, Эдвард, без ума от моей крови, значит, в какой-то степени я нравлюсь 
ему, но только как еда, и это отнюдь не успокаивало. 
- Ты считаешь? – тихо спросила я. 
- Вполне возможно. Есть такой тип людей, которые боятся признаться даже себе в чувствах к 
тому,  кого  любят,  не  говоря  уже  о  тех,  в  кого  влюблены.  Они  боятся  быть  отвергнутыми, 
непонятыми, их пугает то, что в случае неудачного признания, их сердце будет разбито, а чувства  - 
растопчены и выброшены на помойку. Признай, это неприятно и больно – испытать такое на себе. 
Я  была  абсолютно  согласна  с  Дином,  но  только  не  в  моем  случае,  только  не  в  случае  с 
Эдвардом.  Этот  скорее  удавится,  чем  станет  беспокоиться  о  том,  что  вызовет  его  поведение  у 
окружающих. 
- Эдвард не такой. Ты слишком плохо его знаешь. 
- Уверена, что я ошибаюсь? 
- Абсолютно, Эдвард слишком занят собственными мыслями о своей важной персоне, чтобы 
переживать о том, что подумают о нем и его поступках или как к нему отнесутся. Он считает себя 
вые всего этого. 
- Как ты с ним живешь, Бэлла? – с оттенком удивления в возмущенном голосе спросил Дин. 
Кажется, Эдвард уже успел вызвать к себе неприязнь еще одного человека. 
-  А  что  мне  делать?  –  обреченно  произнесла  я,  пожимая  плечами.  –  У  меня  нет  выбора, 
придется  терпеть  его  еще два  года,  а потом  - колледж, и  я больше  его не  увижу,  - мои  губы  сами 
растянулись в улыбке, когда я подумала, что больше никогда в своей жизни не увижу Эдварда. Эта 
перспектива  была,  пожалуй,  самой  приятной  и  ласкающей  мой  слух,  уставший  от  назойливого 
братца. – Тем более, продолжала я, - я стараюсь сводить наше общение к минимуму. Пока выходит, 
но он все равно умудряется надоесть мне больше всего на свете. 
- А с остальными у тебя отношения как? – поинтересовался Дин, допивая кофе. 
- Прекрасно,  я  отлично  лажу  с Эмметом,  Роуз, Джассом  и Элис, мы  не  только  семья,  но  и 
самые лучшие друзья, и только Эдвард... В общем, в семье не без….не без Эдварда… 
Я снова опустила взгляд на черный напиток, который уже почти остыл, и только краем глаза 
увидела, как Дин подавил улыбку. 
- Ты не  заслуживаешь  такого брата, Бэлла,  -  выдержав паузу, проговорил Дин.  – Хочешь,  я 
объясню ему, что ты недостойна такого обращения к себе? 
- Нет, Дин! Не стоит, это очень плохая идея,  - не хватало только, чтобы Дин полез в драку с 
Эдвардом, я и представлять не хотела какие последствия могут быть для Дина, если Эдвард хотя бы 
аз  ударит  его.  Он  может  убить  его  одним  ударом,  одним  неосторожным  прикосновением… 
Представив себе эту картину, я невольно поежилась. 
- Не волнуйся, я умею доходчиво объяснять, - заверил он. 
- Я тебе верю, но все равно, оно того не стоит. Я сама разберусь с Эдвардом, правда. 
В ответ Дин только усмехнулся. 
- Что смешного? – не поняла я. 
-  Представил  как  ты,  такая  хрупкая  и  маленькая,  будешь  «разбираться»  с  этим  своим 
Эдвардом. 
- У меня свои методы, скажем так. 
- Это обнадеживает… 
Я улыбнулась в ответ. 
- Не пропаду, есть уже опыт… 
-  Ну,  что,  еще  кофе?  –  предложил  Дин,  заметив,  как  неравнодушно  и  с  сожалением  я 
рассматриваю свою опустевшую чашку. - Нет,  наверное. Мне  уже  пора  домой,  Элис,  с  которой  я  должна  была  ехать  домой  после 
школы, скорее всего, очень волнуется, ведь я никого не предупредила, что уйду с последнего урока. 
- Я отвезу тебя, как и договаривались. 
Расплатившись  за  кофе, Дин  повел  меня  к  машине. Дождь  уже  прекратился,  и  теперь  весь 
город  утопал  в  прохладных  лучах  осеннего  солнца.  Погода  была  замечательной,  как  и  мое 
настроение, благодаря Дину. 
Пока мы ехали, я окончательно решила, что схожу с ним куда-нибудь в ближайшее время, как 
и пообещала вчера. Возможно, у нас что-то получится, хотя я не питаю особых надежд на это, ведь 
Дин не показался мне таким парнем, который встречается с тихонями вроде меня… Хотя как знать? 
- Бэлла, - позвал Дин, когда мы подъезжали к моему дому, - я на выходных собираюсь в Порт-
Анжелес, надо забрать мотоцикл, который я заказывал. Ты не хотела бы поехать со мной? Мы можем 
сходить куда-нибудь после того, как я улажу свои дела. 
-  С  удовольствием,  -  согласилась  я,  не  веря,  что  он  действительно  пригласил  меня  на 
свидание. 
«Как же тебе повезло, Бэлла!» - кричал довольный внутренний голос. 
 
Глава 11 «Both sides of Edward Cullen» 
развалюхой»  подразумевался  его  синий  Nissan  Micra,  -  а  на  новеньком  Ducati.  Тебе 
понравится, - подмигнул Дин. 
-  Не  сомневаюсь...  –  между  тем,  представив  себя  на  мотоцикле,  несущемся  на  бешеной 
скорости, я мысленно поежилась, но ведь Дин….Думаю, как-нибудь я это переживу. 
- Ладно, увидимся завтра в школе, - проговорила я, открывая дверцу машины. Дин улыбался 
мне. Снова я почувствовала себя так неловко от этой его сногсшибательной улыбки кинозвезды, но 
вдруг она померкла, а Дин скривился, прикладывая пальцы к горлу. 
- Ты  в порядке?  –  осторожно поинтересовалась  я,  уже  зная,  что  это не  так. Вряд  ли можно 
кривиться от боли, и быть при этом в порядке. 
- Пустяки, всего лишь горло где-то простудил. 
- Все равно береги себя. 
- Обещаю, - с этими словами он завел мотор и вскоре скрылся из виду. 
Дождавшись,  пока  шум  мотора  окончательно  стихнет,  разъедаемая  непонятной  тревогой, 
идущей из глубин сердца, я отправилась в дом. 
А над городом снова сгущались тяжелые свинцовые тучи… 
* 
На крыльце дома, скрестив руки на груди, стояла Элис, с задумчиво-печальным видом смотря 
вдаль,  туда,  где  всего  несколько  секунд  назад  скрылась машина Дина. Мне  повезло,  что  это  была 
она, потому что от Элис не стоит ждать разного рода нравоучительных речей и замечаний, а именно 
их сейчас я слушать не хотела и не собиралась, но у Эл планы были немного другие. 
- Ты сделаешь еще очень много ошибок… - отстраненным голосом проговорила Элис, когда я 
проходила мимо нее. 
- Прости, что? – переспросила я, останавливаясь рядом с ней. 
- Мне все это не нравится, Бэллз, очень не нравится. 
- Что тебе не нравится - мы с Дином? 
- Будущее мне не нравится. И ты с Дином, и Эдвард. Дело в том, что я ничего не могу увидеть, 
и все это очень недобрый знак. 
Мне не понравилось то, что говорила Элис и как она это говорила. В свете последних событий 
ее  слова  приобретали  для  меня  некий  скрытый  смысл,  что-то  вроде  предостережения  или 
предупреждения  –  знака,  исходя  из  которого,  мне  стоит  призадуматься  о  том,  что  я  делаю  и 
попытаться что-то изменить, пока еще не совсем поздно. Проблема была лишь в том, что я не знала, что мне необходимо менять, пока не знала, о чем молчали янтарные глаза Элис, а они молчали о чем-
то – это я прекрасно понимала, но лишь Эдвард мог знать все ее тайны. Или Джаспер… 
Но ни тот, ни другой мне их не выдаст, мне, как всегда придется выяснять все самой. 
Элис  зашла  внутрь,  оставив  дверь  открытой  для  меня.  Я  последовала  за  ней,  отмечая 
подозрительную  тишину  в  гостиной.  Обычно  в  это  время  здесь  было  более  людно,  чем  сейчас, 
гораздо  более  людно,  но  сегодня,  очевидно,  было  не  как  всегда,  и  задумчивая  Элис,  сидящая  на 
диване  с  видом  человека,  абсолютно  далекого  от  мира  сего,  только  подтверждала  это. Мне  стало 
ясно, что сейчас не стоит продолжать разговор, начатый на улице, все равно Элис абсолютно точно 
не скажет мне  то, что  я хочу слышать, поэтому я решила, что начну разговор с самых безопасных 
тем. 
- А где все? – как можно более безразлично спросила я, присаживаясь рядом с сестрицей. 
- На охоте. 
- Эдвард? 
- Как ни удивительно – поехал с ними. Как в старые добрые времена, - меланхолично ответила 
Элис. 
- Мм… неужели жизнь в этом доме возвращается на круги своя? 
- Ничего подобного. Я бы даже сказала, что это совсем не повод для радости, ведь Эдвард… - 
внезапно Элис оживилась, словно сбросив сонную пелену с глаз, ее взгляд стал осмысленным, и от 
него веяло арктическим холодом. – Я поговорила с ним тогда, Бэлла. 
-  Как  об  стенку  горохом!  Я  сделала  вывод,  что  разговаривать  с  ним  о  чем  бы  то  ни  было 
абсолютно бессмысленно, но то, что он делает, это просто чудовищно, это нельзя оставлять просто 
так. Я не могу просто смотреть на  то, как он издевается над  тобой и пренебрегает самым  главным 
правилом нашей семьи – такое непозволительно! Узнай об этом Карлайл – он пришел бы в ярость, 
точно  тебе  говорю. Он  не  простил  бы  ему  этого  вновь,  - Элис  была  на  взводе. От  нее  буквально 
исходили флюиды ярости, наполняющие воздух тяжелыми невидимыми молниями. 
- Он уже когда-то нарушал «диету»? – осторожно поинтересовалась я, поудобней усаживаясь 
на диване. Чуяло мое сердце, что история будет долгой. 
- Было дело, но это давняя история, - Элис попыталась увильнуть от рассказа, махнув рукой, 
однако  мое  урожденное  любопытство  не  могло  так  просто  оставить  это,  тем  более,  что  я  уже  не 
первый  день жажду  узнать  историю Эдварда. Несмотря  на  то,  что  само  существование  его, мягко 
говоря, бесит меня, я безумно хочу знать, что он за фрукт и какова его история. 
Вдруг  сейчас  я  поняла,  что  желание  Элис  уйти  от  ответа  было  не  просто  ленью  или 
обуславливалось  наличием  каких-то  других  важных,  не  терпящих  отлагательства  вещей,  а  частью 
чего-то большого и тайного. Я никогда не была специалистом по различным теориям заговоров или 
чему-то в этом роде, но теперь я была убеждена, что в истории нашей семьи присутствует какой-то 
заговор что ли? Еще один фамильный скелет в шкафу, нечто вроде одного большого белого пятна на 
семейной  фотографии  в  том  месте,  где  должен  был  быть  Эдвард. И  я  удивлялась,  как  раньше  не 
замечала, что о нем никто никогда не упоминал до того дня, как он вернулся в Форкс. Не случись 
этого, я бы наверняка даже не знала о его существовании: слишком тщательно его скрывали от меня, 
а причин, по которым это делалось, я в упор не видела, хотя должна была. Я чувствую, что должна, 
слишком очевидным и простым мне кажется ответ. 
А может, я просто себя накручиваю, и ничего такого нет? 
Может, Эдвард ушел, как считал, навсегда, но вдруг передумал и вернулся, а Элис просто не 
хочет ворошить прошлое? 
Пора мне уже это выяснить. 
- Расскажи мне об Эдварде, Элис: как он попал в нашу семью, кем был прежде, - попросила я, 
замечая, что Эл намеревается перевести тему в другое русло. 
- Я думала, ты о нем и слышать не хочешь. - Скажем так, я хочу узнать его получше, может это поможет мне разобраться в нем хоть чуть-
чуть, потому что я совсем не могу его понять. 
-  Раз  ты  так  хочешь,  расскажу,  но  вряд  ли  тебе  это  поможет  узнать  его  с  той  стороны,  с 
которой ты хочешь. 
Пока  Элис  собирала  воедино  кусочки  истории  Эдварда,  восстанавливая  в  памяти 
последовательность  событий,  я  разулась и  залезла  с ногами на  диван, приготовившись  слушать  ее 
рассказ. 
- Эдвард был обращен самым первым из всех. 
-  Даже  раньше  Эсми?-  удивленно  спросила  я.  -  Мне  всегда  казалось,  что  именно  Эсми 
сподвигла отца к, в прямом смысле этого слова, созданию семьи. 
- Да,  даже  раньше Эсми. Так  вот,  это  было  в  1918,  тогда  в мире  вовсю  бушевала  эпидемия 
«испанки». Эдварду было  всего 17 лет, он был юн, наивен и мечтал о  великих подвигах на  войне, 
любил жизнь, гулянки, засматриваться на красивеньких девушек. В общем-то говоря, он был как все, 
пока в один пасмурный майский день на одной из Чикагских улиц, а жил он тогда в Чикаго, его не 
схватил сильнейший приступ кашля… Его родители к тому времени уже были больны, да и сам он 
понимал, что с ним произошло и что его ждет впереди. Он знал, что умирал, понимал, что спасения 
не будет, это конец… 
Лицо  Элис  погрустнело,  да  я,  надо  сказать,  тоже  на  момент  забыла,  что  есть  Эдвард. Мне 
вдруг  стало  безумно  жаль  его,  такого  юного,  исполненного  желанием  жить  и  еще  пока  такого 
невинного, ведь тогда, в те времена, он еще не был тем чудовищем, которое не так давно пило мою 
кровь, тогда он был человеком, почти ребенком, как я сейчас. В его теле билось горячее сердце, оно 
любило  и жило,  грустило  и  надеялось…  Глупо  осуждать Эдварда-человека  за  его  будущие  грехи, 
бесчеловечно ненавидеть его за то, чего он еще не сотворил… Я уверена, что в то время он даже и 
представить  себе  не  мог,  какая  судьба  ему  уготовлена  случаем,  что ждало  его  впереди. Никто  не 
знал, никто не представлял, кем он станет. И поэтому я совершенно не могла не сочувствовать тому 
семнадцатилетнему Эдварду, чья жизнь была перечеркнута почти в самом ее начале. Мне казалось, 
что  этот  Каллен  и  тот  –  две  разных  личности  с  совершенно  разными  характерами  и  судьбами… 
Просто  двое  разных  людей  с  одинаковыми  лицами,  но  никак  не  две  половинки  одного  целого. 
Эдвард-вампир  и  Эдвард-человек  –  казалось  бы  одно  и  тоже,  но  на  самом  деле  они  совершенно 
разные, просто один – это результат долгих лет полужизни и последствия многих мучений первого. 
Эдвард-человек… Я не могла представить себе, что ему пришлось пережить, с чем смириться, ведь 
не так уж и просто принять свою смерть в 17. 
Что  такое  17  лет? Самое  начало жизни,  казалось  бы,  впереди  еще  столько  времени, можно 
успеть все. Ты начинаешь строить планы, определяться со своим будущим, как вдруг узнаешь, что 
смерть  имеет  на  тебя  не  самые  лучшие  виды.  Я  не  могу  представить,  что  он  испытал,  узнав  это. 
Тогда, наверное, он проклинал все и вся, и его можно было понять. 
- Дальше,  - продолжала Элис,  - перед  смертью мать Эдварда попросила Карлайла  спасти ее 
сына,  она  каким-то  образом  узнала,  кто  он.  Карлайл  пообещал  ей  сделать  это,  но  сам  он  долго 
сомневался насчет  того, что  ему действительно  стоит обращать Эдварда. Он боялся,  что может не 
сдержаться,  но  он  все же  решился  на  этот  рисковый шаг. Наверное,  решающую  роль  сыграл  сам 
Эдвард, он был согласен на все ради возможности избежать могильной плиты. Он понимал, на что 
шел,  Карлайл  все  объяснил  ему,  рассказал,  кем  он  станет,  но  даже  это  не  остановило  Эдварда. 
Желание жить в нем было непреодолимым. 
 
И я опять же понимала его. Кто согласится на смерть в таком юном возрасте, когда ты еще 
можешь все, без преувеличений сказано, когда тебе кажется, весь мир у твоих ног… А потом тебе 
переламывают  позвоночник,  опуская  так  низко,  как  только  можно,  заставляя  почувствовать  тебя никчемной букашкой. Да, я бы согласилась. Да, я приняла бы такую жизнь, если альтернатива ей  – 
смерть. 
 
- И вот, у Эдварда появился второй шанс, еще одна возможность  прожить жизнь, но теперь 
уже  длинною  в  вечность.  Поначалу  он,  как  и  все  остальные,  чувствовал  себя  так,  будто  бы  он 
вытащил  выигрышный  лотерейный  билет.  Вечность  открывала  перед  ним  столько  новых  дверей, 
сколько и  закрывала. Понимая, что он никогда не сможет прожить ту жизнь, о которой мечтал, он 
старался заполучить все то, что не мог бы сделать, будучи человеком. Перед ним открылось столько 
перспектив, столько новых горизонтов, возможностей, и он пытался хвататься за все, за что только 
мог уцепиться. Вечность сначала всем кажется джек-потом, но вскоре понимаешь, что этот джек-пот 
–  ничто  иное,  как фальшивая  монета,  горький  перец  в  обертке  от шоколадной  конфеты,  дрянь  со 
стразами и блестками... Это как наркотик – сначала чувствуешь себя так, будто ты властелин мира, 
ловишь  кайф  от  осознания  своего  бессмертия,  а  потом  оно  приедается,  перестает  быть  чем-то 
увлекательным.  Тебе  уже  нечем  восхищаться,  нечего желать… Но  тебе  от  этого  не  убежать  и  не 
избавиться.  Все  рано  или  поздно  разочаровываются  в  бессмертии,  потому,  что  это  не  только 
неуязвимость и возможность жить пока не погибнет мир, у этого всего есть обратная сторона – скука 
– со временем она становиться такой, что хочется выть на луну. Жить вечно надоедает, разнообразия 
нет, все постоянно одно и тоже, хочется умереть, но понимаешь, что не можешь. 
Твоя жизнь – твоя тюрьма, личная камера пожизненного заключения, причем одиночная. Ты 
думаешь, почему я с Джаспером, Эммет с Розали, а Карлайл с Эсми? Потому, что так нам проще. Так 
наша личная тюрьма становится более сносной. Вместе проще идти через вечность… Наверное, я бы 
сошла с ума от одиночества и тоски, если бы у меня не было Джаспера, - Элис произнесла его имя с 
таким трепетом и нежностью, что мне стало предельно ясно, какое место в ее жизни, да и в жизни 
любого вампира занимает его или ее вторая половина. Это как вторая часть тебя самого, часть, без 
которой твоя жизнь тебе не мила, она просто ничего не стоит, как вечность не стоит и гроша, если на 
нее ты обречен один. 
Я  не могла  бы  представить  себе,  что  было  бы  со мной,  будь  у меня  вечность  одиночества. 
Если  простая  человеческая  жизнь,  прожитая  лишь  наедине  с  собой  и  случайными  прохожими, 
приходящими,  и  уходящими,  не  задерживающимися  в  ней  надолго,  представлялась  мне  чем-то 
похожим  на  ад,  то  что  такое  вечность  на  одного?  Не  уверена,  что  могу  представить  себе  такую 
безнадегу. 
 
- Выходит, все, что было нужно Эдварду, чтобы не стать таким бессердечным существом - это 
подружка? – предположила я. 
- Скорее всего,  это  так,  - она пожала плечами. – Дальше, после  того, как Эдвард понял, что 
бессмертие – отнюдь не подарок, у него случилось что-то вроде депрессии. Это произошло когда он 
сорвался и убил человека. Тогда он увидел в себе чудовище, которым никогда не хотел быть. Зная, 
что это чудовище жило с ним еще со дня обращения, Эдвард не хотел признавать его существование, 
а в тот злополучный день ему пришлось сознаться себе, взглянуть в глаза ужасной правде. А правда 
была  такова,  что  он  убивал  и  получал  от  этого  удовольствие,  что  для  таких,  как  мы,  вполне 
естественно. Но он этого не хотел, не хотел становиться кровожадным монстром… Он и Карлайла 
обвинял и себя проклинал, а вскоре ушел жить своей жизнью, думал, так ему будет легче. Через пару 
лет  он,  конечно  же,  вернулся  назад.  К  тому  времени  к  семье  присоединилась  Эсми,  она-то  и 
натолкнула Эдварда  на мысль,  что  ему  нужна  пара. Угадай,  кто  изначально  должен  был  быть  его 
суженой? 
- Розали? 
- Именно  она. О,  они  должны  были  быть  идеальной  парой,  вот  только  Роуз  воротила  свой 
аристократический носик от простого Чикагского парнишки Эдварда, в открытую выражая ему свое «фи».  У  них  изначально  не  могло  ничего  получиться,  так  что  идея  Карлайла  прогорела.  Надо 
признать, что сваха из него неважная. Потом Роуз привела в дом Эммета, и тогда точно стало ясно, 
что пара Эдвард-Розали была обречена. Роуз была счастлива с Эмметом, родители тоже друг в друге 
души не чаяли,  а Эдвард  так и остался один-одинешенек без пары. Самое интересное, что на него 
многие засматривались, были среди них очень даже достойные кандидатки, способные соперничать 
даже с самой Мисс Ее Чудовищно-Прекраное Величестно Хейл, но Эдвард на них даже смотреть не 
хотел. Мне иногда казалось, что он будто ждал кого-то особенного, как будто верил, что где-то там, 
на  небесах,  скреплялись  судьбы  людей  еще  до  их  рождения,  и  что  та  самая,  которая  будет  его 
спутницей,  обязательно  появится…  Я  как-то  спросила  у  него,  чего  он  ждет,  почему  не  обратит 
внимания  на  тех,  кто  тайком  вздыхает  по  нем,  ведь  он  читает мысли,  и  поэтому может  завоевать 
любую  женщину,  которую  только  пожелает,  а  он  ответил,  что  ему  не  нужна  любая.  Я  спросила, 
почему он так говорит, чего он ждет. Он ответил: «я жду ту единственную, которая предначертана 
мне судьбой». 
«И где же она?» – спрашиваю. 
«Не  знаю,  -  отвечает  он,  -  где-то  она  точно  есть… может  она  еще  не  родилась,  но  я  готов 
ждать ее столько сколько понадобиться. Хоть вечность». 
«А как ты догадаешься, что это именно она?» 
«Ее я узнаю из сотен тысяч, потому что она такая одна на миллионы». 
«Законченный романтик» - подумала я, а он ответил: «Ну и ладно, но я все равно буду ждать 
ее и только ее одну». 
Дослушала рассказ Элис я с открытым ртом. Информация, полученная  только что, никак не 
хотела укладываться в моей голове, я не могла представить себе Эдварда, рассуждающего подобным 
образом, Эдварда-романтика и главное – Эдварда-человека. Именно он не давал покоя моему сердцу. 
Возможно, я и ненавидела конечной продукт – Эдварда-вампира с замашками маньяка-садиста, но к 
Эдварду-человеку  я  испытывала  довольно  странные  чувства,  да  и  тот  Эдвард,  который  мечтал  о 
девушке-судьбе, тоже казался мне совершенно не тем, кого я знаю теперь. Он был слишком далеким, 
слишком  чужим  и  неизвестным,  что  вариант  с  двумя  разными  личностями  казался  мне  все  более 
реальным.  Я  не  верила,  я  отказывалась  принимать  их  как  одну  личность,  и  самое  пугающее  –  я 
хотела  бы  знать  Эдварда  образца  начала  прошлого  века.  Я  хотела  бы  взглянуть  на  человеческую 
версию моего так называемого брата, заглянуть в его глаза… Какие они у него тогда были? Почему-
то мне кажется, что изумрудно-зеленые, такой цвет отлично подошел бы ему, я думаю. 
 
Жаль,  что  пока  не  изобретена  машина  времени,  это  лишь  мечты,  которым  стать  явью  не 
суждено. 
 
- И все же, Элис, - я подвела итог нашего разговора, - дело в одиночестве? 
-  Возможно,  это  и  было  одной  из  причин,  но  я  не  уверена.  У  меня  никогда  не  было 
возможности влезть к нему в голову и разобраться в его тараканах… 
Мне в очередной раз показалось, что Элис что-то недоговаривала. Я была абсолютно уверена, 
что она не могла не знать причины столь сильных перемен в Эдварде, если прожила с ним столько 
лет плечом к плечу. Уж кто-кто, а Элис точно должна была знать своего брата лучше любого из нас. 
Элис  всегда  знает  больше,  чем  кто  бы  то  ни  было  в  нашей  семье. Не  понимаю,  как  при  этом  она 
могла не знать, что происходило с Эдвардом. 
- Элис, - я серьезно взглянула на сестру, понимая с каждой секундой все больше и больше, что 
она правду знает, но по какой-то причине отказывается говорить, - ты знаешь, в чем дело, ведь так? 
Элис закусила губу, виновато посмотрев на меня. 
Да, я была права, она что-то знала. 
- Прости, Бэлла, но это не моя тайна, я не могу рассказать тебе... Элис направила мне очередной извиняющийся взгляд, после чего резко вскочила с дивана и 
поспешила  к  лестнице,  оставляя  меня  наедине  со  своими  мыслями  и  новой  порцией  вопросов, 
ответов на которые не было. 
 
Глава 12 «Свидание со смертью» 
День за днем так незаметно пролетела неделя до моего долгожданного свидания с Дином. В 
эти пять дней на меня навалилось столько всего, что часы, казалось, бежали со скоростью минут или 
даже секунд. В школе на меня, помимо обычного домашнего задания, свалился проект по физике и 
громадный реферат по литературе. Понятия не имею, когда буду с этим справляться, учитывая еще и 
тот  небольшой  факт,  что  на  днях  я  устроилась  в  магазин  туристического  снаряжения, 
принадлежащий  семьи Ньютонов. Не  могу  сказать,  что  я  хотела  этого  или,  что  мне  нужны  были 
деньги, в них я никогда не нуждалась, потому что у меня они всегда были в достаточном количестве, 
эта работа – скорее как вынуждения мера, на которую я пошла ради того, чтобы сократить общение с 
Эдвардом до минимума. 
Я едва успевала справляться со всеми своими делами до одиннадцати вечера, а потом без сил 
падала на кровать и засыпала, как только моя голова касалась подушки. Не скажу, что мне нравился 
такой образ жизни, но это, по крайней мере, помогало мне меньше  времени проводить дома иили 
бездельничать. Когда я была чем-то занята, я не думала об Эдварде, не думала о странном поведении 
Элис и о тайне, которую она хранила. Я не говорила с ней об этом со вторника и сомневаюсь, что 
стоит поднимать шум и пыль, зная, что я все равно ничего не добьюсь, а только лишь разбужу в себе 
еще больший интерес, чего мне очень не хотелось бы делать. 
 
«Что ж, Бэлла, своего ты добилась - теперь у тебя почти нет свободного времени и сил на что-
то еще, кроме работы и учебы» - думала я, проснувшись утром в субботу. 
После этой поистине бешенной недельки я чувствовала себя так, словно двадцать четыре часа 
в сутки пять дней без каких-либо перерывов и выходных позанималась в спортзале. Тело ныло как 
после долгой пробежки, голова гудела и требовала положить ее обратно на подушку и так долго, как 
только можно, спать, спать, спать… 
Я  не  была  готова  к  такому  ритму  жизни,  я  привыкла,  что  жизнь  моя  течет  размеренно  и 
медленно, привыкла к тому, что я никогда не спешила, но при этом каким-то чудовищным образом 
никогда никуда не опаздывала. А сейчас я испытывала катастрофическую нехватку времени, сил и, 
как я только что поняла, - желания. 
Пришлось  вести  борьбу  с  собственным  телом,  каждая  клеточка  которого  отчаянно 
сопротивлялась  моим  попыткам  заставить  себя  встать,  когда  теплая  постель  искусно  заманивала 
меня к себе уютным воздушно-легким лазурным шелком. Устоять было сложно, но так как на кону 
стояло свидание с Дином и прочие прелести выходного дня, который, кстати говоря, я вопреки всему 
мечтала провести в постели, смотря цветные сны, но я заставила себя подняться. 
О, господи, все-таки лучше бы я этого не делала. 
Контрастный  душ  немного  взбодрил  меня,  но  в  теле  все  еще  присутствовала  слабость, 
зовущая  ко  сну,  и  только  огромная  чашка  крепкого,  как  австралийский  ром,  кофе  помогла  мне 
проснуться окончательно. 
 
На выходе из кухни меня едва не сбил с ног темноволосый вихрь, сначала показавшийся мне 
Элис, но приглядевшись, я сообразила, что, как для Элис,  тушка была слишком крупной  –  значит, 
Эммет.  Вслед  за  «медведем»,  снова  едва  не  сбив  меня  с  ног,  пронеслась  Элис  с  криком, 
напоминавшим «ты не можешь так со мной поступать!». Затем, не успела я и опомниться, как где-то 
недалеко от меня раздался звон битого стекла, причем судя по громкости, разбилось нечто крупное. 
Раздосадованный голос Эммета обвинял в случившемся Элис, а я поспешила выяснить, в чем дело. Когда мне удалось разыскать Эммета и Элис, моему взору предстала самая настоящая картина 
маслом:  среди  моря  осколков  стекла  с  видом  явного  победителя  стояла  Элис,  крепко  сжимая  в 
пальцах левой руки кредитную карточку, Эммет стоял напротив нее, недовольно глазея на разбитое 
стекло; между ними, качаясь, стояла бывшая стеклянная дверь, ведущая на задний двор. Но не дверь 
была  бывшей,  а  именно  стеклянная  дверь,  потому  что  о  наличии  стекла  в  ней  напоминала  только 
пара торчащих из деревянной дверной рамы острых осколков. 
-  Я  же  говорила,  что  если  не  отдашь  по-доброму,  будут  последствия,  -  фыркнула  Элис. 
Подковырнув  стеклянный  ковер  носком  обуви,  она  шагнула  в  сторону,  менее  засыпанную 
осколками. 
-  А  что  вообще  здесь  происходит?  –  поинтересовалась  я,  оглядывая  Эммета,  Элис  и  тот 
бардак, который они устроили. 
- Элис хочет замучить нас до смерти своим идиотским шопингом, вот что здесь происходит, - 
пробурчал Эммет, он явно не был на седьмом небе от свалившегося на него счастья ходить с Эл по 
магазинам.  Знаю, многие  не  выдержат  бесконечного  потока  энергии,  исходящей  от  нашего  эльфа, 
даже вампирам не под силу выдержать шопинг с Элис, поэтому, лучше держаться подальше от нее, 
когда  ей  хочется  «немного  пройтись  по  магазинам»,  что  в  случае  Элис  всегда  оборачивается 
потраченным зря днем. 
- Неправда, - огрызнулась Элис, - Я всего лишь хочу достойную компенсацию для Бэллы. 
- Какую еще компенсацию? – вмешалась я, понимая, что весь этот сыр-бор у них из-за меня, - 
За что я заслужила такую компенсацию? 
-  За…ну,  в  общем,  за  испорченное  свидание,  - Элис  виновато  посмотрела  на меня,  закусив 
нижнюю губу. 
Я понимала только одно – что я ничего не понимаю. 
- В каком смысле – за испорченное свидание, Элис? – я требовательно уставилась на сестру, 
понимая, что сейчас узнаю что-то не очень радостное и приятное, судя по тому, как изменилось лицо 
сестры. С одной стороны, я жаждала этого, как ничего другого на свете, но с другой я совершенно не 
хотела знать о том, почему или из-за кого мое сегодняшнее свидание с парнем моей мечты должно 
испортиться. В голову стаями лезли всякие неприятные мысли и опасения, которые запросто могли 
оказаться правдой. Некоторые из них были настолько страшными и трудно принимаемыми, что мне 
и думать о них не хотелось. Я просто допускать такого не могла, но, увы, чаще всего как раз самые 
ужасные предположения имеют свойства оказываться правдой. 
- Элис? – позвала я.  - Говори, что случится? То есть случилось. Или все же случится? – мне 
было сложно излагать свои запутавшиеся в страшных предположениях мысли. 
- Свидания не будет, - Элис поджала губы, рассматривая меня извиняющимся взглядом. 
- Я не приду? – мой тихий голос дрогнул, пои мысли о том, что свидание с парнем-мечтой не 
состоится по моей вине. 
Элис отрицательно покачала головой, заставляя мое сердце болезненно дернуться и сжаться, 
словно находясь  в железных  тисках. Я  уже  догадалась, по  какой причине мое идеальное  свидание 
потерпело крах... Вот  только верить в  это я отказывалась, мне хотелось думать, что  это не правда, 
ведь  пока  это  всего  лишь  мое  предположение,  а  я  очень  часто  ошибаюсь,  накручивая  себя  по 
пустякам. Я просто не могла поверить в это, пока не услышу подтверждения от Элис. 
- Он не придет? – еще тише, чем в прошлый раз, спросила я. 
-  Да.  -  я  никогда  не  думала,  что  одно  такое  короткое  слово  способно  так  сильно  ранить, 
причинить такую боль, от которой хотелось выть белугой. 
Наверное, я не слишком хороша для него. Да, а на что же я наделась? «Ты же не думала, что 
такой парень, как Дин, в серьез заинтересуется тобой?»  - издевательски хихикал голос разума. Если 
бы  только  он  был  реален,  я  бы  съездила  по  его  хамской физиономии,  дабы  стереть  с  нее  наглую 
ухмылку, но,  увы, мне оставалось  только  в отчаянии кусать  губы и постараться  выкинуть Дина из головы.  Должно  быть,  он  просто  передумал,  понял,  что  я  не  та  девушка,  которая  может  его 
заинтересовать, осознал свою ошибку и решил отсидеться дома. 
- Бэлла, это не его вина, - снова заговорила Элис. – Он хотел бы прийти, но не смог. 
- Не  надо  его  оправдывать, Элис! Я  и  так  знала,  что  он  слишком  хорош  для меня,  а  я  для 
него… В общем, такие, как я, не для него,  - удивительнее всего в этой ситуации было то, что я не 
хотела плакать. Я чувствовала, что обида  во мне была  велика, как море, как океан, но  слез она не 
была достойна. Только не слез, нет. 
- Бэлла… - в какое-то мгновение Элис уже стояла рядом со мной, поглаживая меня по плечам. 
– Дин, правда, хотел прийти к тебе, уж я-то знаю. 
-  Тогда  в  чем  дело?  –  теперь  была  моя  очередь  кусать  губы.  – Я  не  верю,  что  у  него  есть 
достойное оправдание, потому, что если любишь, если влюблен, ты сделаешь все, что можно, и даже 
то, чего нельзя. Чувства – они ведь…они все могут преодолеть. Для настоящих чувств не существует 
границ или преград, в любви запретов нет. Ради любимого человека можно сделать то, что, думаешь, 
никогда  и  ни  за  что  не  сделал  бы,  но  ты  делаешь,  потому  что  любишь.  Только  это  важно,  а  все 
прочее – чепуха. 
- Мне жаль, Бэлла, но… Дин в больнице еще со вчерашнего дня. У него какой-то серьезный 
грипп. 
- Но я видела его вчера в школе – как такое может быть? 
- Не могла ты его видеть, точно тебе говорю, не могла. 
- Но…  - нет, я не в силах поверить в то, что все, что мне только что сказала Элис  – правда. 
Сердце мое отказывалось принимать ее слова за чистую монету, хотя я прекрасно осознавала, что ей 
незачем лгать мне, к тому же, ей одной всегда известна правда; какой бы она ни была, правда ни за 
что не скроется от ее всевидящего ока, так что не доверять Элис я не могла. 
А очень хотелось… 
Мне до крика, до слез, до боли в голосовых связках хотелось, что бы события сегодняшнего 
утра оказались всего лишь плохим сном. Я мечтала проснуться, и начать  этот день  заново, но уже 
совсем по-другому, не  узнав от Элис  «правды», проведя  все  утро и половину дня  за  составлением 
реферата,  который  по  привычке  отложила  на  самый  последний  момент,  а  потом,  в  шестнадцать 
часов, вспомнить о свидании, и начать в спешке собираться, мысленно ругая себя за забывчивость и 
неорганизованность. Потом выслушать и проглотить очередную порцию колкостей от Эдварда и на 
вопрос  «куда  это  мы  собрались?»  ответить  так  же  остро:  «на  свидание»,  и  поймать  удивленный 
взгляд  в  ответ,  разозлиться  на  чертовски  прекрасное  лицо  греческого  бога,  на  соблазнительно 
вздернутую  бровь  и  резко  бросить  ему  в  самое  лицо:  «Не  все  в  моей жизни  из-за  тебя,  Эдвард». 
Развернуться  и  уйти,  заставляя  его  провожать  взглядом  мои  длинные  обнаженные  ноги,  обутые  в 
туфли на высокой шпильке. 
Этого уже не будет, нет… 
 
Мне казалось, я сейчас расплачусь. Упаду на пол и горько зарыдаю, забыв о том, что только 
что обещала себе – не плакать из-за мужчин. 
Немногим позже  я пыталась  строчить реферат, но  это была, как оказалось,  слишком  глупая 
затея,  обреченная  на  провал.  Я  долгое  время  провела  в  попытках  что-то  написать,  но,  увы,  я  не 
смогла нацарапать ни строчки, буквы отказывались собираться в слова, а слова – в предложения. Ни 
о какой концентрации, естественно, и речи идти не могло в моем теперешнем состоянии. 
Я  злилась.  Сама  точно  не  знаю,  на  кого  я  злилась:  на  судьбу,  на жизнь,  на  случайности  и 
крайности,  на  чертов  грипп  и  идиотские  правила.  Я  не  могла  прийти  к Дину,  чтобы  проведать  и 
узнать,  как  он  себя  чувствовал. Как  выяснилось,  сейчас  к нему не  пускали  даже  родителей,  таким 
серьезным был его грипп. Его состояние расценивали как стабильно-тяжелое – можно подумать, это говорило  о  чем-то  хорошем,  хотя  стабильность  должна  была  вселять  некую  надежду,  но меня  это 
никак не радовало. 
На  вечер  Элис  хотела  уговорить  меня  немного  развеяться,  она  считала,  что  мне  просто 
необходимо отдохнуть от суматохи и переживаний, а я слушала ее, и не могла понять, как ей не ясно, 
что мне  было  не  до  веселья. Мою маленькую  радость, мою призрачную  розовую мечту  разбили  в 
дребезги,  как  дверь  сегодня  утром,  и  теперь  кусочки  счастья,  которые  еще  недавно  были  одним 
целым,  лежали  где-то  в мусорном  ведре  рядом  с  осколками  разбитого  стекла. У  меня  было  такое 
чувство,  будто  эти  осколки  резали  мне  душу,  впиваясь  в  плоть,  причиняя  мне  боль,  которую  я 
решила заглушить в прохладном вечернем воздухе, громкой музыке и кожаном салоне авто. 
Одевшись потеплее,  я  попросила  у Элис  ключи  от Порше,  торжественно поклявшись перед 
этим, что  верну  его  в целостности и  сохранности без  единой царапины. Элис не  возражала, и  уже 
через  несколько  минут  я  ехала  по  тихим  улочкам  Форкса,  рассекая  тишину  громкой  и  музыкой. 
Тяжелые мотивы 30 seconds  to mars вперемешку с My Chemical Romance были именно тем, что мне 
нужно, чтобы заставить себя не думать ни о чем, полностью растворяясь в музыке. 
Моей целью было проветрить мысли, моим местом назначения был Порт Анжелес. Что я буду 
там делать, я не знала, я лишь чувствовала острую необходимость быть подальше от дома, семьи и 
Форкса вообще. 
Вскоре  туманный  и  дождливый  городок  остался  позади.  Дорога,  по  которой  я  ехала,  была 
достаточно  прямой  и  пустынной  для  того,  чтобы  такие,  как  я,  могли  ехать  по  ней  на  прилично 
высокой скорости, не рискуя при этом попасть в аварию. Порывистой ветер проникал в салон через 
опущенные стекла, из стороны в сторону небрежно бросая мои волосы. 
Стрелка  на  спидометре  подходила  к  100  кмч,  и  я  уже  начинала  чувствовать  страх,  как  это 
обычно  бывало  со мной,  когда  скорость  поднималась  к  этому  рубежу. Я  изо  всех  сил  боролась  с, 
казавшимся мне в тот момент непреодолимым, желанием нажать на «тормоз». Я в отличии от «Я» не 
собиралась этого делать, по крайней мере, еще минут пять. Я поставила перед собой цель – перестать 
бояться скорости, хотела приучить себя к ней. 
Сама не знаю, зачем мне это, просто Я так хочу… 
А  вот  и  место  моего  назначения.  «Добро  пожаловать  в  Порт  Анжелес»  -  звучит 
многообещающе. 
К  счастью,  Порт  Анжелес  не  надоел  мне  так  сильно,  как  Форкс,  к  Порт  Анжелесу  я 
испытывала более теплые чувства. Здесь всегда можно было найти интересное место для того, чтобы 
провести  время,  отдохнуть  и  повеселиться. Этот  город  не  душил  меня,  в  нем  будто  было  больше 
воздуха, чем в Форксе, здесь можно было дышать спокойнее и глубже. 
Но не сегодня, не сейчас… 
Сегодня  я  не  могла  найти  себе  места  в  этом  городе.  Он  убивал  меня,  давил  на  легкие 
невидимым,  но  очень  даже  ощутимым  грузом,  грузом  несбывшихся  надежд  и неосуществившихся 
желаний. Мне словно перекрыли кислород, оставив задыхаться и бросив умирать посреди огромной 
пустыни, упирающейся во все стороны горизонта. Даже если я встану на высокий холм, я все равно 
не увижу ничего, кроме сине-желтой линии. Птицей бьющейся в маленькой и тесной клетке, мотаясь 
среди петлящих улиц-змей Порт Анжелеса, я искала, сама не знаю что. Я пыталась найти себе место 
в этом городе и в этой жизни. 
Не  сразу  я  смогла  понять,  от  чего  бегу,  постоянно  спотыкаясь  и  падая. Я  бегу  от  того,  что 
грызет мне душу вот уже 13 лет – от себя и от необходимости принять то, что я несу в себе, я бежала 
от  той разрушительной  силы, которая  задевает  всех  тех, кто дорог мне. Она причиняет им боль,  я 
причиняю им боль уже лишь тем, что нахожусь рядом с ними. Да, от меня одни неприятности, иначе 
как объяснить то, что вся моя семья погибла в аварии, когда мне было 4, а я одна осталась жива? Как 
объяснить то, что на следующий день после знакомства со мной Дин серьезно заболел? Я  не  верю  в  случайности  и  совпадения,  слишком много  их  было на моем  пути,  и  слишком 
горьким был их вкус. Нет никаких совпадений и случайностей, все, что происходит, имеет причину, 
хотим  мы  того  или  нет,  но  мы  должны мириться  с  этим. Мы  должны  понимать,  что  любое  наше 
действие  и  все,  что  происходит  с  нами,  или  теми,  кого  мы  любим,  или  даже  с  совершенно 
незнакомыми нам людьми – это результат всеобщих наших действий, а значит, действий каждого из 
нас. Можно подумать: «Я один, что от меня  зависит? Да ничего!», но что если так подумает сотня 
или тысяча человек? Мы, «я» - это всего лишь маленькая часть одного большого механизма, потому-
то от каждого из нас в равной мере зависит то, что происходит. 
Я не виню себя в том, что с ними случилось, но я не могу закрывать глаза на то, что есть во 
всем этом и моя вина. Где-то меньше, где-то больше, но она всегда есть, была и будет. Я приношу 
людям несчастья – пожалуй, это и есть самая большая моя вина. 
 
Проехав еще несколько переулков, и я остановила авто, заглушая двигатель. Погасив фары, я 
несколько секунд не двигаясь, сидела в абсолютной тишине и темноте. Я не стала заезжать на более-
менее людные улицы, мне вполне нравилась припортовая атмосфера этого темного, во всех смыслах 
слова,  квартала.  Фонари  здесь  горели  через  один,  а  то  и  через  два,  а  дома  стояли  так,  что 
образовывали собой хитрую вереницу лабиринтов. 
Я  остановилась  на  самом  «краю»  такого  «лабиринта»,  откуда  открывался  вид  на  причал. 
Вылезла из машины, моментально догоняя, что в этом месте было чертовски холодно. А я-то думала, 
что тепло оделась. Фыркнув, я захлопнула дверцу машины и огляделась. 
«Что теперь ты будешь делать, Бэлла?» - пронеслось у меня в голове. А действительно, хорош 
вопрос: что делать? 
Выбор  у меня был небольшой: пройтись пешком до ближайшего кафе, пропустить чашечку 
кофе или садиться в машину и ехать дальше. Может домой, может вглубь города, а может еще куда-
то - тут выбор не такой скудный. 
Немного подумав, я решила немного пройтись, размять затекшие от долгого сидения ноги, а 
заодно и возможно наткнуться на какой-нибудь магазинчик или кафе. 
Я шла от силы минут десять, стараясь запомнить дорогу, чтобы потом не провести несколько 
часов в поисках оставленной машины. Для меня подобная прогулка  была  сродни  авантюры,  теста: 
найду обратную дорогу или нет, и что-то мне подсказывало, что ответ отрицательный. 
Я шла  вдоль  слабоосвещенной  улицы  куда-то  вниз,  мне  все  никак  не  удавалось  встретить 
работающий  магазин:  все  были  уже  закрыты  или  у  них  сегодня  был  выходной,  а  может  просто 
короткий день – какая разница, если они все равно не работали? 
К этому времени я успела замерзнуть еще сильнее, отчего мне вдруг резко и вполне оправдано 
расхотелось искать открытое кафе или работающий магазин. Все, чего я хотела теперь – вернуться в 
машину  и  поехать  домой,  этот  вариант  сейчас  казался  мне  самым  лучшим  и  самым 
привлекательным. 
Сжав  покрепче  ключи  от  Порше  в  кармане  куртки,  я  развернулась  и  быстро  пошла  назад, 
удивляясь, как я еще что-то разбирала в этой кромешной тьме, лишь изредка прерываемой слабым 
рассеянным светом фонарей. 
Вскоре я поняла, что заблудилась. Квартал за кварталом становился все менее узнаваемым, и 
я быстро сообразила, что иду по совершенно незнакомой мне дороге. Я знала, что я буду не я, если 
не потеряюсь. А теперь я должна  собраться и не паниковать, только так я найду обратную дорогу. 
Осмотревшись,  я  заметила  неприметный  с  первого  взгляда  ночной  клуб  –  одно  из  тех  самых 
мрачных и неприятных мест, которые стоит обходить десятой дорогой, если не хочешь нарваться на 
неприятности. Так я и сделала, тем более, что в прошлый раз этого клуба на моем пути не было. 
Ускорив  шаг,  я  направилась  в  противоположном  направлении,  стараясь  как  можно  скорее 
добраться до очередного озерца желтоватого света. Наверное, я превращалась в параноика, но у меня возникло такое чувство, будто за мной следили. Я шла, опустив голову, рассматривая собственную 
обувь,  и  старалась  убедить  себя,  что  это  всего  лишь  страх,  ничего  общего  с  реальностью  не 
имеющий. 
Свернув в промежуток между домами, я еще больше ускорила шаг, стараясь как можно скорее 
оказаться  на  освещенной  местности. Ощущение  слежки  от  этого  только  росло.  Подсознательно  я 
понимала, что веду себя как жертва и этим только провоцирую нападающего, но ничего поделать с 
собой не могла – страх сковывал движения. Я пыталась убедить себя тем, что никто за мной не шел, 
ведь  тогда я бы наверняка слышала шаги, но  такое  убеждение ни капельки не помогало, и  тогда я 
решила убедиться сама. Я резко остановилась и замиранием сердца оглянулась назад... 
Никого. Все  те яркие картинки преследователя в черном плаще растаяли, как сон поутру. Я 
уже  собиралась  вздохнуть  с  облегчением  и  продолжить  дорогу,  как,  сделав  всего  один  шаг, 
наткнулась на что-то твердое… 
Мне хватило одной секунды, чтобы понять, с кем я столкнулась. 
Он  стоял  неподвижно,  как  скала,  не  пошелохнувшись,  когда  я  налетела  на  него,  даже 
наоборот, я едва не упала на спину, но он молниеносно схватил меня за предплечье, предотвращая 
мое падение, притянув меня к себе так близко, что его ледяное дыхание ощущалось на моей щеке. 
Он  был  силен.  Он  был  быстр.  В  его  глазах  горело  рубиновое  пламя  раздирающей  горло 
жажды людской крови. 
Он  был  вампиром,  и  этого  было  достаточно  для  меня,  чтобы  понять  его  намерения 
относительно меня. 
-  Куда  это  мы  так  спешим,  юная  леди?  –  приторно  сладким  голосом  поинтересовался  он, 
ослабляя  захват  руки.  –  И  не  думай  бежать,  -  добавил  вампир,  заметив,  как  я  дернулась, 
попытавшись освободится. – Будь хорошей девочкой, и я не сделаю тебе больно, обещаю,  - ласково 
пропел он, касаясь ладонью моей щеки. Я снова дернулась, но уже от отвращения. 
-  Сделаешь,  -  процедила  я,  вкладывая  в  голос  всю  ненависть,  на  которую  только  была 
способна. Я абсолютно четко понимала две вещи: что больно будет в любом случае и что мне надо 
бежать,  пытаться  как-то  спастись,  хотя  это  вряд  ли  у  меня  получится,  учитывая  силу  и  ловкость 
моего нового знакомого. 
Ничего  не  сказав,  он  повел  меня  в  куда-то  сторону,  и  вскоре  я  почувствовала  под  спиной 
холодный  кирпич  дома. Подсознательно  я  понимала,  что  мне  теперь  точно  конец,  а  вот  сознание 
принимать это не хотело. 
- Ты так очаровательно пахнешь,  - проговорил вампир, глубоко втягивая воздух возле моего 
лица. Я с поморщилась, испытав невероятное по силе отвращение от этих слов. 
«Чего же ты меня не ешь?» - пронеслось в голове. Я понимала, что живой не выберусь, домой 
не вернусь, не отдам Элис машину…Я уже совершенно ничего не сделаю в этой жизни, и я просила 
только одного – быстрой смерти. 
Внезапно,  чья-то  холодная  ладонь,  точно  не  принадлежащая  тому  вампиру,  легла  на  мою 
руку, крепко  сжав  ее  в  свих ледяных  тисках, и до боли  знакомый бархатный, но  теперь  уже  такой 
чужой и страшный, голос вкрадчиво произнес только два слова: 
- Она моя. 
 
Глава 13. «Twist of fate» 
Первой моей мыслью было отсутствие всяких мыслей. Абсурд, но я была настолько напугана, 
что  до  моего  оцепеневшего  от  волнения  и  страха  мозга  не  сразу  дошло,  что  я  была  спасена.  По 
крайней мере, мне хотелось так думать в тот момент… 
Эдвард,  чей  стальной  захват  на моей  дрожащей  то  ли  от  страха,  то  ли  от  холода,  я  уже  не 
понимала, ладони, вряд ли позволит мне стать закуской для изголодавшегося вампира, иначе, зачем 
он помешал ему приступить к трапезе прямо сейчас? И самый главный вопрос: почему он спас меня? Неужели я хоть что-то для него значу или он полагает, что лишь ему одному позволено лакомиться 
мной? 
В моей  голове  клубился целый  рой  вопросов,  было  столько  слов, которые  я хотела  сказать, 
столько не озвученных мыслей, что, казалось, моя голова сейчас взорвется, но я не могла вымолвить 
и слова, я лишь беззвучно наблюдала за двумя вампирами, готовыми из-за меня едва ли, не в глотку 
друг другу вцепиться. 
Я переводила взгляд с Эдварда на того, другого вампира, улавливая настроения каждого через 
их взгляды. Их лица были страшными, как и наверняка их мысли и желания. 
-  Я,  кажется,  не  расслышал:  что  ты  сказал?  –  если  бы  взгляды  могли  воспламенять,  о 
существовании  Эдвард  сейчас  напоминала  бы  маленькая  горстка  пепла.  Вампир  был  настолько 
рассержен на Каллена  за прерванный ужин, что, мне казалось, он  сначала  убьет Эдварда,  а  только 
потом примется за меня. 
- Ты все прекрасно услышал, но мне не сложно, я повторю, коли тебе будет так угодно. Она 
моя,  -  исходя  из  тона  Эдварда,  он  делал  вампиру  скорее  одолжение,  чем  пытался  угрожать,  но, 
несмотря  на  это,  в  его  обжигающем  ледяном  взгляде  среди  моря  непоколебимой  уверенности 
проскакивали искорки гнева. 
-  Боюсь,  «мой  милый  друг»,  ты  заблуждаешься,  причем  очень  сильно.  Или  ты  не  знаешь 
правил? Так я тебе напомню, ты только скажи, - плотоядно усмехнувшись, вампир обнажил верхний 
ряд зубов, сверкнув глазами в сторону Эдварда. Его рука, сжимающая мое плечо, напряглась, как и 
все его тело. Он готовился нападать – теперь это стало предельно ясно даже для меня, без чтения его 
мыслей. 
Внутри что-то болезненно сжалось, заставив мое сердце пропустить несколько ударов, а затем 
пульс подскочил так стремительно, что каждый его удар глухим стуком отдавался в висках. 
Я  не  сразу  поняла,  что  это  был  страх…  Страх  за  Эдварда.  На  подсознательном  уровне  я 
боялась, что с нами обоими может случиться неприятность. 
Но ведь он большой мальчик, тем более сильный. Стоит ему  захотеть, и все это закончится, 
вампир  отпустит  меня  и  даже  может,  грохнется  на  колени  просить  прощения.  Пусть  сейчас  он 
считает, что держит ситуацию под контролем, пусть думает, что ему удалось запугать Эдварда, пусть 
кормиться  наивными  надеждами  на  свою  победу,  но  на  самом  деле  он  проиграл.  В  тот  самый 
момент, когда в голове Эдварда возникла идея спасти меня, уже тогда он проиграл. 
- Я правила знаю, - холодно отчеканил Эдвард, - а вот ты… Ты сейчас пожалеешь, что решил 
полакомиться этой девушкой, потому что она принадлежит только мне. 
Наверное, не будь моя жизнь в опасности, я бы растолковала Эдварду все тонкости людских 
отношений,  а  в  частности  свободу,  которой  в  равной  степени  обладает  каждый  живущий  на 
территории Штатов. Ну или проще говоря: «никому я не принадлежу и basta!». 
Обязательно напомню ему об этом, когда мы будем дома. 
-  А  это  уже  спорный  вопрос,  -  отвечал  вампир,  притягивая  меня  к  себе  еще  ближе,  но  и 
Эдвард не отпускал моей руки. 
- Да ну? 
-  Я  ее  выследил,  я  долго  шел  за  ней,  поэтому…  -  Эдвард  оборвал  вампира  на  полуслове, 
холодно и четко прошипев: 
- Поэтому сейчас ты заткнешь свою мерзкую пасть, отпустишь эту девушку и уберешь свою 
гнилую тушу с моего пути так далеко и так быстро, как только можешь,  - Эдвард говорил мягко и 
тихо,  но  настойчиво,  его  голос  не  терпел  возражений  или  непослушания,  а  взгляд  –  он  заставлял 
любого почувствовать себя ничтожно жалким и недостойным ходить по земле существом. 
Не  говоря  не  слова,  он  медленно,  как  в  замедленной  съемке,  отпустил  мою  руку. 
Воспользовавшись  этим,  я  отпятнула,  встав  позади  Эдварда,  теперь  я  могла  вздохнуть  спокойно, 
потому, что больше ничто не  угрожало моей жизни. Каллен не  сводил  взгляда  с  вампира, ожидая, пока  тот  поспешит  выполнить  следующую  часть  распоряжения.  Я  даже  не  удивилась,  когда  он 
медленно развернулся и ушел, постепенно набирая скорость. Я провожала его взглядом, все еще не 
веря в счастливое окончание этой истории, и хотя самое ужасное было уже позади, необъяснимого 
происхождения чувство тревоги не покидало меня, а только нарастало. Колени тряслись от слабости, 
тело трясло от холода, словно все это время я провела на сорокаградусном морозе, а сердце готово 
было  вот-вот  выпрыгнуть  из  груди. Я  не  могла  дать  объяснения  тому,  что  происходило,  может  у 
меня был обыкновенный шок, скорее всего, но это точно не все… 
Вскоре  вампир  окончательно  скрылся  из  виду,  растворившись  в  сгустках  сизого  тумана,  и 
только  тогда,  когда  его  силуэт  растаял  во мгле и  о  страшном  кровожадном  чудовище напоминали 
только  мои  собственные  воспоминания  об  этом  происшествии,  я  окончательно  пришла  в  себя, 
смогла сделать глубокий вдох и оценить обстановку. Оказывается, все это время я стояла за спиной 
Эдварда, крепко впиваясь дрожащими пальцами в рукав его пиджака, это помогало мне унять дрожь, 
да  и  чего  себя  обманывать?  –  так  мне  было  спокойнее.  Я  впервые  по-настоящему  не  боялась 
Эдварда, а наоборот, чувствовала себя защищенной рядом с ним. 
Осознав свое глупое положение, я резко выпустила его пиджак и отскочила на два шага назад, 
наблюдая за тем, как гневное выражение лица Эдварда сменяется на непонимающее. 
- Никогда не думала, что скажу это, но…я до беспамятства рада тебя видеть, Каллен. 
Эдвард  ухмыльнулся  и,  схватив  меня  под  руку,  потащил,  словно  куклу  куда-то  в  сторону 
темного пятна, по очертаниям напоминающего автомобиль. 
-  Садись,  -  скомандовал  он,  открыв  передо  мой  переднюю  дверцу  своего  серебристого 
Ламборджини. 
-  Вообще-то  у  меня  там  Порше,  и…  -  прежде  чем  я  успела  закончить  фразу,  меня 
бесцеремонно погрузили в машину, едва не прищемив лодыжку, которую я во время успела убрать 
от двери. 
- Как всегда в своем репертуаре, - пробурчала я себе под нос, прекрасно понимая, что Эдвард 
отлично расслышал все мои слова. 
Спустя секунду, Эдвард уже сидел рядом, проворачивая ключ зажигания. 
- Могла бы просто сказать спасибо, - огрызнулся он. 
- Спасибо. 
- Пожалуйста 
- А как ты оказался здесь? Ты что… Ты следил за мной? – не то, что бы я была неблагодарной, 
но тот факт, что Эдвард следил за мной, не мог не злить меня. 
-  А  тебе  было  бы  лучше,  если  бы  я  НЕ  следил?!  –  резко  выпалил  он,  бросая  на  меня 
испепеляющий взгляд. 
Не понимаю, почему он так злился? 
- Нет. 
- Ну, вот и хорошо, а теперь сиди и помалкивай. 
И возможно, я молчала бы, но после его последних слов, у меня внутри словно разорвалась 
бомба, заставившая меня высвободить сдерживаемые эмоции, позволяющая выплеснуть наружу все, 
что  я  хранила  глубоко  в  себе  на  протяжении  долгого  времени  знакомства  с Эдвардом. До  этого  я 
сдерживалась, но теперь я больше не могла молчать. Настало время высказать все, что было у меня 
на душе. 
Меня буквально прорвало. 
- Да что с тобой такое? Какая муха тебя укусила, Эдвард?! Ты можешь объяснить, почему ты 
так со мной обращаешься, как будто я тебе что-то сделала? Что со мной не так? Я должна знать, я так 
больше  не  могу,  не  выдерживаю  я  этих  твоих  закидонов  и  постоянно  меняющегося  настроения. 
Сначала ты меня ненавидишь, открыто показывая свое отношение, стараешься испортить мне жизнь, 
пуская по школе разные гадкие слухи о нас, потом спасаешь меня, а затем снова продолжаешь делать то, что делал прежде. Ты уж определись, наконец, как ты ко мне относишься, потому что я человек, 
способный  чувствовать  и  страдать,  а  не  ледяная  глыба,  неспособная  ни  на  какие  чувства,  кроме 
жажды и злости. Со мной нельзя так, ты понимаешь? Ни с кем нельзя так поступать, как ты делаешь. 
Чувства людей  –  это не игрушки, не камни,  с которыми можно делать  все, что  угодно,  это  тонкие 
струны,  которые  легко  порвать  одним  неосторожным  прикосновением,  а  ты  просто  топчешь  мои 
чувства,  топчешь  меня,  и  тебе  на  это,  как  я  вижу,  совершенно  наплевать,  тебя  не  заботит  ничего 
кроме  себя  любимого.  Ты  просто  не  способен  понять,  что  вокруг  тебя  есть  и  другие  существа, 
которые равны, как друг перед другом, так и перед тобой. 
Высказавшись,  я  почувствовала  невероятное  облегчение,  будто  бы  с  моих  плеч  свалилась 
тяжелая ноша, мешающая мне дышать, а теперь я избавилась от нее, как от балласта. 
-  Тебе  не  кажется,  что  ты  слишком  многого  от  меня  требуешь?  -  совершенно  спокойно 
спросил Эдвард, не сводя взгляда с дороги. 
- Знаешь, Эдвард, ты просто жалкий эгоист. 
- Который спас твою жизнь. 
- Но который сам по себе невыносим. Я не знаю, как тебе не противно быть таким, меня бы 
уже давно стошнило. 
- Я – не ты, - он пожал плечами, явно радуясь этому факту. 
- И слава богу, потому, что будь я тобой, я бы точно удавилась. 
- Хотел бы я посмотреть на то, как тебе это удастся, будучи бессмертной. 
- Надеюсь, я никогда такой не стану. 
- Взаимно. Не хватало мне еще бессмертной тебя, - фыркнул Эдвард. 
- Ты так говоришь, будто это я тебе жизнь испортила, а не ты мне. 
- А разве это не так? 
- Ах, значит, это я твоя главная проблема? Значит, это не ты своим приездом перевернул мою 
жизнь  с  ног  на  голову? Ну,  если  так,  то  держите меня,  потому  что  я  не могу! Умираю  просто  со 
смеха!  ХА-ХА!  –  теперь  настала  моя  очередь  фыркать  и  возмущаться,  чем  я  с  радостью 
воспользовалась. – Какая же ты все-таки зараза, Каллен, а ведь каким ты был… 
В памяти всплыл разговор с Элис во вторник. Я в очередной раз удивилась, насколько сильно 
не соответствовал этот Эдвард, тому Эдварду, которого она знала, как далек он был от того человека 
и вообще от человека, которому я сочувствовала. Для меня все еще было диковинно принимать, его 
таким  и  ту  разницу  длиной  почти  в  пропасть,  лежащую  между  прошлым  и  настоящим  одного 
человека. Сложно было поверить, что он мог так сильно измениться, тяжело было представить, что 
могло так сильно изменить его. 
Боюсь, что для меня это навсегда останется тайной. 
-  Ты  ничего  не  знаешь  обо  мне,  -  он  как-то  слишком  резко,  даже  для  себя,  изменился  в 
настроении.  Мгновенно  будто  нацепил  на  себя  защитную  маску  отстраненности,  закрылся  от 
внешнего мира плотной стеной холодности. 
- Знаю, мне Элис рассказала, так что…один – ноль в мою пользу, Эдвард. 
- Что она тебя рассказала? – резко и немного грубо спросил он. 
- Как ты стал вампиром, еще рассказала, что у тебя была депрессия, и однажды ты сбежал из 
семьи. 
- Что еще? 
-  Это  все,  -  я  заметила,  что  он  вздохнул  с  облегчением,  будто  его  страхи  и  опасения  не 
подтвердились. - Хотя… Еще она рассказала, что ты не всегда был таким, как сейчас. Почему, она не 
сказала. Она  сказала,  что  это  твоя  тайна,  но  я  поняла,  что  ей  она  тоже  известна… Поделиться  не 
хочешь? 
-  Нет,  -  вкрадчиво  произнес  он,  дав  мне  понять,  что  в  дальнейшем  ведении  разговора  не 
заинтересован, а я не настаивала, хотя мне было безумно интересно. - Как хочешь. 
В конце концов, когда-нибудь я сама все узнаю. 
*** 
Остаток  времени  нашего  недолгого  путешествия  мы  молчали.  Каждый  о  своем.  Сейчас 
впервые за достаточно долгое время, у меня не было желания влезть в голову к Эдварду и прочитать 
его мысли. Мне было достаточно своих собственных, от которых, несмотря на дикое желание, я не 
могла убежать. 
Кое-как  в  этот  вечер  мне  удалось  избежать  общения  с  семьей  и  с  Эдвардом,  чему  я  была 
несказанно рада, а вот самого Эдварда настигла менее приятная участь с насупленным выражением 
лица и скрещенными на груди руками; имя ей было Элис. Я понятия не имела, о чем они говорили, 
потому что как только Элис окликнула Эдварда, я решила пойти под шумок к себе в комнату, и этом 
избежать расспросов сестры. Я чувствовала, что ей было известно абсолютно все о моем небольшом 
приключении  в Порт Анжелесе,  а  если  так,  то она должна прекрасно понимать, как  ужасно  я  себя 
чувствую. Единственная вещь во всей этой ситуации, которой я была по-настоящему рада – это еще 
один предстоящий выходной, который я уж точно проведу гораздо лучше. 
Оказавшись  в  своей  комнате,  я,  не  включив  свет  и  даже  не  раздеваясь,  без  сил  рухнула  на 
кровать  и  моментально  отключилась,  не  помня  себя  от  радости,  что  этот  ужасный  день,  наконец, 
закончился.  К  этому  времени  легкая  усталость  переросла  в  настающую  невыносимую  ломоту  в 
костях. 
Лежа, я понимала, что уже не могу не то, чтобы встать, а просто пошевелиться, настолько я 
выдохлась. И  только  под  утро  мне  стало  ясно,  что  дело  было  далеко  не  в  усталости,  хотя  и  она 
повлияла на мое состояние, но самой главной причиной моего плохо самочувствия была далеко не 
усталость или шок, испытанный накануне вечером. 
Проснувшись  утром,  я  обнаружила  две  пугающих  вещи:  мое  плохое  самочувствие  не 
улучшилось, а наоборот ухудшилось, и к усталости добавилась боль в горле, а за окном яркое солнце 
утопало в предзакатном золоте. 
Вывод напрашивался сам собой, и он отнюдь не радовал: я проспала целый день и, кажется, 
заболела. 
Виной  всему,  как  оказалось,  была  короткая  аббревиатура  H1N1.  Отец  не  вдавался  в 
подробности  ее  значения,  он  сказал  только,  что  это  грипп,  и  что-то  подсказывало  мне,  что  им  я 
заразилась от Дина… 
Впрочем, разницы особой нет. Не важно, от кого я подхватила эту ерунду, важно лишь то, что 
теперь будет. 
Мне  кое-как  удалось  упросить  папу  оставить  меня  дома,  все  равно  никого  из  домашних 
заразить я не могла. Немного поколебавшись, он согласился, но с условием, что я буду выполнять 
все  то,  что  он  скажет  или,  проще  говоря,  сутки  напролет  лежать  в  постели.  Эта  перспектива 
страшила  не  особо,  гораздо  больше меня  пугал Эдвард,  чей  вид  с  тех  пор,  как  выяснилось,  что  я 
заболела,  резко  изменился.  Он  вел  себя  так  странно,  что  создавалось  впечатление,  будто  он 
переживал  за  меня.  Это  наводило  на  некоторые  мысли,  проверить  которые  у  меня  не  было 
возможности из-за Эсми, которая не отходила от меня ни на минуту, но, немного подумав, я нашла 
способ выхода из этого положения. 
бедить  ее,  что  со  мной  не  случится  ничего  страшного,  пока  она  будет  готовить  мне  ужин, 
труда  не  составило,  и  вот,  я  уже  держала  на  коленях  ноутбук,  ожидая  соединения  с  интернетом. 
Подняться с постели оказалось не так просто, как я думала, но оно, без сомнений, стоило того. 
Я  без  труда  разобралась  во  всем,  что не  давало мне покоя при помощи  одной  лишь  статьи. 
Испуг  отца,  странное  поведение  Эдварда  –  все  объясняло  одно  короткое  предложение,  оно  и 
бросилось мне в глаза почти сразу, как только я нашла необходимую мне информацию среди массы 
результатов по запросу в Гугле. Самые  страшные мои  опасения подтвердились,  когда  я прочла  одно  короткое предложение: 
«H1N1 — вызвал «Испанский грипп» 1918-1919» - тот самый грипп, от которого умирал Эдвард. 
 
Глава 14 «Vampire heart» 
(Edward’s POV) 
Пожалуй, самая сложная вещь на свете – это признание, и сейчас я в полной мере осознал, что 
это действительно так. 
Как сложно, оказывается, сделать такую простую вещь – согласиться с тем, что это именно ты 
сделал это, случайно ли, специально ли – разницы почти нет, главное то, что ты все-таки сделал это, 
ты виноват. Ты и только ты повинен в чьем-то несчастье. Никто другой, а ты по воле случая оказался 
не в том месте и не в то время, и тем самым искалечил жизни нескольких человек. И уже не важно, 
хотел ты того или нет, ты становишься виновником ужасной катастрофы, которой легко можно было 
избежать, будь твоя воля немного сильнее. Но ты не смог. Или не захотел? Кому какое дело до того, 
что творилось у тебя в голове в тот момент? Кому станет интересно теперь, пытался ли ты бороться с 
собой и своими желаниями? Нет, никто не станет разбираться в твоих мыслях и побуждениях после 
того, как приговор будет подписан и зачитан вслух. К тому времени окажется, что слишком поздно 
ты одумался. 
У некоторых  вещей не бывает  срока давности, но  гораздо больше  тех, которые необходимо 
употребить  до  определенного  времени,  иначе  будет  слишком  поздно,  поэтому  все  надо  делать  во 
время, ведь иногда можно опоздать и из-за этого потерять все и себя в том числе. 
Тринадцать  лет  назад  я  должен  был  думать  и  принимать  правильное  решение,  но  никак  не 
пытаться  изменить  случившееся  спустя  столько  лет. Это  уже  невозможно… Тогда  я  понимал,  что 
когда-нибудь  мне  придется  пройти  через  подобное,  я  знал,  что  рано  или  поздно  подобные  мысли 
возникнут в моей голове ноющей болью, скрежетом совести... Это должно было произойти несмотря 
ни на что, но я даже не представлял, что все будет настолько плохо. Я не знал, что напоминанием для 
меня будет нечто физическое, я не мог себе представить, что моей совестью будет что-то вроде этой 
девчонки - Бэллы. Она превратила мои угрызения совести в настоящий ад, и не только это – вся моя 
жизнь превратилась в жалкое существование, и виной этому была только она. Но при этом я не мог 
винить ее, я испытывал к ней слишком противоречивые чувства, чтобы определиться с тем, чего же я 
хотел на самом деле. 
Да,  она  мешала  мне,  я  считал  ее  помехой  достаточно  долгое  время,  не  имея  возможности 
сделать что-то с этим, она ведь была частью семьи, любима в равной степени, как и каждый из нас. 
Тронь  я  ее,  тогда  это уже  коснулось  бы  всех. Тем  более,  она  была не просто  сиротой, принятой  в 
нашу семью, она, за все то время, что жила с ними, стала частью семьи – сестрой, дочерью. Она была 
любима  Карлайлом  и  Эсми,  а  я  не  мог  позволить  себе  поступить  так  с  ними.  Возможно,  я  стал 
черствым,  бессердечным  и  жестоким  созданием,  которому  чуждо  все  человеческое,  но  я  не  мог 
представить себе, что сделаю нечто подобное. Я и в самом страшном сне не мог представить себе, 
что у меня хватит сил и мужества, что я смогу побороть совесть и чувство вины, чтобы причинить 
боль той, которую Карлайл и Эсми считали дочерью, которую любили и о которой заботились. 
Для каждого из них это стало бы личной катастрофой. Если бы я позволил себе не сдержаться 
снова, на этот раз с Бэллой, не знаю, кем бы меня посчитал Карлайл. Я и так в последнее время был 
для него позором семейного масштаба, я постоянно то и делал, что не оправдывал его ожидания, да и 
сам себе я не нравился по этой причине, поэтому мне не хотелось падать еще ниже в его глазах. Он 
всегда  был  для  меня  образцом,  примером  для  подражания,  идеальным  вампиром, 
придерживающимся  «вегетарианской  диеты»,  именно  таким  я  хотел  стать,  когда  был  только 
новообращенным. Я думал, что мне удастся стать, как он, но я ошибался. У меня ни за что не могло 
получиться достичь такой силы воли, как у него. Но хуже всего ситуация обстояла с Эсми. Я точно знаю, что не смог бы после этого смотреть 
ей в глаза, мне самому наверняка захотелось бы умереть от того, что я лишу жизни Бэллу, которую 
она считает своей дочерью. Для нее, после потери собственного ребенка,  это  – самое ужасное, что 
может произойти, а я не мог так с ней поступить. Я не хотел причинять ей боль, сама мысль об этом 
страшила меня. 
Вот  почему  я  не  смог  убить  ее.  Бэлла  все  еще жива  исключительно  благодаря  мне  и  тому 
ничтожно малому проценту человечности, сохранившемуся в моем теле вампира. 
Тогда, в ее комнате, я не хотел останавливаться, мне казалось  это невозможным, а какой-то 
части меня – ненужным. Я понимал, что делал, я знал, что это плохо, неправильно и не справедливо, 
но  я  ничего  не мог  поделать,  чтобы  прекратить  это. Я  чувствовал  себя  так,  словно, меня  заперли 
внутри  моего  собственного  тела,  и  кто-то  другой  хозяйничал  в  нем,  заставляя  меня  наблюдать  за 
происходящим  будто  из  клетки. Мой  внутренний монстр  ликовал  в  тот момент,  он  уже  готовился 
праздновать  победу,  как  вдруг  мне  удалось  вырваться  из  заточения  и  стать  на  некоторое  время 
хозяином  своего  тела.  Перед  моими  глазами  всплыли  картинки  тринадцатилетней  давности,  мои 
жалкие попытки сохранить жизнь ее сестры, борьба с собой, проигранная в итоге... А в ушах звенели 
мысли  Карлайла,  он  гордился  мною,  когда много  лет  назад  я  помог  ему  в  его  работе.  Я  выстоял 
испытание под названием открытая рана, а он думал, что я настолько силен, что никогда больше не 
сорвусь… 
И тогда, в комнате Бэллы, вспоминая этот случай, я понял, что не должен позволять истории 
повториться  снова.  Это  было  не  честно,  стоило  ли  говорить  о  том,  что  было  несправедливо  и 
бесчеловечно? Но ведь я не человек. Я всего лишь тело, без души, с холодным сердцем и ледяной 
кровью. Только лик у меня человеческий, а поступки и мысли порой вовсе и не человеческие и даже 
не животные. 
Иногда я перестаю понимать, кто я и зачем я делаю то, что я делаю, для чего живу вечно и для 
чего  я  вообще  родился,  если  вся  моя  жизнь  –  одно  сплошное  разочарование.  Зачем  все  это? 
Замаливать  грехи  за прошлую жизнь? Моя карма в  этом? Или просто я не достоин всего  того, что 
есть  у  других?  Иногда  я  задумываюсь  об  этом,  пытаюсь  понять  себя  и  свою  судьбу.  Я  пытаюсь 
понять, почему  она  такая,  и прихожу  к  выводу,  что  я  даже  не  пытаюсь  сделать  что-то,  чтобы  она 
стала  другой.  Я  просто  позволяю  всему  происходить  так,  как  есть,  пускаю  все  на  самотек, 
прикрываясь  какой-то  слабостью,  мол,  я  не  могу  изменить  то,  что  предначертано  мне,  а  потом 
удивляюсь, с каких это пор я верю в судьбу. 
Иногда я сдаюсь там, где, казалось бы, еще не все потеряно, где еще можно выиграть, можно 
победить то, что я считаю выше меня, но на самом деле это не так, на самом деле я могу изменить 
ход событий, если приложу к этому руку… 
Но я пасую, сдаюсь и принимаю поражение там, где победить очень просто, все, что нужно – 
это попытаться восстать. Вместо этого я бросаю все попытки бороться и выбрасываю белый флаг. И 
одно дело, если мой враг кто-то другой, но чаще всего я проигрываю сам себе, своему внутреннему 
кровожадному  монстру.  Я  принимаю  свою  слабость,  признаю  ее,  а  в  следующий  момент  нахожу 
себя, гонимым стремительным течением. 
Я  слишком  часто  это  делаю,  я  сдаюсь,  плыву  по  течению  жизни,  а  течение  это  далеко  не 
всегда медленное, плавное и тихое, иногда это стремительный бурлящий поток, который накрывает 
меня с  головой, лишает возможности дышать. Я медленно  тону  в нем, меня бросает о камни, бьет 
ветками, случайно попавшими в этот поток… В результате я все равно умираю, потому что я думаю, 
что  у  меня  нет  сил  сопротивляться  этому,  нет  сил  сражаться  с  потоком,  плыть  против  этого 
течения… Но  стоит  только  попробовать,  и  станет  ясно,  как  просто  на  самом  деле  развернуться  и 
поплыть в обратную сторону. 
Так что же все-таки получается? Даже после этого я не управляю своей судьбой? Может как 
раз  поэтому  Бэлла  Свон  все  еще жива,  может  как  раз  поэтому  я  спас  ее  от  того  вампира  в Порт Анжелесе? Я не мог позволить случится тому, что он планировал, я чувствовал, что я не прощу себе, 
если  это  случится  с  ней  после  того,  как  я  так же  убил  ее  сестру  и  родителей. Теперь  я  спокойно 
думаю об  этом, не пытаюсь  забыть или отрицать, а признаю. Я понимаю  теперь, как сложно  это  – 
признаться  самому  себе  в  совершенном,  это,  пожалуй,  сложнее,  чем  признаться  кому-то  другому, 
хотя и такое признание требует мужества. Только тот, кто совершал нечто такое, о чем потом всю 
жизнь жалел, может это понять. Жаль, что я оказался среди их числа. 
Теперь поздно что-либо менять, историю не переписать, как сильно бы нам того не хотелось. 
Все, что с нами происходит,  записывается на ленте истории, которая, увы, не имеет  такой кнопки, 
нажав на которую, можно отмотать время назад, чтобы изменить некоторые события или исправить 
ошибки. Все, что уже случилось, нельзя изменить, можно это только принять и попытаться сделать 
лучше, только мне кажется, что тем, что я делаю, то, как я поступаю по отношению к Бэлле, я лишь 
усугубляю свое положение. Но у меня на  это были и есть свои причины, и самая  главная из них  - 
страх. Я боюсь, что может произойти в будущем, во что может вылиться вся эта история. Я так же 
боюсь себя, когда она находится рядом со мной, но уже не потому, что я могу не сдержаться и убить 
ее,  а потому, что  я, кажется,  вляпался по  самые  уши. Меня  со  страшной  силой  затягивает  в  тихий 
омут ее шоколадных глаз. 
И тогда в Порт Анжелесе я бросился спасать ее не только потому, что меня терзала совесть, я 
почувствовал  что-то  еще,  кроме  этого.  Внутри  меня  зарождалось  очень  странное  незнакомое 
чувство. Это было что-то такое, чего просто не могло возникнуть в моем холодном сердце вампира. 
Но это было, а теперь, когда самый ужасный кошмар моей жизни воплотился у Бэллы, я уже не знал, 
куда себя деть от этого щемящего чувства. Оно поедало меня изнутри, и я не мог сбежать от него. 
Видеть, как она страдала от той болезни, от которой девяносто лет назад едва не умер я, было 
настоящей мукой для меня. 
Убежать невозможно, оставаться больно  - вот мое наказание, моя карма, мой личный крест, 
тяжелым грузом вины давящий мне на плечи. 
Неужели я сломаюсь? И что будет, если это произойдет? 
Вмиг я понял, что плотная каменная стена ненависти и гнева, которой я хотел отгородиться от 
Бэллы, развалилась, подобно спичечному домику от легкого дуновения ветра. Вся моя защита, если 
это  вообще  можно  назвать  защитой,  рухнула  в  тот  момент,  когда  я  узнал,  что  произошло  с  ней. 
Сначала  я  думал,  что  смогу  бороться  с  этим,  но  вскоре  я  понял,  что  моих  сил  не  хватит  на 
восстановление  защитной стены. Что-то произошло со мной, что-то изменилось во мне, и я не бог 
больше закрываться от нее. Случилось то, что весь мир, который я знал, который я думал, что знаю, 
оказался обыкновенным миражем в пустыне, его никогда не существовало на самом деле. Я никогда 
не имел причин так плохо к ней относиться, у меня не было тех поводов, вернее они были выдумкой, 
фальшивкой,  в которую  я  хотел  заставить  ее поверить, хотя она  все равно не  верила. Невозможно 
поверить в то, чего нет, а если и возможно, то Бэлла не из таких людей. Конечно, я мог заставить ее 
силой внушения поверить в то, что у меня есть такие причины. Почему же я этого не сделал, хочешь 
знать,  крошка?  Ах,  да,  я  забыл,  что  у  тебя  тоже  есть  стена,  которой,  в  отличие  от  меня,  ты 
действительно  способна  закрыться и  от  внушения, и  от  чтения мною  твоих мыслей. Мне  остается 
только  одно  –  признать,  что  ты  –  простая  смертная  девушка,  сильнее  меня  –  ста  восьми  летнего 
вампира. 
Хотел бы я  знать, почему ты такая особенная, почему, несмотря ни на что, меня так сильно 
тянет  к  тебе?  И  знаешь,  это  не  только  потому,  что  я  хочу  разгадать  твою  загадку  -  кажется,  ты 
нравишься мне, я чувствую такое странное, непонятное и в какой-то степени извращенное желание 
по отношению к  тебе. Я не  знаю, как  это объяснить, я в растерянности относительно  того, что  это 
вообще  происходит  –  это  не  правильно,  так  не  должно  быть,  потому,  что  я  не  человек,  как  ты,  а 
монстр. Чудовище – и ты даже не представляешь себе, в какой мере. Иногда  меня  посещают  мысли,  которые  заставляют  меня  впадать  в  отчаяние,  прибегать  к 
панике. Просто представь  себе,  что и  это  возможно  с  таким,  как  я. Просто представь… Попробуй 
понять, и ты, возможно, (я очень надеюсь на это) поймешь что я должен чувствовать после того, что 
сделал тринадцать лет назад. Ты должна ненавидеть меня за это. 
А  как  я  буду  чувствовать  себя?  Как  будет  чувствовать  себя  любой  другой  из  шести 
миллиардов, когда  тот, к кому он  испытывает некие чувства, ненавидит  его? Наверное,  так же и  я 
чувствую  себя,  потому,  что  ты  не  безразлична  меня.  Иначе  как  объяснить  мою  странную  тягу, 
постепенно перерастающуюся  в манию  защищать  тебя? Знаешь,  ведь  я не хочу  этого делать. Я не 
хочу  постоянно  спасать  тебя  из  различных  переделок  потому,  что  это  вызывает  у  меня  странную 
зависимость. Каждый  раз,  когда  ты  попадаешь  в  неприятные  истории  вроде  той,  что  была  в Порт 
Анжелесе,  или  когда  ты  просто  падаешь,  спотыкаясь  на  ровном месте,  во мне  просыпается  дикое 
желание  помочь,  я  хочу  протянуть  тебе  руку  помощи;  я  страстно  желаю  быть  тем,  к  кому  ты 
обратишься за помощью, если у тебя возникнет проблема, пусть даже самая смешная и ничтожная, я 
все равно хочу быть полезным в ее решении. Я делал все, чтобы помочь тебе, но чаще всего ты об 
этом даже не догадывалась. Думаешь,  этот Дин просто  так помог  тебе на школьной  стоянке? Нет, 
конечно,  это  был  я.  Я  «заставил»  его  подойти  к  тебе  и  узнать,  не  нужна  ли  тебе  помощь.  Все 
остальное, что произошло между вами – это уже не моя не заслуга. 
Ты, скорее всего, подумаешь, я странный, если не больной на голову. Что ж, возможно, ты и 
права. Я знаю, что почти без сомнений посчитаешь меня ненормальным, ведь любого собьет с толку 
то, что я с тобой проделывал. Я заставлял тебя отвернуться от меня, я делал все возможное для того, 
чтобы заставить тебя возненавидеть меня, но я делал это лишь оттого, что так сильно желал тебя. 
Я покусился на запретный плод. 
Все, что я делал, я делал для того, чтобы ты не повторила мою же ошибку. Я не мог позволить 
тебе  влюбиться  в меня,  поэтому  стремился  вызвать  у  тебя  отвращение  и  злобу. Но  тебе  ведь  это 
неизвестно, и я не могу рассказать тебе об этом. Я сомневаюсь, что ты поймешь и простишь, но все 
равно, пока есть шанс, что это случится, я не могу раскрыть свои карты. Я хочу продолжать делать 
то, что я делал и раньше, вернее я хотел продолжать, но теперь, сомневаюсь, что это будет мне под 
силу. Я не смогу продолжать нашу холодную войну, когда ты поправишься, а сейчас – так тем более, 
я  наоборот  хочу  признаться  тебе  во  всем,  что  я  натворил,  как  искалечил  тебе  судьбу. Теперь мне 
больно смотреть на то, что происходит с тобой и знать, что я ничего не могу для тебя сделать. 
Одна вещь мне известна предельно точно – ты не заслужила всего это: меня, такой ужасной 
жизни,  лжи,  этой  болезни.  Ты  просто  ангел,  чистый  непорочный  ангел,  чьи  крылья  незаметно 
подтачивает исчадие ада в виде меня. Твое законное место на небесах в райском саду среди таких же 
ангелов,  а  я  стараюсь  заманить  тебя  к  себе  в  ад. Как  ядовитое  хищное  растение  заманивает  своей 
красотой  бабочку,  так  и  я  действую  на  тебя,  мой  мотылек.  И  самое  ужасное,  ты  видишь  в  этом 
растении  не  только  яркую  привлекательную  окраску,  но  и  шипы,  и  все  равно  летишь  в  опытно 
замаскированные  ловушки.  Создается  впечатление,  будто  ты  ищешь  неприятности,  будто  бы  ты 
хочешь найти себе как можно больше проблем. 
Хотел бы я знать, зачем ты это делаешь. Почему не хочешь быть как все, иметь нормальную 
жизнь, семью, а постоянно нарываешься на такие неприятности, которые способны лишить тебя не 
только  этого,  но  и  даже  жизни?  Я  знаю,  что  ты  заслужила  этого,  ровно  как  и  другие  люди  ты 
достойна обычного человеческого счастья, и знаешь, я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы в один 
прекрасный  день  ты  ушла  из  этого  дома  и  создала  свою  собственную  семью.  Нам  обоим  будет 
лучше,  если  все  случится  именно  так,  как  я  хочу.  Проблема  в  том,  что  ты  не  хочешь  понять  и 
принять это. 
Я сделал все, что мог. Я постарался не допустить того, чтобы и ты увлеклась мною, но пока 
особых результатов не видно. Ты все  еще пытаешься разобраться во мне, никак не отступаешь, не 
хочешь сдаваться. Я  знаю, ты видишь,  знаешь и чувствуешь, что на самом деле я далеко не такой, какого изображаю из себя. Еще в первый день моего приезда в Форкс ты поняла это. Мне показалось 
тогда, что ты видишь меня насквозь, а сам я умираю от того, что не могу понять, что у тебя на уме, 
когда ты пристально смотришь на меня, будто пытаешься заглянуть в мою душу, но каждый раз тебя 
ждет разочарование, ведь заглядывать тебе не во что: у меня нет души. Я продал ее дьяволу много 
лет назад. 
Тебе никогда не понять, почему я это сделал, хотя… теперь, кажется, у тебя появился такой 
шанс. Ты, черт побери, оказалась в такой же ситуации, как и тогда, в тот день, когда я сделал этот 
выбор в пользу жизни через смерть души. Теперь ты можешь понять, почему я сделал именно такой 
выбор, я не хотел умирать, я был слишком молод тогда, чтобы смириться со смертью. Но, знаешь, 
если бы мне сказали тогда, что случится в будущем, если бы я знал, во что все это выльется, я бы ни 
за что не соглашался на такое «спасение». 
Надеюсь, ты никогда не пройдешь через подобное, никогда не окажешься в такой ситуации, и 
сейчас  я  должен  сделать  последний шаг  к  той  цели,  которую  поставил  себе  с  самого  начала  –  не 
позволить  тебе пасть,  а  себе  –  разрушить  твою жизнь  отношениями,  которых нельзя  допустить. Я 
заставлю  твою  ненависть  ко мне  возрасти,  достигнуть  своего  апогея,  окончательно  разрушить  все 
мосты между нашими  берегами,  чтобы не  осталось ни  одной  лазейки. Нам  обоим  будет  больно, и 
больнее всего будет тебе, я знаю, прости, но иначе я не могу поступить, тем более, что меня в конец 
замучила совесть. 
Сегодня я положу этому конец. Я расскажу, что на самом деле произошло с твоей семьей. 
Когда я бесшумно проник в ее комнату, не через дверь, как обычно, а через окно, потому что 
так я не рискую быть замечен кем-либо из членов семьи, она крепко спала, свернувшись в комочек. 
В  комнате  было  темно,  только  слабый  шлейф  лунного  света  скользил  по  открытому  участку  ее 
молочной  кожи,  в  этом  желтовато  -  серебристом  свете  она  казалась  особенно  бледной,  гораздо 
бледнее обычного. Определенно, это болезнь сделала свое черное дело. 
Я  бесшумно,  стараясь  не  потревожить  ее  хрупкий  сон  одним  неосторожным  движением, 
присел  рядом  на  краю  кровати.  Она  не  пошевелилась,  она  продолжала  тяжело  втягивать  в  себя 
воздух. Каждый  вдох  не  приносил  ничего,  кроме  новой  порции  мучений,  я  хорошо  знал,  что  она 
чувствовала сейчас: постоянную боль в горле и легких, будто кто-то не давал ей дышать, сдавливая 
весь  дыхательный  аппарат.  Это  было  невыносимо  больно,  особенно  в  то  время,  когда  не  было 
возможности  справиться  с  болью  и  самой  болезнью,  но  теперь  такой  способ  появился,  теперь  ей 
нужно немного потерпеть и все пройдет, все будет, как прежде, как в старые добрые времена. 
 
Внезапно,  я  почувствовал,  как  ее  сердце  забилось  быстрее,  наверняка,  боль  усилилась,  или 
что-то  еще  случилось,  я  не  мог  понять,  что,  и  это  заставляло  мое  неживое  сердце  болезненно 
сжаться; впервые за долгие годы жизни я почувствовал, как сгусток давно мертвых мышц дернулся 
почти как если бы я был человеком. 
Бэлла  закашлялась,  она  захлебывалась  в  своем  кашле.  Я  моментально  вскочил  на  ноги, 
пребывая в растерянности и, казалось, что вот-вот запаникую. Она проснулась, но меня, похоже, еще 
не заметила. Тут я понял, что должен сделать. Я подхватил ее вместе с подушкой и помог ей сесть, 
оперевшись  спиной  о  спинку  кровати.  Тем  временем  кашель  почти  прекратился.  Бэлла  уже  не 
задыхалась, но все еще продолжала судорожно глотать ртом воздух, а я... я заметил, как несколько 
капель  алой  крови  упало  на  белоснежную  простынь,  расползаясь  пятном  по  волокнам  ткани.  Я 
перестал дышать и  старался не  смотреть на кровь, но  я  знал, что она была  там, и  это очень плохо 
действовало  на  меня.  Тем  временем  Бэлла,  наконец,  поняла,  кто  был  в  ее  комнате,  в  ее  крупных 
глазах застыл испуг, и, конечно же, она собиралась закричать. Я быстро предотвратил это, приложив 
руку к ее губам, и тут я понял, что это была ошибка: на ее верхней губе застыла капля крови, которая 
теперь была на моем указательном пальце. -  Тихо,  Бэлла,  не  надо  кричать,  умоляю  тебя,  -  тихо  попросил  я,  глядя  прямо  в  ее  полные 
страха глаза. Я старался говорить спокойно и не думать о том, что по моей ладони была размазана ее 
кровь. 
Как только я понял, что она не станет кричать, я убрал руку, изо всех сил стараясь удержаться 
от того, чтобы слизать кровь. 
- Что  ты  здесь  делаешь?  –  испугано  спросила Бэлла. Ее  голос  был  очень  хриплым  и  почти 
потерял свой цвет, но я отчетливо слышал интонацию, с которой это было произнесено. Она боялась 
меня, но это было не главное для нее тогда. 
Я не сразу нашелся, что ответить. За то время, пока я помогал ей сесть и боролся с собой, я не 
один раз поменял свое решение относительно моего признания. 
- Я хотел поговорить с тобой, Бэлла. 
- Ночью? – удивилась она. 
- Прости, - идиот, я совсем забыл, что по ночам люди обычно спят. 
- «Прости»? Я думала, просить прощения - это не в твоем стиле. 
Я ничего не ответил на ее заявление. Я сам заставил ее так думать, я все для этого сделал, это 
была моя цель. И раз она так думает - пусть. 
-  Бэлла,  я  должен  рассказать  тебе  кое-что  о  твоем  прошлом. Пора  тебе  узнать,  что  от  тебя 
скрывали все эти годы. Я не знаю, догадывалась ли ты, что от тебя скрывали эту правду или нет, это 
уже  не  важно,  потому  что  я  расскажу  тебе  все.  Именно  я  должен  сделать  это,  поскольку  это 
полностью моя вина... То, что я тебе скажу, причинит боль, прости, но я должен. Знаю, ты будешь 
злиться на меня,  ты очень-очень будешь на меня  злиться. Хорошо,  я  это  заслужил, но  я  только об 
одном тебя попрошу – не обижайся на Карлайла и Эсми, на Элис, Джаспера и всех остальных, злись 
только на меня. 
- Эдвард… 
- Пожалуйста, не надо, не говори. Дай мне высказаться сначала. 
Она как-то подозрительно быстро сдалась, плотно сцепила губы и уставилась на меня, ожидая 
пока я скажу что-то. 
Я молчал, я пытался подобрать слова, но мои мысли разбегались с шальной скоростью, будто 
электрический ток по проводам. Я еще долго не мог уловить их поток и направить в нужное русло, 
но когда мне это удалось, я заговорил, уже е в силах остановиться. 
- Это было давно, тринадцать лет назад. Тебе было четыре, верно? Да, тебе было всего четыре, 
когда твои родители погибли в автокатастрофе. Ведь именно такую историю придумали для тебя? 
Она судорожно кивнула, вцепившись пальцами в легенькое одеяло. Мои слова уже причиняли 
ей боль, что же будет дальше, если я пока не добрался до самой болезненной части этого рассказа? 
- Так вот, это неправда. Это самая большая ложь во всей твоей жизни, Бэлла. На самом деле 
все было совсем иначе. Тогда ты с семьей жила в Ванкувере. Их звали Рене и Чарли Свон, а еще у 
тебя была сестра – Эмили, она была вылитая ты, но только глаза у нее были зеленым. 
Я  до  сих  пор  вижу  иногда  ее  изумрудный  взгляд,  когда,  закрывая  глаза,  погружаюсь  в 
события давно минувших дней. Ее взгляд – взгляд кролика, загнанного в тупик крупным хищником, 
взгляд жертвы, которая знает, что обречена на смерть. Ее образ – такой живой и реальный  - иногда 
стоит передо мной, как напоминание о том, что это именно я виноват в том, что случилось с ней. Это 
я  прервал жизнь  той  девушки  в  самом  ее  начале,  за  это  она  преследует  меня.  Ее  душа  не  может 
обрести покой, являясь мне молчаливым призраком. 
- Наша семья в то время тоже жила в Ванкувере, и я был вместе с ними. В те близкие, но в 
тоже время такие далекие времена, все было иначе, мы были более близки, точнее это я был более 
близок к ним, чем сейчас. Но в один, тихий, казалось бы, день все перевернулось с ног на голову... 
Это должен был быть наш первый день в новой школе, ничто не предвещало беды, Элис не видела 
ничего необычного или плохого  в  тот день, но  случилось непредвиденное  – на  уроке  алгебры мне пришлось занять место рядом с твоей сестрой. С этого все и началось… Тебе сложно будет понять, 
что  я  чувствовал  тогда. Скажи,  ты  когда-нибудь  испытывала  сильную жажду?  –  еще  один  резкий 
кивок – А теперь представь, что эта жажда была раз в десять, если не то и в сто сильнее, и тут ты 
случайно наткнулась на холодильник для напитков. Ты не смогла бы устоять, и я не смог... 
Внезапно, она прервала меня, на ее глазах блестели слезы, а на лице застыла гримаса ужаса, 
смешанного с невыносимой болью, удивительно, что она еще не закричала. 
-  Уходи,  -  прохрипела  она,  -  немедленно  уходи.  Не  хочу  тебя  видеть,  я  не  хочу  больше 
слушать.., - в ее голосе не было ни истерики, ни паники, ничего, кроме боли. Она тихо всхлипывала, 
снова начиная задыхаться. 
А  к  ней  в  комнату  тем  временем  спешила  целая  делегация,  состоящая  из  Эсми,  Элис  и 
Карлайла. 
Элис мысленно кричала мне: «Какого черта ты наделал, Эдвард?», а потом что-то еще, но я 
уже не мог разобрать ее слов, я был уже слишком далеко от дома. 
 
Глава 15 «Блюз на руинах» 
«Когда  все  вокруг  рушится,  главное  -  не  потерять  себя»  -  Эсми  раз  сто  говорила  мне  эту 
простую  истину,  проверенную  на  самой  себе. Для  нее  эти  слова  имели  большой  смысл,  а  вот  для 
меня… Сомневаюсь, есть в мире такие слова, способные как-то помочь мне в моей ситуации. И хотя 
у меня не было оснований, чтобы не верить ей, тем более, что слова ее как нельзя точно отражали 
действительность,  но  теперь,  когда  я  узнала  шокирующую  правду  о  своем  прошлом,  я  начала  с 
опаской  относиться  ко  многим  словам  близких  мне  людей.  Я  все  чаще  стала  задумываться:  «а 
близкие  ли  они  мне?»,  «любили  ли  они  меня  когда-нибудь  по  настоящему  или  все,  что  они 
чувствовали по отношению ко мне – это чувство вины?». 
 
Меньше всего я хотела, чтобы это оказалось правдой, но неприятные факты говорили сами за 
себя. Задумываясь над словами Эдварда и выводами, сделанными из них, я понимала, что именно так 
все  и  было. Тринадцать  лет  назад  семья Калленов  выбрала меня  отнюдь не  потому,  что  именно  я 
понравилась им больше всех остальных детей, уверена, что у них даже в мыслях не было брать на 
усыновление  ребенка,  если  бы  Эдвард  не  сделал  то,  что  он  сделал.  Они  взяли  меня  к  себе  из-за 
чувства  вины  –  вот,  что  было  главным  тогда  и  что  важно  сейчас.  В  одну  лишь  вещь  я  не  могла 
поверить, в моей голове не укладывалось, что вся их любовь ко мне была ненастоящей, а все, что они 
для  меня  делали,  они  делали  без  любви,  просто  потому,  что  они  чувствовали  себя  виноватыми 
передо мной и пытались искупить  свою  вину. Окружить меня  уютом, подарить мне обыкновенное 
чудо – семью, которую отнял у меня их «сын», откупиться деньгами и подарками… 
Как отвратительно, как мерзко. Я никогда не думала, что они на самом деле такие. 
Прежде  у меня  никогда  не  возникало повода  усомниться  в  любви моей  семьи:  я  постоянно 
чувствовала их теплоту и заботу обо мне, я знала, что была им дорога, а теперь все это казалось мне 
таким ненастоящим, искусственным и призрачным, что на глаза наворачивались горькие слезы. Все 
это время я чувствовала себя как на съемках фантастического фильма: все вокруг меня было таким 
красивым,  изысканным  и  дорогим,  а  несуществующие  в  природе  растения  и животные  выглядели 
будто настоящие, но на самом деле это была всего лишь декорация. Вот в это я и не могла поверить, 
я отказывалась принимать такую правду. 
Мне  кажется,  что  я  все  еще  сплю  и  этот  разговор  с Эдвардом  был  только  у меня  в  голове. 
Скоро я проснусь и пойму, что это был просто нехороший сон, но почему-то этого не происходит, я 
никак не могу проснуться. День за днем, мой сон только крепчает, пробуждения не видно, надеяться 
на  него  не  стоит:  никто  еще  не  просыпался  от  реальности,  никто  еще  не  убегал  от  правды.  А  я 
хотела… Мое желание убежать от этой ужасной правды было настолько сильным, что я готова была 
едва ли не на все ради осуществления своего безумного в своей невозможности желания. Я была в отчаянии, я не знала, что мне делать с новыми знаниями о том, чего лучше бы я никогда не знала. 
Говорят, что  знание  – сила, но  я недавно  убедилась, что  это далеко не  так. Я  все  еще чувствовала 
себя двояко, я никак не могла разобраться в чувствах Калленов, да и в своих собственных чувствах к 
ним я запуталась. Раньше они были моей семьей, самыми дорогими для меня людьми, которые души 
во мне не чаяли, а теперь я не знала, кто они для меня. А кто я для них? Неужели просто спасенная 
жертва Эдварда? Неужели они никогда не любили меня, неужели это просто привычка? 
Нет, я не могу в это поверить. Я не могу принять это как факт, смириться… 
Я же помню, какой нежностью светились глаза Эсми, помню то опасение с тенью сомнения в 
глазах Карлайла, он не был уверен, что им стоит брать меня к себе, но потом это изменилось и, он 
полюбил меня. Или всего этого не было? 
Я помню, как Элис и Джаспер часами напролет проводили со мной, развлекая, играя. В глазах 
Элис было столько доброты, заботы и любви, что можно было подумать, будто я ее родная сестра… 
А  какие  праздники  она  устраивала  для  меня!  Каждый  мой  день  рождения  не  был  похож  на 
предыдущий,  это был  самый  волшебный день  в  году: Элис превращала  его  в  сказку, которой  я не 
могла дождаться все последующие 365 дней. 
Я еще не забыла, как Эммет катал меня на спине, в шутку называя маленькой обезьянкой. Я 
помню,  как  здорово  мы  проводили  время  вместе  –  вся  семья.  Тогда  я  верила  в  их  любовь,  мне 
казалось, что так будет всегда, но наша сказка разрушилась, как несбывшаяся надежда – моя надежда 
на пусть и относительно, но счастливую жизнь. 
 
*** 
 
Я  лежала  на  кровати,  сжавшись  в  позе  зародыша,  и  слушала,  как  капала  кровь  с  моего 
разбитого на сотни мелких кусочков сердца,  этот  звук  заглушал даже настойчивый стук дождевых 
капель по стеклу, настолько громким он был. 
Прошла уже неделя с тех пор, как перевернулась моя жизнь, а я все еще не могла смириться с 
этим, не могла принять правду, как она есть. Я все еще надеялась, что кто-то поможет мне выбраться 
из  этого  страшного  сна,  схватит  за  запястья, резко  вытащит на поверхность, и  я  снова  задышу, но 
нет, меня, кажется, оставили тонуть. 
Отсутствие в доме Эдварда немного облегчало мое существование, но это компенсировалось 
частыми спазмами и прочими «прелестями» моей болезни; иногда это было невыносимо больно, но в 
основном  боль  была  сносной. Эдвард  исчез  в  ту  самую  ночь,  а может  и  позже,  я  не  знала,  когда, 
поскольку сразу после того, как я попросила его прекратить это издевательство, со мной произошло 
нечто страшное. Помню, меня трясло, как в лихорадке и, наверное, я даже потеряла сознание потому, 
что следующее, что я помнила после нашего разговора – это яркое солнечное утро. Позже я узнала, 
что почти сутки бредила, а потом долго спала. 
Теперь я чувствовала себя гораздо лучше, я шла на поправку, как говорил Карлайл, но он не 
знал, что на самом деле мне становилось все хуже и хуже. Глубоко в душе… И я даже жалела, что 
меня больше не изводила физическая боль, которая немного заглушала душевную. 
 
Тихое  соло моего  сердца прервал  стук  в дверь,  это оказалась Эсми. Она неслышно  вошла  в 
комнату, осторожно прикрыв за собой дверь. Уверена, что она думала, что сейчас я спала. 
- Милая, проснись. - Ее нежная рука плавно опустилась на мое плечо, - Тебе пора принимать 
таблетки. 
- Не хочу, - я перевернулась на другой бок, плотнее прижимая колени к подбородку. 
Она тяжко вздохнула, а в следующий момент уже сидела рядом 
- Что  значит  «не  хочу», Бэлла? Ты  должна принимать их,  -  ласково проговорила  она,  делая 
ударение на слове «должна». А что еще, интересно, я должна? Делать вид, что ничего не происходит, притворятся,  что  я  не  узнала  о  том,  что  меня  обманывали  всю  жизнь? Нет,  я  не  могла.  Все,  что 
угодно, но не это, это уже перебор для моего слабого человеческого разума и тела. 
А она все говорила, поглаживая меня по плечу…. 
- Ты же хочешь поправиться, Бэлла? Я знаю, ты хочешь. Отказываясь принимать таблетки, ты 
только вредишь себе. 
-  А  вам  всем  не  наплевать:  умру  я  или  буду  жить?  Кто  я  вам?  Просто  девочка,  которую 
приютила  семья  убийцы,  –  я  говорила  абсолютно  бесцветным  мертвым  голосом,  я  сама  сначала 
испугалась его звучания. 
- Бэлла..! Не понимаю, почему ты так…  - Эсми резко замолчала, глубоко задумавшись. Я не 
видела  выражения  ее  лица,  но  мне  казалось,  что  она  была  в шоке.  Я  задела  ее  за  живое  своими 
словами. Не  думаю,  что мне  хотелось  этого,  но мысли  и  чувства  требовали  освобождения,  и  я  не 
могла с этим бороться. 
- Ты  знаешь, Эсми,  знаешь. Ты  тоже  участвовала  в  этом  спектакле,  тоже  лгала мне… Я  не 
понимаю, почему… Почему нельзя было не выдумывать историй, а рассказать все, как есть? 
- Тебе было бы больно, - осторожно сказала Эсми дрожащим голосом. 
- А сейчас мне не больно? – я не выдержала и вскочила на кровати, глядя ей прямо в глаза, 
излучавшие…боль. - После стольких лет лжи я узнала, что меня обманывали – сейчас мне не больно? 
Мой мир перевернулся. Я думала, что  знала  все,  а оказывается, я не  знала ничего  – сейчас мне не 
больно? 
- Я знаю, что ты чувствуешь, милая, но пойми, это делалось ради тебя одной, чтобы ты могла 
быть, если не счастлива, то хотя бы довольна жизнью. Пойми, мы всегда хотели сделать как лучше 
для тебя. 
- Ложь - не лучший выход. 
Мне  было  тяжело  долго  стоять  на  ногах,  и  я  отпустилась  на  колени,  отбросив  одеяло  в 
сторону. 
- В любом случае, уже поздно, все уже случилось, и этого не изменить. 
- Да,  теперь  я могу  узнать  все. Только  об  одном  я  слушать не  хочу  –  о  том,  что  у  каждого 
бывают срывы. Я, конечно, понимаю, что это так, но если бы это не касалось меня, а так, не надо, 
тем  более,  я  и  так  уже  все  знаю  о  том  дне,  -  не  знаю,  что  на  меня  нашло,  но  вдруг  я  перестала 
понимать, что говорю и делаю, мною управляло раздражение и злость. 
- Милая… - столько боли и печали в голосе Эсми я не слышала за все эти долгие тринадцать 
лет. Она  действительно  чувствовала  себя  так  ужасно,  как  это  изображалось  на  ее  лице.  – Я  могу 
только догадываться о твоих чувствах, но я хочу, чтобы ты знала: Эдвард никогда не хотел того, что 
произошло. Он раскаивался, долго не мог простить себе этот день. Если бы ты только знала, как он 
убивался, когда понял, что натворил... Понимаешь, нам очень сложно держать жажду  в узде, наша 
диета – это постоянная борьба с собой, нельзя расслабляться, нельзя спускать цепи потому, что если 
ослабишь ремни хоть чуть-чуть,  то потеряешь контроль над собой. Когда такое происходит, разум 
как  будто  отключается,  ты  теряешь  связь…  теряешь  себя  и  контроль  над  собой,  ты  уже  не 
принадлежишь  себе,  тобой  начинают  руководить  инстинкты. Жажда  выходит  из-под  контроля  и 
затмевает собой все остальные чувства, даже разум контролируется ею в такие минуты. А когда ты 
приходишь в себя, как правило, уже слишком поздно. 
 
Слушая Эсми, я не пыталась вникнуть в смысл ее слов. Я отчетливо слышала каждое ее слово, 
понимала,  о  чем  она  говорит,  но  мое  израненное  в  клочья  сердце  извращало  смысл,  путая  карты. 
Горечь  обиды  –  неправильной  обиды  исходящей  из  непонимания  заставляла  меня  неверно 
истолковывать смысл слов Эсми. Мне казалось, что она пыталась оправдать Эдварда, объясняя его 
поступок потерей контроля. Какой-то частью себя я понимала, что на несколько десятых процентов 
это на  самом деле было  так, Эдвард,  возможно, и не хотел  этого, но он не  смог  сдержать  себя, он сломался  под  давлением  своего  внутреннего  чудовища.  Эсми  говорит,  что  такое  невозможно 
контролировать,  но  мое  сердце  не  может  принять  это,  не  может  понять  Эдварда,  простить...  Как 
такое  вообще  можно  простить?  Как  можно  простить  убийство  семьи,  будто  это  какая-то 
незначительная мелочь, пустяк, нестоящий ровным счетом ничего? Я бы не смогла простить  такое 
даже близкому человеку, не то, что вампиру, которого я едва знаю. Ни о каком прощении не может 
идти речи, даже через сто, двести или тысячу лет, или если мы останемся единственными живыми 
существами на планете, или если я попаду  в  аварию, и мне понадобиться переливание крови, а он 
станет моим донором. Что бы он ни сделал, я все равно не прощу ему то, что он лишил меня самых 
близких  мне  людей,  наплевал  в  мою  душу,  искалечил  жизнь  и  убил  во  мне  все  чувства,  словно 
пожар,  оставляющий  в  цветущем  саду  после  себя  лишь  выгоревший  неживой  пустырь.  Он 
испепелил,  изрезал  мне  сердце,  превратив  его  в  изорванный  клочок  тканей,  оно  уже  никогда  не 
заживет, никогда не будет прежним. Мне остается  только смириться с  таким положением  вещей и 
научится жить дальше, не оглядываясь назад, не вспоминая о прошлом, жить настоящим, а думать 
только о будущем. 
Заметив мое состояние, Эсми уцепилась за ход моих мыслей, и поспешила оправдаться. 
- Бэлла, дорогая, не подумай, что я пытаюсь оправдать Эдварда  – его поступок невозможно 
оправдать  –  я просто хочу, чтобы  ты поняла: он не чудовище. Да, он иногда бывает резок, иногда 
груб и эгоистичен, но его грызет чувство вины, он понимает, что натворил, понимает твою боль. 
- К  чему  ты  это  говоришь, Эсми,  я не понимаю? Ты  хочешь,  чтобы  я простила  его,  да? Не 
надо, это все напрасно: я не прощу его. Никогда я не прощу... – я уронила голову на руки, пытаясь 
скрыть свои покрасневшие глаза от Эсми и вообще скрыться от всего, что было так ненавистно мне: 
слов, воспоминаний, людей… 
Слова  причиняют  боль,  вызывают  слезы,  и  я  сейчас  была  в  шаге  от  того,  чтобы  залить 
горькими слезами всю комнату. Стараясь не заплакать, я кусала нижнюю губу. Наконец, мне удалось 
почувствовать  столь  нужную  мне  физическую  боль,  которая  заставляла  душевную  немного 
утихнуть. Но даже этого оказалось недостаточно, и предательская слеза уже текла по щеке, вопреки 
всем моим желаниям не плакать и быть сильной, несмотря ни на что. Это, оказывается не так просто 
– без страха смотреть в глаза своей слабости, далеко не каждому такое под силу. 
- Я знаю, Бэлла, я хорошо знаю, как это – терять близких людей, - я не успела сказать ей что-
либо в ответ, оказавшись в  ее крепких  горячехолодных объятьях.  – Но ты должна быть  сильной,  - 
шептала  она,  успокаивающе  поглаживая  меня  по  волосам.  Удивительно,  но  это  работало,  вся 
тяжесть, вся боль уходила от ее нежных прикосновений, я чувствовала, как силы прибывали, и, если 
только что мне казалось, что  весь мир рухнул,  то  теперь  я  знала, что  я была не одна, что меня не 
оставили и забыли. У меня была поддержка и опора, я была не сама. 
- Я не смогу, Эсми… 
-  Ты  сможешь,  ты  очень  сильная,  поэтому  у  тебя  все  получится.  Помнишь,  что  я  тебе 
говорила? 
- Не терять себя? 
- Именно,  - она выпустила меня из объятий и принялась поправлять волосы на моей голове, 
превратившиеся в самое настоящее осиное гнездо. Закончив, она взяла меня за плечи и продолжила, 
-  Нельзя  поддаваться  отчаянию,  запомни  это.  Нельзя  принимать  свою  слабость,  со  всем  можно 
бороться, все можно пережить, главное не впадать в отчаяние – это хуже всего, поверь мне. И помни, 
что у тебя есть мы, мы любим тебя, даже не сомневайся в этом. 
И  я  не  сомневалась. Теперь  я  знала,  что  уж  кто-кто,  а  эта  семья  любила меня,  как  родную 
дочь. Я просто не могла не  верить Эсми,  ее  словам,  ее  взгляду… Она не могла  обманывать меня, 
когда дело касалось таких тем. 
- Я знаю… Я тоже вас всех люблю, - теперь была моя очередь бросаться на шею к Эсми. Она с 
радостью приняла меня в свои объятья, улыбаясь, но я видела, что она едва не плакала. Как я только могла усомниться в любви своей семьи? 
 
- А теперь ты выпьешь лекарство? – спросила Эсми, все еще не отпуская меня. 
- Ты так крепко обнимаешь меня, что боюсь, скоро они мне будут уже не нужны, - простонала 
я, намекая на ее крепкие объятья. 
 
Глава 16 «Так рушится мир» 
 
Спустя две недели я уже была на ногах во всех смыслах этого слова. 
Провалявшись в постели в общей сложности три с половиной недели, я чувствовала, что это 
начинает сводить меня с ума. Домашняя атмосфера изрядно надоела, и я рвалась в школу на второй 
день  после  окончательного  выздоровления.  Кое-как  мне  удалось  уговорить  родителей  отпустить 
меня на учебу, но отец еще волновался, хоть и говорил, что я была уже абсолютно здорова. 
Единственной хорошей новостью за последнее время стало то, что мне купили машину. Мне 
действительно  был  необходим  собственный  транспорт,  права  у  меня  уже  были,  так  что  дело 
оставалось только за маркой и цветом. В этом вопросе я целиком и полностью положилась на вкус 
Элис, и вскоре в гараже появилось еще одно авто, а сегодня мне впервые предстояло прокатиться на 
нем. 
Выслушав пожелания удачного дня от Эсми, я спустилась в гараж, сгораемая в предвкушении 
увидеть воочию свой подарок. О, я не прогадала, позволив Элис выбирать мне машину – она сделала 
невероятно правильный выбор. 
- Ты представь  только:  турбомотор  в 300 лошадиных  сил, объ?мом 2,5 литра, 18-дюймовые 
кол?са,  кожа  внутри,  а  как  он  мягко  тормозит  и  быстро  разгоняется!  Бэлла,  это  не  машина,  это 
сказка! – Элис мечтательно закатила глаза, проводя рукой по плавному изгибу капота. 
- М-м-м… это не Шевроле Импала, но тоже хорошо, - согласилась я. 
-  Фу,  нашла  о  какой  машине  мечтать,  -  скривилась  Элис.  –  Импала  –  это  антиквариат  на 
колесиках, а это… это Вольво! – гордо изрекла она, открывая для меня дверцу. – И цвет тебе тоже 
нравится, уж я-то  знала, что серебристый тебе пойдет просто отлично,  - добавила она, когда я уже 
сидела за рулем. 
- Да, цвет, что надо. 
- Вот и класс! Ну, давай, заводись и вперед, а не то меня побьют, если я задержусь еще хоть на 
минуту.  Розалии  сегодня  не  в  настроении,  -  говоря  о  Рози,  Элис  снова  скривилась,  но  уже  более 
карикатурно.  – О, и помни, Бэлла! Ты  сразишь  всех на  стоянке!!! Давай,  дерзай,  –  сказав  это,  она 
вихрем унеслась из гаража. 
И действительно  - ощущения от поездки были незабываемыми. Нет в мире вещи лучше, чем 
аромат новой машины, особенно если это Вольво, водить которое – одно сплошное удовольствие. 
На школьной стоянке, как Элис и говорила, я произвела фурор. На нас, я имею в виду меня и 
машину, оглядывался каждый второй, а каждый третий провожал меня взглядом по пути к  зданию 
школы. Сегодня я чувствовала себя уверенно, как никогда, но вся моя уверенность испарилась, как 
лужа на солнце, когда я встретилась глазами с Эдвардом Калленом. 
 «Откуда он взялся?» - недоумевала я. «Что-то мне казалось, что он забросил школу…» 
Обойти  его  стороной  не  получилось,  так  как  он  стоял  в  трех шагах  от  меня.  Я  отошла  на 
несколько  шагов  влево,  пытаясь  пройти  мимо  него,  но  он  снова  перегородил  мне  дорогу.  Так 
повторилось раза три, после чего я не выдержала. 
- Уйди с моего пути, Эдварда – тихо и зло процедила я сквозь плотно сжатые зубы. 
- Нет, - он был полон решимости, но от этого мое желание обломать его становилось только 
сильнее. 
- Ах, нет, значит. Я снова попыталась проскочить мимо него, но ему тоже не доставило трудности преградить 
мне дорогу. 
- Бэлла, я знаю, что ты знать не хочешь меня, но я должен тебе кое-что сказать. 
- Если это извинения, засунь их себе, ты знаешь, куда. И, да, ты прав, я и знать тебя не хочу. 
- Дай мне минуту, Бэлла, это важно для тебя! 
- Нет ничего важного, что ты мог бы сообщить мне, а теперь извини, у меня нет времени на 
разговоры с убийцей! – я говорила немного громче, чем следовало, и в результате проходящий мимо 
Эрик Йорк странно покосился на нас. Мне сначала показалось, что он собирался поздороваться, но, 
увидев, кто мой  собеседник, предпочел обойти нас  стороной и  только незаметно подмигнул мне  в 
знак приветствия. 
-  Бэлла!  –  Эдвард  снова  обратился  ко  мне,  но  я  уже  не  слушала.  Резко  развернувшись,  я 
обошла его и направилась к школе, чувствуя, как он шел за мной. – Бэлла, послушай, тебе лучше не 
общаться с Дином. 
-  Что?  –  я  резко  остановилась  и  повернулась  к  нему,  едва  не  врезавшись  в  твердую 
мраморную грудь Эдварда. – Что ты сейчас сказал? 
- Тебе не стоит больше общаться с этим своим Дином, - спокойно, но настойчиво повторил он. 
- С чего бы это вдруг? 
- Он очень скользкий тип. 
- Да, а ты прямо ангел, спустившийся с небес! – я драматически закатила глаза, сама едва не 
рассмеявшись от  звука своих слов.  – И знаешь что, Эдвард  - исчезни. Сделай так, чтобы я больше 
никогда не видела твоей физиономии – она мне противна до тошноты. 
В ответ он ничего не сказал, а только отвел взгляд. 
- Говори, - тихо сказал он через какое-то время. 
- Что? – удивилась я. 
- Все. Что хочешь, что думаешь обо мне. Я хочу знать, что ты думаешь. 
Я на секунду задумалась над его просьбой. Выбор у меня был небольшой: или высказать ему 
прямо в лицо все, что я о нем думала или просто послать его куда подальше. И я выбрала второе, 
хотя с огромным удовольствием выплеснула бы на него все словесные помои, но тогда я рисковала 
опоздать на уроки. 
- А знаешь, что, Эдвард? Пошел ты на хрен! – я говорила так громко, что это, без сомнений 
услышали многие. Сказав это, я развернулась, полоснув его волосами по лицу на прощание. 
Первым  уроком  стояла  литература,  а  литература  всегда  значит  Анжела  и  Джессика.  Они 
откуда-то  пронюхали,  что  я  буду  сегодня  в школе  и набросились на меня,  как  только  я пересекла 
порог  класса.  Пришлось  улыбаться  и  делать  довольное  и  радостное  лицо  перед  ними,  чтобы 
избежать дополнительных вопросов, хотя на душе у меня скребли кошки. 
-  Бэлла,  мы  так  рады,  что  ты,  наконец,  поправилась,  -  Анжела  заключила  меня  в  крепкие 
дружеские объятья и долго не отпускала. 
- Мы по тебе скучали, добавила Джесс. – Ты как? 
- В порядке, - «не считая сломанной жизни, конечно, но это так, пустяки» - думала я, пытаясь 
натянуть на лицо подобие улыбки в подтверждение своим словам. 
Моим  спасением от допроса  этих девочек  стал мистер Вагнер, очень кстати подоспевший  в 
класс. Мысленно поблагодарив его, я уселась за свою парту и приготовилась к бесконечно долгому 
уроку; что-то подсказывало мне, что именно таким он и будет. 
На удивление литература прошла довольно быстро. Выяснилось, что мы проходили «Ромео о 
Джульетту»,  что  почему-то  совсем  не  радовало  меня.  С  теперешним  моим  настроением,  это 
произведение лишь усилило депрессию. 
Я  была  несказанно  рада,  когда  урок,  наконец,  закончился,  и  вылетела  из  класса  одной  из 
первых,  чем  очень  удивила  подруг,  но  общаться  с  ними  и  вообще  общаться  я  была  не  настроена. Единственного  человека,  с  которым  я  еще  хотела  говорить  –  Дина  –  видно  не  было,  хотя  его 
выписали еще позавчера, и я слышала, что он тоже был в школе. 
Я решила, что разыщу его за ленчем, а сейчас время двигаться на следующий урок. 
По  дороге  в  класс  истории,  я  слышала,  как  живо  обсуждалось  мое  поведение  на  стоянке 
сегодня  утром.  Едва  ли  их  каждого  угла  доносилось  что-то  вроде  «Как  она  послала  Эдварда 
Каллена!», «Не может быть, она его послала - это невероятно!». Я старалась не слушать их, позволив 
вместо  этого  с  головой  поглотить  себя  мыслям.  Думая  о  всякой  ничего  не  значащей  ерунде,  я 
пыталась выбросить из головы утренний разговор с Эдвардом, но, надо признаться, что толку от этих 
попыток не было ровным счетом никакого. Прежде я обещала себе, что не стану слушать его и не 
буду  больше  верить  ни  единому  его  слову,  но  почему-то  у  меня  сложилось  впечатление,  что  мне 
стоило прислушаться к его тем его словам, несмотря на то, что я понимала: он запросто мог говорить 
это с целью поссорить нас с Дином. 
Этого я не позволю ему, я не дам Эдварду разрушить то, что осталось от моей жизни. 
Кстати, говоря о Дине… Среди коридорного гула я отчетливо слышала его смех за углом. Я 
собиралась  подойти  к  нему,  но,  непроизвольно  вслушавшись  в  его  разговор  с  каким-то  другим 
парнем, я резко остановилась, застыв на месте. 
- Где мои двести баксов, Дин? – спросил незнакомый мужской голос. Похоже, это и был тот 
самый друг Дина, с которым я часто видела его раньше. 
- А не рано ты? Не забывай, что у меня еще есть время до вечера. 
-  Да  брось!  –  рассмеялся  третий  голос.  –  Твое  время  уже  истекло,  или  ты  думаешь,  что 
успеешь все устроить за жалкие несколько часов? 
- Ты проиграл пари, старик, деньги мои, - снова вмешался второй, - Я же говорил, что у тебя 
кишка тонка, переспать с Бэллой Каллен. Вообще не пойму, как ты надеялся выиграть: она же у нас 
вся  такая  недотрога,  такая  неприступная...  –  он  покатился  от  хохота,  а  я…  А  я  стояла,  будто 
окаменевшая, и пыталась переварить услышанное. Сначала мне показалось, что те двое несли какую-
то бессмыслицу, но, вновь и вновь прокручивая в голове их слова, я поняла, о чем они говорили – 
они  говорили  обо  мне. И  о  том,  что Дин.… О  господи! Когда  до  меня  начал  доходить  смысл  их 
разговора, перед  глазами  все поплыло, плотный  черный  туман  заволакивал  все  вокруг,  казалось,  я 
потеряю сознание, и где-то в глубине души я хотела этого, у меня не было сил физически выдержать 
все это. Принять правду. В который раз, узнать, что меня обманывали, но теперь уже из-за денег. Я 
определенно не могла выдержать  такое, мои колени подкосились; падая, я пыталась  удержаться  за 
стену.  Ненадолго,  но  это  помогло,  правда,  я  лишь  замедлила  падение,  и  вместо  того,  чтобы 
стремительно шлепнуться на пол, я медленно сползла по стенке. Меня словно разрезали напополам. 
Боль была такой сильной, что сбивала с ног, устоять просто не представлялось реальным. 
Все,  чего  я  хотела  теперь  –  это  побыстрее  унести  отсюда  ноги,  и  при  этом  желательно 
остаться  незамеченной.  Мне  не  хотелось  больше  оставаться  здесь  ни  на  минуту,  а  убежать 
возможности не было – меня все разом покинули силы, даже плакать я не могла, я лишь беззвучно, 
как рыба, открывала рот, стараясь закричать или же наоборот – сдерживая крик. Хотелось упасть и 
лежать  здесь  так  долго,  пока  школа  опустеет,  а  может  и  вообще  провести  здесь  всю  ночь. 
Сомневаюсь, что силы вернутся ко мне раньше. 
Но  тут  я  внезапно  поняла,  что  убежать  незамеченной,  у  меня  не  выйдет:  я  стояла  на 
четвереньках  прямо  перед  всей  этой  мерзкой  компанией.  На  их  лицах  была  непонятная  смесь 
отвращения, удивления и стыда, и только Дин смотрел на меня стеклянными от шока глазами. 
Осознав всю глупость своего положения, я попыталась встать. Не ясно, откуда у меня взялись 
на  это  силы,  однако  подняться  сразу  мне  не  удалось: меня шатало,  дешевый школьный  линолеум 
«под  паркет»  не  хотел  отпускать меня  от  себя. Но  вскоре мне  удалось  побороть  это,  подняться  и 
более-менее ровно стоять. Теперь меня только трясло. «Спокойно,  Бэлла,  первый  шаг  сделан,  теперь  беги!»  -  скомандовала  себе  я,  мысленно 
прикидывая, как быстро я смогу убраться отсюда. К тому времени Дин вышел из оцепенения. 
- Бэлла, я могу все объяснить, - проговорил, а точнее сказать, протороторил он. 
- Не надо, я сама все слышала. У меня уши есть, между прочим,  - я избегала смотреть прямо 
ему в глаза, сейчас меньше всего на свете мне хотелось смотреть в них – в эти удивительные омуты, 
которые разбивали мне сердце. Прежде. Но уже не разобьют: нечего уже разбивать. 
Говорят,  что  есть  определенное  количество  раз,  которые  можно  спасти  человека,  та  же 
история и с сердцем. 
Сколько раз вы роняли часы, наверное, не один раз, верно? Когда вы уронили их впервые, они 
работали, вы почти не чувствовали разницу: до и после, но механизм этих часов уже был нарушен. 
Когда вы роняете те же часы во второй раз, они останавливаются  – какая жалость! Вы несете их в 
ремонт и вскоре они снова с вами, работающее, с  замененным стеклом, но механизм, скрытый под 
оболочкой,  получил  очередную  порцию  боли,  прежним  он  не  станет. А  когда  вы  роняете  часы  в 
третий  раз  и  снова  несете  их  в  ремонт,  вам  говорят,  что  уже  ничего  нельзя  сделать,  ваши  часы 
больше не подлежат ремонту. Так и с сердцем: разбитое единожды, его еще можно починить, но оно 
больше не будет таким же, как прежде, разбитое во второй раз оно пострадает еще больше, но теперь 
придется беречь его лучше, чем когда либо, потому, что третьего раза оно не выдержит. 
Я  удивлялась,  как  мое  сердце  все  еще  бьется,  ведь  оно  разбивалось  уже  столько  раз,  что, 
казалось,  уже должно было остановиться, но нет, оно обливалось кровью, продолжало болеть, оно 
снова и снова натыкалось на старые штыри, рвалось и рвалось…Почему же оно все еще живое? 
Дин  еще  оправдывался,  я  слышала  его  слова  как  через  толщу  воды,  а перед  глазами  стояла 
серая пелена, я чувствовала, что вот-вот заплачу, но слезы все никак не шли, казалось, их вообще не 
было больше в моем опустошенном теле. 
-  Дай  мне  все  объяснить,  Бэлла!  Это  не  то,  что  ты  думаешь!  –  кричал  он,  а  я  была  уже 
достаточно  далеко,  чтобы  следующие  его  слова  растворились  в  спасительном  шуме  коридора. 
Никогда  я  так  сильно  не  любила  этот шум,  как  сейчас. Он  позволял  мне  не  слышать Дина  и  его 
дружков, да и собственные мысли терялись в этом разнообразии голосов. 
Я бежала так быстро, что непременно должна была споткнуться и упасть, как обычно это со 
мной случалось, но сегодня в этом отношении мне пока везло. Расталкивая локтями толпу, а иногда 
и сама получая случайные удары, я старалась как можно скорее достигнуть выхода из здания. 
В нескольких метрах  от меня почти  у  самой  двери  стоял Эдвард,  он,  скорее  всего, пытался 
смешаться с толпой. Неужели он думал, что у него в действительности это получится? Его идеальная 
до скрежета  зубов тушка даже в самой неприметной серой одежде привлекала к себе не хуже, чем 
яркий оранжевый жилет и такого же цвета каска на голове. 
Конечно, он не мог быть незаметным, он всегда выделялся из любой толпы. 
«И надо же было ему оказаться здесь в этот момент?!» - гневно подумала я, удивившись, что 
могу  связно  мыслить,  однако  это  совсем  не  радовало  меня,  а  лишь  наоборот.  Я  планировала 
провалиться в забытье на некоторое время, не думать и не чувствовать совсем ничего. 
Эдвард, насколько я поняла, не просто был  здесь, он стал свидетелем  этой жуткой сцены, и 
теперь, глядя на него, я видела, каким страшным, если не диким было выражение его лица. Казалось, 
он  готов  был  разорвать  кого-нибудь  в  клочья, но изо  всех  сил  старался  удержать  себя  в  руках, по 
крайней  мере,  я  видела,  как  тяжело  ему  давалось  спокойствие.  Приблизившись  к  нему,  еще  на 
несколько метров,  я  заметила,  что  его пальцы  были плотно  сжаты  в  кулаки  до  такой  степени,  что 
косточки на них белели. Если он и был разгневан, то он был по-зверски зол, его злости было вполне 
достаточно для того, чтоб развести костер. Хотя чего там костер – он запросто мог испепелить целую 
школу одним лишь взглядом! 
Я попыталась незаметно проскочить мимо него, но сильная рука железной хваткой вцепилась 
в мое плечо, не оставляя мне никакой надежды на побег. - Куда ты? – несмотря на то, что его голос был похож на айсберг в океане – такой холодный и 
неприступный – в нем слышались нотки беспокойства. 
А может мне просто послышалось. 
- Домой. Отпусти, прошу тебя. 
- На машине? Тебе нельзя в таком состоянии за руль, Бэлла. 
-  Тебе  какая  разница?  –  холодно  спросила  я,  все  еще  делая  бессмысленные  попытки 
вырваться. 
- Большая. Ты поедешь со мной или вообще никак. 
Я едва не задохнулась от такого заявления. Да кто он вообще такой, чтобы разговаривать со 
мной в таком тоне?! 
- Да я скорее спрыгну с утеса, чем поеду с тобой в одной машине! – процедила сквозь зубы я. 
- Ну, хорошо, но знай: если я останусь сейчас здесь, я убью этого отморозка. 
- Нет! – мой крик волной раздался в коридоре, несколько человек обратили на нас внимание. 
Даже предположить сложно, о чем они думали в тот момент.  - Дин, хоть и редкостная сволочь, но 
смерти не заслуживает, - уже чуть тише сказала я. 
 
Глава 17 «Теперь только я принимаю решения» 
-  Это  значит,  что  ты  едешь  со  мной?  –  спросил  Эдвард,  пристально  глядя  мне  в  глаза. 
Догадываюсь,  что  он  пытался  понять,  что  было  у  меня  на  уме. В  таком  случае,  у  него  ничего  не 
выйдет: я и сама не могу точно сказать, что там. 
-  Пойдем,  -  тихо  попросила  я,  молясь  о  глотке  свежего  воздуха,  мне  казалось,  что  в  этом 
коридоре было ужасно душно, здесь было нечем дышать. 
Эдвард перестал сжимать мою руку, и мы не спеша покинули школу. Вместе. Я не знала, что 
будет дальше со мной, хотя предположения у меня были, я все равно не знала точно, как поступлю. 
Я так же не знала, почему Эдварда так задел поступок Дина, только одно я знала предельно точно – я 
не поеду с Эдвардом на одной машине. 
Стоит ли говорить о том, какой отвратительной и недопустимой была мысль о том, что мне 
придется провести время в ЕГО компании, добираясь домой на ЕГО автомобиле? Пожалуй, в этом 
столько же смысла, сколько его в замораживании огня - то есть ноль. 
Я очень сильно сомневалась в  том, что смогу выдержать  это издевательство,  это испытание 
его  присутствием. Смотреть  в  глаза Эдварду,  слушать  этот  идеальный  бархатный  голос  было  для 
меня чем-то вроде пытки после всего, что я  узнала. Эдвард перестал вызывать  у меня восхищение 
или  восторг  его  неземной  красотой,  теперь  только  обжигающая  ненависть  в моем  сердце  текилой 
разливалась  по  венам,  когда  он  был  рядом.  Терпеть  это  было  невыносимо  больно,  поэтому  я 
старалась избегать встреч с ним, и до сегодняшнего дня проблем с этим у меня не возникало, но как 
быть сейчас, я ума не приложу. Я оказалась в настолько безвыходной ситуации, что, мне кажется, я 
не  смогу  найти  из  нее  выход.  Столько  всего  сразу  навалилось  на  меня,  что  просто  физически 
невозможно выстоять эту непогоду, дождаться, когда закончится дождь и появится радуга... 
Эй, а это вообще возможно теперь? 
Когда  мы  оказались  на  пустой  стоянке,  я  смогла,  наконец,  вдохнуть  полной  грудью. 
Освежающий  лесной  воздух мигом проник  в легкие, наполняя их  тонким  запахом  растительности. 
Это было как раз то, в чем я нуждалась, то, что было нужно каждой клеточке моего тела - свежесть. 
Теперь, когда в моей  голове было  совершенно пусто от постороннего шума, мысли окутали 
меня словно деревья, заблудившегося в лесу человека. Их было так много, что они всей своей массой 
сводили с ума. Каждая кричала что-то свое, пытаясь  заглушить остальные, от  этого в  голове стоял 
дикий гул. Хотелось просто заснуть, потерять сознание или биться головой о что-то твердое, чтобы 
заставить  эти  голоса  заткнуться,  но  это  все  не  поможет  мне.  Забытье  спасет  лишь  на  некоторое 
время: час или два, а потом все вернется на круги своя, весь этот ужас вновь ворвется в мой мозг и с новой  силой  станет  изводить  меня.  Я  знаю,  что  не  умру  от  этого,  но  почти  уверенна,  что  мне 
захочется. 
Мы  подошли  к  его  авто,  как  вдруг  Эдвард  внезапно  замер  на  месте,  как  статуя,  которая, 
казалось, всегда стояла на этом месте. 
- Ты можешь простить ему такое? – неожиданно спросил он, по-прежнему не двигаясь, только 
идеальный беспорядок его волос слегка колыхался от ветра. 
- Я разговариваю  с  тобой после  всего, хотя мне не  стоит  этого  делать, и  я  знаю  это, но  все 
равно делаю, - слабо пробормотала я. Мне было сложно говорить и думать сейчас. Хотелось только 
одного:  тишины  и  покоя.  Забыться  на  некоторое  время,  провалиться  куда-нибудь,  вырвать  себе 
сердце, чтобы не чувствовать, не знать, не помнить… 
- Мы говорим о НЕМ, - Эдвард сделал сильное ударение на последнем слове, произнесенным, 
кстати, с неким отвращением, которое я вполне разделяла. 
- А я говорю о ТЕБЕ. И о том, что я не должна здесь быть сейчас, - я специально скопировала 
тон Эдварда, говоря «тебе», давая ему понять, что отношусь к нему  так же, как и он к Дину. Хотя 
нет, на самом деле гораздо хуже. 
- А  где  ты думаешь,  ты должна быть?  –  тихо и  спокойно  спросил Эдвард. Я  видела, как на 
самом деле трудно ему давалось это спокойствие,  - Лить слезы, сидя на холодном кафельном полу 
где-то  в женской  уборной? Или  может  нестись  по  улицам  города,  не  разбирая  дороги  за  пеленой 
слез, и тем самым создавать прецеденты к аварии? Подумай, пожалуйста, о том, что у тебя еще есть 
кто-то,  кому  не  безразлична  твоя жизнь!  -  что-то  странное,  внезапно,  промелькнуло  в  его  голосе, 
подобно вспышке молнии, но я не могла понять, что. - Эсми и Карлайлу, например… 
- Чего тебе от меня надо, Эдвард? – устало спросила я. 
- Я не хочу, чтобы ты занималась мазохизмом, Бэлла. 
Я  рассмеялась,  но  голос мой  не  был  таким,  как  всегда,  когда  я  смеялась,  он  был  похож  на 
голос безумца. Истерический смех, от которого бросало в дрожь. 
- Да кто ты такой, чтобы хотеть что-то от меня? – успокоившись, спросила я. 
- Никто. И  я не могу  заставлять  тебя что-то  делать,  требовать от  тебя каких-то действий. Я 
знаю, что у меня нет на это прав, все понимаю. Но я лишь взываю к голосу твоего разума, я хочу, 
чтобы ты думала, и чтобы думала правильно, не во вред себе. 
- Постой,  постой,  -  я  выставила  руку  в  останавливающем жесте,  прося  его  замолчать.  – Ты 
сейчас что, пытаешься проявлять жалкие попытки заботиться обо мне? 
- Для тебя они может и жалкие… Пойми, я знаю, что ты думаешь и чувствуешь… 
- Так, стоп, хватит! Довольно с меня этого. Ты – мне не нянька, и уж тем более – не лучший 
советчик. Знай: даже если ты будешь единственным человеком на свете, я все равно не приду к тебе 
за советом. И вообще, Эдвард, я сама могу о себе позаботиться, поэтому я сейчас я медленно пойду к 
своей машине, заведу мотор и уеду, и, если я увижу, что ты едешь за мной, а я увижу, знай это, то... 
то  ты  пожалеешь  об  этом,  ясно? Ты  не можешь  читать мои мысли,  следовательно,  ты  не можешь 
знать,  что  я  сделаю,  если  ты  поступишь  по-своему,  поэтому  тебе  лучше  не  испытывать  судьбу. И 
еще, если ты тронешь Дина, тебе конец, понял? 
- Хорошо, я оставлю его в покое,  - нехотя согласился Эдвард. Ему приходилось переступать 
через  себя,  чтобы  дать  мне  такое  обещание.  –  Но  ты  уверена,  что  тебе  стоит  делать  то,  что  ты 
хочешь? 
- Ты не знаешь, чего я хочу. 
- Да, но ты знаешь. 
- Я знаю, но это тебя никак не касается. Это моя жизнь и мне решать, как поступить. 
Эдвард кивнул, видимо, смирившись с моим решением. 
Еще  несколько  секунд  мы  молча  стояли,  глядя  друг  на  друга,  после  чего  я  развернулась  и 
медленно  побрела  к  своей  машине.  Теперь,  когда  передо  мной  не  было  его  идеального  лица, искаженного  смесью  всевозможных  чувств,  мне  стало  немного  легче,  но  легкость  эта  была 
относительной  и  ничтожно  слабой.  Она  не  лишала  меня  боли  разбитого  в  дребезги  сердца,  не 
помогала  мне  справиться  с  тем,  что  я  чувствовала,  с  собственными  мыслями  и  непреодолимыми 
желаниями, которые только росли, постепенно превращаясь в навязчивую идею... 
Первые несколько шагов, пока я не поняла свое желание, дались мне легко, но потом, когда я 
поняла, к чему все идет, какая-то часть меня сопротивлялась, она была против идеи, против решения, 
принятого мной. Я не знала, что это была за часть, но я знала, что должна и буду сопротивляться ей, 
потому что Я так решила. 
И вот я стояла рядом с Вольво, дрожащими пальцами перебирая ключи. Светило солнце, оно 
ярко освещало ту часть стоянки, на которой стоял Эдвард, а с противоположной стороны сползались 
тучи.  Форкс,  Форкс  –  как  ты  предсказуем…  Я  закусила  губу,  четко  понимая  теперь,  что  будет 
впереди и к чему это привет. 
Перед  тем,  как  сесть  в  авто,  я  оглянулась  на Эдварда. Он  стоял,  облокотившись  спиной  об 
машину, и смотрел на меня. Сложно сказать, какое у него было выражение лица, ведь было слишком 
далеко, чтобы мое зрение различило это. 
Я  первая  разорвала  зрительный  контакт,  сев  в  машину.  Я  больше  не  оглядывалась  ни  на 
Эдварда, ни на школу, хотя знала, что вижу их в последний раз... 
 
*** 
 
Я отдавала себе отчет в своих действиях, я прекрасно понимала, что и как собираюсь сделать 
– я собираюсь поставить точку в своей бессмысленной и ужасной жизни. Теперь я действительно не 
видела смысла в дальнейших своих мучениях, которые она приносила мне. Пришло время покончить 
с  ними  раз  и  навсегда,  это  лучше,  чем  всю  оставшуюся  жизнь  страдать  и  жалеть,  что  однажды 
струсила… Нет, такого не будет. Я не допущу такого финала, я сделаю это, обязательно доведу дело 
до конца. Первый раз за семнадцать лет моя жизнь полностью будет в моих руках. Впервые она не 
будет зависеть от действий и решений кого-то другого, она будет зависеть исключительно от меня. 
Больше не будет предательств, обмана и лжи. Никто не разобьет мне сердце снова. Закончатся 
обиды и страхи, а главное – наконец, прекратится невыносимая боль, которую приносит мне каждый 
вдох, сделанный моими изрезанными легкими. 
Недавно я решила, что буду сильной, что ни за что не позволю обстоятельствам сломить меня, 
но теперь я поняла, что не настолько сильна, чтобы противостоять этому. Обстоятельства оказались 
сильнее меня, а я оказалась слишком слабой, чтобы противостоять им. Я сломалась, позволила себе 
сдаться, но лишь затем, чтобы прекратить боль и страдания, и самый лучший способ сделать это  – 
смерть. 
Мне не зачем больше жить, даже если после смерти я попаду в ад, как все самоубийцы, мне на 
самом  деле  все  равно,  что  будет  со мной после,  тем  более,  что жизнь моя  стала похожа на  самый 
настоящий  ад. Я не  думаю,  что ТАМ  хуже,  я  сомневаюсь,  что может  быть  еще  где-то  что-то,  что 
хуже этого – моей жизни, давно ставшей личным адом для меня. Вот почему я не боюсь уйти, вот 
почему мне не страшно попасть в другой кошмар, для меня важно убежать из собственного. 
Я ехала не медленно, но и не быстро, время от времени поглядывая в зеркало  заднего вида, 
чтобы убедиться, что Эдвард не ехал за мной. Когда я была полностью уверена, что было на  самом 
деле  так,  я  резко надавила на  газ,  утопив педаль  в пол. Для меня  важно  было  сделать  все быстро, 
прежде чем Элис увидит мои намерения и успеет помешать мне 
И  вот  я  достигла  цели. Поездка  до  резервации  Ла Пуш  не  заняла  много  времени  на  такой 
высокой скорости, с которой я ехала сюда, значит, удача на моей стороне. Заглушив мотор, я вышла 
из машины на каменистый морской берег, оглянулась по  сторонам,  заправив  сброшенный на лицо ветром,  пучок  волос,  за  ухо.  Ветер  здесь  был  довольно  сильный,  он  пронизывал  тело  до  костей, 
вызывая легкую дрожь. 
В метрах двадцати от того места, где я стояла, был высокий обрыв – моя цель. Я редко была 
на  этом  берегу  и  в  резервации  вообще:  Каллены  никогда  не  ходили  сюда,  следуя  какому-то 
соглашению. Подробностей этой истории я не знала, они не были мне интересны, но теперь это было 
на руку мне. Насколько можно догадаться, дело было в их сущности, а, если так, то мне сюда можно, 
и более того – это было удобно мне, ведь Эдвард – тоже часть семьи, значит, он не рискнет нарушить 
договор, не поедет сюда за мной. А вот насчет Элис я сомневалась, поэтому необходимо сделать все 
как можно скорее. 
Я захлопнула дверцу автомобиля и не спеша направилась к обрыву – вот и начало конца, мой 
билет в освобождение. 
На  сердце  вдруг  сделалось  так  грустно  от  понимания  того,  что  это  действительно  конец, 
какая-то часть меня, все еще не хотела моей смерти, но я-то понимала, что другого выхода у меня 
нет:  либо  смерть,  несущая  покой  и  легкость  –  вечный  сон,  который  даст  мне  долгожданное 
избавление от боли; или эта жизнь, в которой нет больше, и не никогда может быть ничего, за что 
стоит  держаться.  У  меня  нет  в  этом  мире  ничего,  ради  чего  стоит  жить,  у  меня  нет  достойного 
смысла жизни – стимула, ради которого стоит просыпаться утром, надеясь на то, когда-нибудь дождь 
пройдет, ведь он, в конце концов, не может идти вечно! 
«Но это еще смотря, какой дождь» - говорила я себе. 
Чертова  погода,  похоже,  собиралась,  как  в  зеркале,  отражать  мое  чертово  настроение, 
становясь все хуже и хуже с каждой чертовой секундой, и вот далеко на севере серые тучи разорвала 
яркая  вспышка  чертовой  молнии,  а  затем  прогремел  гром,  такой  сильный,  что  меня  на  какой-то 
момент времени оглушило. 
Преодолев  последние  несколько шагов  до  края,  я  остановилась  и  взглянула  вниз.  Там,  где, 
мутное  от  пены  море,  ударялось  о  темные  скалы,  совершенно  не  было  видно  дна. Океан  сегодня 
разбушевался  не  на шутку:  некоторые  волны  достигали  высоты метров  двух  -  трех;  стремительно 
накатывая  к  скалистому  берегу,  они  с  большой  силой  ударялись  о  каменную  стену  обрыва, 
разбиваясь  в мелкие капли, некоторые из них долетали даже до меня,  я чувствовала  соленый  вкус 
воды  у  себя  на  лице. Ветер  здесь  был  еще  сильнее,  его  порывы  доносили  до  меня  запах  воды,  и 
нещадно бросали мои волосы из стороны в сторону. Вскоре мне просто надоело бороться с ветром, и 
я оставила все, как есть. 
По  лицу  текли  слезы,  смешиваясь  с  одинокими  каплями  дождя  и  морским  бризом,  но  мне 
было все равно. В конце концов, какая разница, с каким лицом я умру? Страха я уже не чувствовала, 
только сердце болезненно сжималось, когда я думала о том, что всего лишь два шага отделяют меня 
от моей цели, два шага отделяют меня от причинения боли тем, кто меня любит, и ровно столько – от 
прекращения всех моих страданий. 
«Карлайл, Эсми, простите…» 
Я крепко зажмурилась и сделала один шаг вперед. 
Внезапно,  голос,  от  которого  я  бежала  весь  сегодня  целый  день,  настиг  меня, 
предупреждающим «не надо». 
-  Не  двигайся,  Бэлла,  -  осторожно  сказал  он.  Я  резко  оглянулась,  и  несколько  мелких 
камешков под ногами сорвались с обрыва, исчезая в черной бездне. Эдвард сделал шаг навстречу ко 
мне, оказываясь в опасной близости. 
- Стой, где стоишь! – громко закричала я, выставив руку в сторону, где стоял он. 
- Бэлла! 
- Стой, я сказала! Не смей подходить ближе, иначе я прыгну! 
- Ты за этим и пришла сюда, - с деланным равнодушием ответил Эдвард. В этом он был прав: 
я все равно прыгну, несмотря на то, будет ли он стоять рядом или где-то вдалеке - Зачем ты пришел сюда? – грубо спросила я, убирая с лица волосы, чтобы иметь возможность 
видеть хоть что-то. – Отвечай, зачем! Тебе нельзя быть здесь, ты знаешь? 
- Знаю, поэтому давай я быстро заберу тебя, и мы вместе уйдем, пока еще не поздно. 
- Ни за что! Я знаю, зачем я здесь, Эдвард. Мне не нужна моя жизнь, а тебе она не достанется 
- даже не надейся! 
- Я не причиню тебе боль, Бэлла. Я никому не позволю это сделать, даже тебе. 
Я молчала, а он сделал еще один шаг ко мне, двигаясь осторожно, без резких движений. 
- Бэлла, пожалуйста, - взмолился Эдвард, - остановись. Одумайся, посмотри, что ты делаешь. 
Ты же не хочешь этого. 
- Не  подходи! Уйди  прочь,  слышишь?!  –  истерика фонтаном  вырвалась  из меня,  вместе  со 
слезами  и  истошными  воплями,  -  Не  мешай  мне  –  разве  я  много  прошу?  Я  хочу  хоть  раз  быть 
хозяйкой  собственной  жизни.  Я  хочу,  чтобы  один  хотя  бы  раз,  что-то  в  моей  жизни  не  было 
результатом чьих-то посторонних действий и решений! 
- Мы можем поговорить об  этом позже, Бэлла, а сейчас, отойди от обрыва, пожалуйста,- он 
говорил так, словно я была маленьким ребенком или сумасшедшей, не понимающей, что творит. Это 
разгневало меня еще сильнее. 
- Не  смей разговаривать  со мной, как  с ребенком! И вообще  уйди отсюда, дай мне  умереть 
спокойно! 
- Тебе будет больно падать, тем более, сейчас ноябрь, и вода внизу очень холодная. 
- Насколько  холодная?  –  едва  слышно  для  человеческого  уха  спросила  я,  но  он  все  равно 
расслышал мои слова. 
- Гораздо  холоднее моей  кожи. Прошу  тебя, Бэлла, не  делай  этого. Ты же  знаешь,  что  я не 
позволю тебе, - мягко проговорил он. 
- Ты ничего больше не можешь сделать, Эдвард! Ты сделал уже достаточно, и теперь дай мне 
просто уйти. 
Я снова посмотрела вниз, на бушующий океан и почувствовала, как у меня начала кружится 
голова.  Сердце  бешено  застучало  в  груди.  Я  понимала,  что  истекают  последние  секунды  моего 
стояния здесь, наверху. 
- Я не дам тебе умереть, Бэлла, - говорил Эдвард. 
- Дашь! 
- Нет. Нет, Бэлла. 
- Да! 
- Нет! 
- ДА!!! – громко выкрикнула я, делая последний шаг навстречу ледяным объятьям смерти. 
Стремительный  полет  вниз  захватывал  дух,  я  не  могла  дышать,  от  сильного  ветра, 
хлестающего меня по лицу. Адреналин бушевал в моей крови, на секунду все заботы, боли и печали 
покинули  меня,  было  так  легко  и  спокойно  на  душе…  Где-то  наверху  кричал  Эдвард,  но  в 
следующий миг и его крик, и мой пронзительный визг и серое небо над головой – все стихло, когда 
холодная вода поглотила меня. 
Эдвард был прав: вода действительно была очень холодной. Казалось, что я упала не в океан, 
а на осколки стекла, которые иглами впивались в руки, ноги, спину и живот, проникая глубоко под 
кожу. Мое тело словно проткнули сотни острых штырей, было так больно, что хотелось кричать, но я 
не  могла:  холод  сковал  меня  своими  стальными  цепями,  я  не  могла  даже  пошевелиться,  а  лишь 
послушно погружалась в темноту… 
Не было никакого белого света, никакого  темного коридора, в конце которого должна  была 
быть дверь, за мной не явился ангел, я просто провалилась в глубокую черную пропасть. Я ничего не 
слышала и не видела, я не была уверена даже, что мои глаза открыты. На сердце у меня было очень 
тихо и спокойно, никакой тревоги, никакой боли, просто… ничего, спасительная тишина и пустота. Тогда я поняла, что мертва. 
Но  вдруг  сквозь  бесконечною  непроглядную  темноту,  будто  луч  света,  раскат  грома,  я 
услышала  голос.  Я  не  могла  различить  его,  женский  он  или  мужской,  не  могла  понять,  кому  он 
принадлежал и что говорил, я слышала только, что он доносился откуда-то сверху. Я не знала, что 
это  могло  значить,  но  на  всякий  случай  попыталась  вслушаться  в  этого  голос,  однако  все  мои 
попытки были обречены, я не могла разобрать слов, та темнота, мое забытье, не отпускало меня, не 
позволяло слышать. 
Затем я физически ощутила чье-то прикосновение, боль, как от тисков, скрутила сначала мою 
руку, а  затем такое же стальное кольцо обхватило меня за талию. Я не пыталась сопротивляться, я 
наверняка  знала, что в этом не было смысла, я только ждала, пока это  закончится, ждала, пока все 
изменится. 
Я ощутила холод. Снова. Но теперь он не был настолько болезненным, как когда я прыгала в 
воду,  он  скользил  по  моему  лицу  приятным  ветерком,  и  голос…  я  все  еще  слышала  этот  голос, 
который умолял… Сложно было понять, что именно, слов я по-прежнему не слышала, но интонацию 
различить я могла. Голос просил меня о чем-то, не замолкая ни на секунду. Он был таким знакомым. 
Я точно знала обладателя этого голоса, но сейчас моя память напрочь отказывалась работать. 
Я чувствовала силу на моей груди. И голос. И холод, который стал более сильным, теперь он 
не был приятным, а сковывал, давил на меня, заставляя чувствовать себя побежденной. Я знала, что 
холод  этот  был  предвестником  смерти,  и  поэтому  не  сопротивлялась,  но  другая,  неведомая  сила, 
пыталась  вытолкнуть  меня  на  поверхность,  не  дать  мне  умереть.  Я  всячески  пыталась 
сопротивляться  ей,  потому  что  четко  знала,  чего  хочу.  Я  хочу  уйти.  Но  меня  в  очередной  раз 
подталкивали  к  границе.  Будто  бы  во  мне  боролись  две  разные  силы,  меня,  то  выбрасывало  на 
поверхность, то тянуло обратно в бездну. 
Вдруг  очередной  толчок  заставил  меня  прорваться  наверх,  темнота  перестала  быть  такой 
плотной, и постепенно рассеивалась. В мои легкие внезапно ворвался свежий воздух. Я закашлялась, 
чувствуя  соленую  воду  во  рту,  и  в  трахее,  и  в  легких  –  вода  была  повсюду,  она  не  давала  мне 
дышать. А голос тем временем делался громче и четче. 
- Дыши, Бэлла! – кричал голос. – Давай, дыши, прошу тебя! Не сдавайся, – умолял он. Голос 
едва  не  плакал,  едва  не  истерил,  он  отчаянно  хотел,  чтобы  я  дышала,  чтобы  не  сдавалась,  и  я 
слушалась  его,  я  пыталась  дышать,  сквозь  воду  и  пыталась  понять,  кому  принадлежал  этот 
искрящийся болью голос. Такой красивый, мягкий… Может, отец. Нет, ну кто же это?! 
И  вот мне  удалось –  я  сделала первый  вдох, не принесший мне ничего, кроме обжигающей 
боли в грудной клетке. Затем меня снова поглотил кашель, и эти нежные холодные руки, державшие 
мое  лицо. Кто-то  тихо шептал:  «Все  хорошо,  теперь  все  будет  хорошо…» И  поглаживал  меня  по 
плечам, по замерзшей спине, крепко прижимая к себе. 
Только спустя какое-то время мне удалось открыть глаза и увидеть, что творилось вокруг. На 
мне не было моей промокшей кофты, вместо нее на плечи была  заботливо накинута чья-то  теплая 
куртка. Кто-то прижимал меня к своей  груди, как младенца, я не  видела его лица,  только бледные 
руки и такой же бледный торс. Синяя рубашка валялась недалеко от нас на песке, прижатая к земле 
моей мокрой  курткой. Эта  рубашка  казалась мне  такой  знакомой,  что  особо  труда  догадаться,  кто 
вытащил  меня,  не  составило.  Я  подняла  голову  лишь  затем,  чтобы  убедиться  в  своих 
предположениях, и я оказалась права: я сидела на мокром песке пляжа Ла Пуш, дрожащая в своей 
мокрой одежде в объятьях Эдварда Каллена... 
 
Глава 18 «Things I'll never say» 
(Edward’s POV) 
Когда идешь  вперед, не оглядывайся. Никогда. Потому, что иногда,  если  ты оглянешься,  то 
уже не сможешь уйти, а если там, позади, есть кто-то, кто смотрит на тебя, подумай о том, что он может увидеть в твоих глазах. Подумай так же о том, к чему это может привести. И тебя, и его или 
ее. Подумай о том, что некоторые способны читать между строк, видеть в глазах то, что ты изо всех 
сил пытаешься  скрыть  от  всех. Помни,  что порой мы не  в  силах изменить  свою  судьбу. Если нам 
суждено  умереть,  мы  умираем,  а  если  нам  суждено  жить,  мы  будем  жить  вопреки  всему.  Никто 
никогда еще не убегал от своей судьбы. Помни это. Не забывай, слышишь? Никогда не забывай, что 
всегда  найдется  тот,  кто  придет  тебе  на  помощь,  даже  если  ты  не  станешь  просить  об  этом,  не 
забывай, прошу, что всегда найдется кто-то, кто спасет тебя от себя самой, кто протянет тебе руку 
помощи, когда ты будешь нуждаться в этом. 
Когда ты оглянулась там, на стоянке, я увидел в твоих глазах целый океан боли, который ты 
пыталась скрыть от меня. Ты не могла, знаешь, почему? Потому, что я вижу тебя насквозь, я вижу, 
что у тебя внутри, то сокровенное, что ты не показываешь никому, даже самым близким тебе людям. 
Ты ненавидишь меня – я это вижу. Пусть, я согласен с тем, что ты мечтаешь о моей смерти, я 
бы на  твоем месте поступал  так же. Но  знай, что я всегда буду думать о  тебе с той же  теплотой и 
трепетом, несмотря на то, что ты будешь хотеть танцевать на моей могиле. Я знаю, что мне никогда 
не  загладить  сою  вину  перед  тобой,  Бэлла,  слишком  много  боли  я  причинил  тебе,  такое  не 
прощается. И я не могу надеяться на  то, что  ты когда-либо простишь меня или хотя бы изменишь 
свое отношение ко мне. Я буду чувствовать к тебе тоже самое. Всегда. Целую вечность. Ты будешь 
ненавидеть меня, а я буду тайно желать тебя. Желать, зная, что никогда мы не будем вместе, потому, 
что мы слишком далеки друг от друга, я не человек и все такое.... Но это не запрещает мне любить 
тебя. Никто не  запретит мне  этого,  знай. Из  года в  год, из десятилетия в десятилетие, несмотря на 
время  и  расстояние,  даже  через  сто  лет мысленно  я  всегда  буду  возвращаться  к  тебе,  вспоминать 
твои  дивные  глаза,  твою  нежную  тонкую  кожу,  обжигающие  прикосновения,  которые  причиняют 
мне  такие  страдания. Ты  всегда  будешь  тем,  о  ком  я  буду  думать,  по  ком  длинными  безлунными 
ночами я буду тихо страдать, упиваясь в собственном одиночестве – в моем персональном аду. 
Я знаю, своим присутствием всегда буду причинять тебе боль, и мне больно уже от осознания 
этого,  но  я  никогда  и  ни  за  что  не  смогу  отпустить  тебя,  просто  забыть.  Ты  стала  моим  личным 
сортом героина, а знаешь, как сложно отказаться от наркотика? А я знаю. После того, что случилось 
тринадцать  лет  назад,  я  подсел  на  человеческую  кровь.  Я  убивал  несколько  лет  подряд  и  не  мог 
остановиться,  это  казалось  мне  невозможным,  да  и  ненужным.  Я  злился  на  себя  за  то,  что  я  это 
делал, но я продолжал убивать ни в чем неповинных людей ради удовлетворения своего внутреннего 
монстра.  Я  ненавидел  себя  за  это,  и  сейчас  немногое  изменилось,  но  теперь,  по  крайней  мере,  я 
больше не позволяю себе такого. Я держусь, потому, что у меня есть причина, по которой я хочу и 
должен стать лучше. Это ты, моя Бэлла… Ты никогда не будешь моей, но для меня, в моих мыслях и 
мечтах ты всегда будешь моей маленькой девочкой, моим личным наркотиком. И пусть я никогда не 
смогу, сказав тебе «любовь моя», услышать в ответ что-то подобное, я все равно всегда буду любить 
тебя. Но ты… ты не должна любить меня. Эта любовь не принесет тебе ничего хорошего. Поэтому 
позволь мне любить тебя своим собственным способом, заботясь о тебе и спасая тебя. 
И вот, снова возвращаясь к тому моменту, с которого все началось – со стоянки – я понимал 
все  сильнее,  что мне  сложно  будет  просто  любить  тебя  так,  как  я  должен. Я  люблю  тебя  гораздо 
сильнее, чем я думал и, следовательно, мне будет очень сложно не позволить этому чувству сломать 
меня и подвергнуть этому риску тебя. Я знаю, что не должен, но… давай вернемся к тому моменту, 
когда все началось. 
Там,  на  стоянке,  я  смотрел  в  твои  глаза,  на  твое  лицо,  освещенное  солнечным  сетом.  Ты 
казалась такой несчастной, что я едва сдерживал себя оттого, чтобы подойти к тебе, крепко обнять и 
попытаться  утешить,  отговорить  от  совершения  глупостей,  которые,  я  точно  это  знал,  ты  была 
настроена совершить. Я понял это уже тогда, по твоим пустым безжизненным глазам. Ты была, как 
это  называется  по-медицински  –  в  состоянии  аффетка. Я  чувствовал,  что  должен  подойти  к  тебе, 
сказать что-нибудь, что  заставило бы тебя передумать, успокоиться. Потом я отвез бы тебя домой, заварил горячего чая, согрел тебя теплым пледом, потому что сам не способен на такое… Но вместо 
этого  я  стоял  там,  на  противоположной  стороне  стоянки,  позволяя  тебе  уйти  и  сделать  самою 
большую ошибку в своей жизни. 
Когда ты уехала,  а может и  гораздо раньше, я уже  знал, что поеду  за  тобой. Мне пришлось 
ждать, пока ты уедешь на достаточно далекое расстояние, чтобы я мог незаметно следовать за тобой. 
Оставив машину на стоянке, я рванул по твоему следу. Несколько раз я терял его, и это очень злило 
меня,  но  я  продолжал,  я  просто  не  мог  сдаться,  потому,  что  знал:  я  не  могу  потерять  тебя  или 
позволить тебе умереть, моя Бэлла. 
А  потом  я  понял,  что  ты  едешь  в Ла Пуш. Я  очень  разозлился,  не  понимая,  зачем,  почему 
именно  это  чертово  место,  насквозь  пропахшее  мерзкими  псами,  ты  выбрала  для  того,  чтобы 
покончить  с  собой? Я  пытался  вспомнить,  что  там  есть  такого,  что могло  привлечь  тебя,  и,  когда 
вспомнил, едва не сошел с ума. Скалистый обрыв на восточном берегу, ну, конечно. 
И  вот  я  нашел  тебя  там. Ты  стояла  на  самом  краю,  пошатываясь,  я  удивлялся,  как  ты  еще 
стола на ногах. Ты казалась такой слабой, несчастной и убитой, что мое сердце болезненно сжалось, 
заставляя  меня  бежать  к  тебе  со  всех  ног,  но  я  не  хотел  спугнуть  тебя,  я  понимал,  что  одно  мое 
неосторожное  резкое  движение,  и  ты  прыгнешь  или  упадешь,  потеряв  равновесие.  Поэтому  я 
старался двигаться настолько бесшумно, насколько это было возможно. 
У меня был план: незаметно подкрасться к тебе со спины, схватить  за  талию и оттащить на 
безопасное расстояние от берега. Но, когда ты сделала шаг вперед, и несколько мелких камней под 
твоими ногами полетело вниз, я непроизвольно закричал, выдав себя. Идиот, я знал, что этого могло 
быть достаточно, чтобы ты упала от неожиданности, но, хвала богам, ты устояла. 
-  Не  двигайся,  Бэлла,  -  я  играл  с  огнем,  шагая  навстречу  к  тебе,  но  я  хотел,  чтобы  все 
закончилось хорошо, а не так, как хотела того ты. 
- Стой, где стоишь! – ты не позволяла мне приближаться к тебе. Я видел слезы в твоих глазах, 
и  твой  голос,  полный  боли  и  безысходности  давил  на  меня  тяжким  грузом,  который  я  не  мог 
вынести. 
Я  хотел  крикнуть  тебе,  чтобы  ты  остановилась,  хотел  сказать,  что  я  помогу  тебе,  но  ты  не 
давала мне и слова сказать. 
- Зачем ты пришел? Отвечай, зачем! Тебе нельзя быть здесь, ты знаешь? – ты кричала 
- Знаю, поэтому давай я быстро заберу тебя, и мы вместе уйдем, пока еще не поздно. 
- Ни за что! Я знаю, зачем я здесь, Эдвард. Мне не нужна моя жизнь, а тебе она не достанется 
- даже не надейся! 
Ты  была  в  отчаянии  и  все  еще  не  отдавала  себе  отчета  в  действиях. Сдаваться  ты  была  не 
намерена,  но  и  я  тоже  отступать  не  думал,  я  пытался  сделать  все,  чтобы  заставить  тебя  сделать 
несколько шагов  назад,  упасть,  но  на  землю,  а  потом…  уже  не  будет  важно,  что  потом,  ведь  ты 
будешь в безопасности. Я не позволю никому обидеть тебя, моя девочка, ни себе, ни тебе. Я скорее 
умру, чем допущу подобную развязку. 
-  Тебе  будет  больно  падать,  тем  более,  сейчас  ноябрь,  и  вода  внизу  очень  холодная,  -  я 
пытался подобрать к  тебе ключик или хотя бы просто  заговорить  тебя на некоторое  время, чтобы, 
усыпив твою бдительность, забрать тебя силой с той проклятой скалы. 
- Насколько холодная? 
- Гораздо  холоднее моей  кожи. Прошу  тебя, Бэлла, не  делай  этого. Ты же  знаешь,  что  я не 
позволю тебе. 
Но ты не верила мне, ты уже никому не верила. Я знаю, слишком много боли, слишком много 
горечи  тебе пришлось пережить, моя  родная. Ты  устала и  хотела  уйти,  а  я не мог  отпустить  тебя, 
ведь, в конце концов, все проходит, боль слабеет, болезненные воспоминания со временем блекнут и 
стираются  из  памяти,  оставляя  только  пепел  после  себя.  Все  проходит,  любые  раны  со  временем затягиваются,  главное  – переждать моменты отчаяния,  дождаться, пока  дождь  закончится, потому, 
что после дождя всегда бывает радуга, мое солнце. 
Но ты не хотела этого понимать. 
Когда  ты в очередной раз посмотрела  вниз,  я понял, что  ты  собиралась прыгнуть. И вот  ты 
сделала  этот  последний  маленький  шаг,  и  в  тот  момент  я  почувствовал,  что  внутри  меня  что-то 
погибло. Я рванул за тобой, ложась грудью на край обрыва, я пытался схватить тебя за руку, но мои 
пальцы только скользнули по кончикам твоих пальцев. Ты ускользнула от меня. Даже моей скорости 
и силы не хватило, чтобы спасти тебя. Но я еще не проиграл, у меня еще был шанс. 
Я  снял  с  себя  куртку,  потому  что  знал,  что  она  еще  понадобится  тебе,  и  прыгнул  вслед  за 
тобой. Вода была мутной от сильных волн, и это значительно замедляло поиски. Радовало только то, 
что мне не нужен был воздух и соленая вода не разъедала глаза. 
Я  долго  не  мог  найти  тебя,  с  каждой  секундой  время  неумолимо  ускользало  от  меня,  оно 
работало и против тебя тоже, ведь ты всего лишь человек – хрупкий, слабый, требующий защиты. 
Ты даже не представляешь себе, насколько я был рад, когда мне удалось найти тебя. Внезапно 
я понял, что моя жизнь не лишилась смысла. Ты была жива, и это было самым главным, а дальше… 
А  дальше мне  уже ничто не  было  страшно,  ведь  ты  была  со мной,  в  безопасности. Сначала  ты не 
дышала, но вскоре мне удалось заставить твои легкие работать. Знаешь, чего мне это далось? Я едва 
не сошел с ума, пока твое сердце молчало, я хотел рвать на себе волосы, кричать и биться грудью о 
камни.  Я  думал,  что  сойду  с  ума  за  эти  короткие  минуты,  казавшиеся  мне  тогда  вечностью… А 
потом ты задышала, я радовался, как маленький ребенок, которому купили огромную конфету. 
Теперь я точно знал, что ты в безопасности. 
Я  крепко,  но  осторожно,  чтобы  не  причинить  тебе  дополнительную  боль,  прижимал  тебя  к 
себе, пока ты была без сознания. Я целовал твои мокрые волосы, поглаживая твое любимое и родное 
лицо. Твои губы были немного приоткрыты, и я хотел поцеловать их. Впервые за все это время меня 
обожгло дикое желание прикоснуться к твоим пухленьким дрожащим губам. Я украл у тебя поцелуй 
когда-то, а теперь хотел сделать это снова, пока ты знала. Но еще я хотел, чтобы и ты могла ответить 
мне на поцелуй, хотя я знаю, что ты никогда не сделаешь этого, я слишком отвратителен для тебя, 
моя жизнь. 
И вот ты очнулась, ты посмотрела на меня глазами, полными различных чувств. Хотел бы я 
знать, о чем  ты думала  тогда. Знаешь,  а ведь  я двадцать четыре часа в сутки хочу  знать, о чем  ты 
думаешь, что тебя беспокоит и что тебе снится по ночам. 
(Bella’s POV) 
Я  попыталась  вырваться  из  объятий  Эдварда,  но  у  меня  ничего  не  получилось  по  двум 
причинам. Во-первых, он был слишком силен и не хотел отпускать меня, во-вторых, я была слишком 
слаба для того, чтобы просто сдвинуть его руку, будь он даже обычным человеком. 
- Ну  вот,  теперь  ты  снова  простудишься  и  заболеешь,  -  грустно  сказал  он,  поправляя  края 
куртки, чтобы как можно больше участков моей кожи было в тепле. 
- Тебя это, правда, так заботит? – я все еще была груба с ним, хотя мне по хорошему стоило 
сказать ему «спасибо». 
- Я спас тебе жизнь, Бэлла, значит, мне не безразлично, что с ней теперь станет. 
- Отпусти меня, - я снова заерзала в его руках, пытаясь выскользнуть. 
- И ты снова побежишь на обрыв? Нет, Бэлла, я теперь тебя не отпущу. 
- Нет, я не… 
Только  сейчас  я  осознала  весь  ужас  сложившейся  ситуации.  Теперь  я  –  несостоявшаяся 
самоубийца, я хотела убить себя, а Эдвард, убивший вою семью, спас меня от смерти. Но почему? 
Неужели чувство вины у него настолько велико? Но не это сейчас было главным, сейчас большую 
важность имело то, что будет со мной. Мне навяжут психолога, и еще неизвестно, что. «О нет, только не это…» - я тихо застонала, обмякнув в руках Эдварда. Мне все еще хотелось 
вырваться, но уже затем, чтобы убежать куда-нибудь, чтобы никто не нашел меня. 
- Тебе плохо? 
Я отрицательно замотала головой. 
- Нет, мне не плохо, мне ужасно… Стыдно и… больно,  - я тяжело сглотнула, чувствуя, как к 
горлу подкатывают  слезы.  – Ты  теперь расскажешь родителям, что  я натворила? Нет, пожалуйста, 
Эдвард, не сдавай меня им! – взмолилась я, цепляясь за его руку. 
-  Ладно. Мы  что-то  придумаем,  но  прежде  ты  должна  пообещать,  что  больше  не  будешь 
искать смерти. Ты обещаешь мне? 
- Да, да, обещаю. 
- Не обманываешь? 
- Нет. 
- Хорошо, а теперь нам надо уйти отсюда, тебе нужна сухая одежда. 
- Подожди, - Эдвард уже отпустил меня и собирался встать. Стоя на коленях, я потянула его к 
себе, - Подожди, мне нужно кое-что узнать. 
Он опустился ко мне на одно колено и спросил, что я хочу знать. 
- Зачем ты это сделал, Эдвард? Почему ты не дал мне умереть, только честно. 
- Я не мог позволить тебе умереть, Бэлла, - просто ответил он, а я ожидала чего-то другого, я 
думала, что получу какой-то более достойный ответ. 
- Ты убил мою семью. 
- Да. 
- Ты и меня убить хотел. 
Снова тихое «да» и потупленный виноватый вид на лице. 
- Ты пил мою кровь. 
- Да. 
- Злил меня, выводил из себя, ненавидел… 
- Да, Бэлла, да. 
- Но ты спас мне жизнь. Я не понимаю, почему ты все это делал, ведь ты уже во второй раз 
спасаешь меня. Объясни же, наконец, - я смотрела в его глаза, ожидая ответа, но он молчал, избегая 
смотреть на меня. 
- Ты не захочешь слушать, - ответил он, наконец, тихо. 
- Почему ты в этом так уверен? 
- Я знаю это. 
- Почему? – не сдавалась я 
- Знаю и все. Пойдем уже, Бэлла, ты замерзла и можешь заболеть, - мне не нравилось, что он 
так резко перевел тему разговора, и  знала, что ни  за что не откажусь от настаивания на своем, по-
любому выбью из него правду. 
- Я все равно заболею, так какая разница? Несколько минут уже ничего не изменят. 
- Я расскажу тебе дома, - пообещал Эдвард, хотя я сомневалась, что мне стоит ему верить, но 
как я могла проверить, говорил ли он правду? Конечно, никак, поэтому я первая поднялась с песка и 
стала дожидаться, пока он возьмет свою одежду. 
- Я пришел пешком, - пояснил Эдвард, - нам придется ехать на твоей машине. 
- Хорошо, она наверху. 
- Хочешь, я донесу тебя? – предложил он. 
- Нет, я сама могу дойти,  - под аккомпанемент ноющих мышц, которые отчаянно не желали 
делать то, что заставлял их делать мозг, ответила я. 
- Как хочешь, - подал плечами Эдвард. 
- Ты оденься…, ноябрь на дворе, мало ли что могут подумать.  
Глава 19 «Объяснения, которые ничего не объясняют» 
 
Холодный дождь, который уже не казался мне таким холодным, как полчаса назад, стучал по 
ветровому стеклу, отвлекая меня от кричащих мыслей в моей голове. 
Мы  покидали  Ла  Пуш  вместе,  на  моей  машине,  за  рулем  с  задумчиво-обеспокоенным 
выражением лица сидел Эдвард, я сидела рядом на пассажирском сидении, по-прежнему вжимаясь в 
его  куртку.  С  одной  стороны  мне  было  хорошо,  потому,  что  куртка  пусть  и  немного,  но  все  же 
согревала  меня,  а  с  другой,  мне  было  тяжело  чувствовать  на  себе  одежду  Эдварда,  насквозь 
пропахшую его удивительным запахом. 
Мы  не  разговаривали,  лишь  изредка  я  бросала  на  него  мимолетные  взгляды,  пытаясь 
разобраться в его мыслях, но, увы, лицо Эдварда никогда не отражало его эмоций, если они не были 
достаточно сильными. Как сейчас, например. Он был спокоен, но я знала, что где-то в глубине души 
что-то  терзало  его.  Я  не  могла  объяснить  этого,  но  я  чувствовала  это  через  напряженность  его 
пальцев, крепко впивающихся в руль. 
 
- Ты что-нибудь придумал, Эдвард? – я искоса посмотрела на него, пытаясь прочитать ответ 
на  его  лице,  но  меня  снова  ждала  неудача:  ничего,  кроме  каменной  стены  на  увидеть  было 
невозможно. 
- Смотря для кого мы готовим историю. Я имею в виду, что Элис может знать правду, и тогда 
будет проблематично протолкнуть абсолютно любую идею. 
Поспорить с ним я не могла, потому, что не так давно и сама побаивалась ее всевидящего ока. 
- Ты мог бы «убедить» ее, что она ничего не видела, – осторожно предложила я. 
- Не думаю, что это сработает, но попробовать можно. 
- Будем надеяться, что это сработает, я не горю особым желанием делиться со всеми тем, что 
произошло в Ла Пуш. 
- Ты можешь положиться на меня, Бэлла,  - просто сказал он, как будто между нами не было 
никакой пропасти, как будто он никогда не разрушал мою жизнь… 
- Нет, Эдвард, не могу. Я ни в чем не могу на тебя положиться после того, что узнала о тебе. Я 
ведь думала, что ты просто хам и сволочь, а ты оказался еще и убийцей ко всему прочему. 
- Бэлла, мы все прирожденные убийцы, мы – хищники, это в нашей крови. 
- Но  не  все  становятся  такими,  как  ты!  –  я  снова  начинала  заводиться,  чувствуя,  как  кровь 
приливает к щекам. 
- Прости, но мне больше нечего сказать тебе, - пожал плечами Эдвард, даже не удосужившись 
заглянуть мне в глаза, сказать мне эти слова в лицо, чтобы я больше не сомневалась. 
- Совсем нечего? 
- Мне не стоит говорить тебе больше ничего, Бэлла. Вот если бы мы встретились при других 
обстоятельствах, если бы могли стереть все, что было раньше и начать сначала... 
- Что тогда? 
Эдвард  некоторое  время молчал,  задумчиво  глядя  вдаль. Казалось,  он  был  где-то  далеко  от 
дороги, Форкса и вообще от планеты Земля, где-то в собственном мире, где никто не сможет достать 
его… 
-  Мы  приехали,  -  я  вздрогнула  от  неожиданности,  услышав  его  бархатный  голос.  Легкий 
ветерок слабо обдул мое лицо, когда Эдвард открыл для меня дверцу и помог выйти из машины. А я 
все еще не понимала, как могла не заметить, что мы уже были дома. 
Дома,  как  по  заказу,  никого  не  было,  тем  лучше  для  нас:  успеем  лучше  подготовиться  к 
предстоящему разговору с Элис. Что-то подсказывало мне, что объясняться придется с ней одной, но 
от этого разговора зависеть будет многое.  
Первым делом, оказавшись дома, я отправилась в душ, дабы смыть с себя весь сегодняшний 
день,  всю  ту  грязь,  которую  вылил  на  меня  Дин  со  своими  приятелями,  разговор  с  Эдвардом  на 
обрыве, морскую  соль  и  прилипший  к  волосам  песок… Жаль,  что  ноющую  боль  в  груди  вода  не 
смоет так же просто, как грязь, например. Жаль, что душевные раны затягиваются не так быстро, как 
физические. Ушибленная  нога может  болеть  не  больше  недели,  а  разбитое  сердце  будет  заживать 
годами,  долго  напоминая  о  себе  постоянной  болью.  Жаль,  что  я  не  скоро  забуду  все  обиды 
последних лет, я точно знаю, что еще долго меня будут мучить кошмары, но когда-нибудь поутру я 
проснусь и пойму, что все это в прошлом. Когда-нибудь все точно забудется, но не сейчас, пока еще 
слишком рано. 
 
Выйдя из душа, я одела джинсы и простую белую майку, волосы сушить не стала, оставив их 
свободно лежать на плечах. Я сразу почувствовала себя немного лучше, теперь, по крайней мере, у 
меня стало одной проблемой меньше, мой внешний вид почти не выдавал недавнего происшествия, 
чему нельзя было не радоваться. Теперь я приобрела более человеческий вид, но, взглянув на себя в 
зеркало,  я  по-прежнему  видела  морально  убитую  девушку  с  красными  от  слез  глазами  и 
искусанными до крови губами. 
Захотелось  разбить  проклятое  зеркало,  упасть  на  его  осколки  и  горько  зарыдать,  но  я 
сдержала  себя, и  вместо  этого  безумства  тяжело  опустилась на  кровать,  уронив  голову на  руки. Я 
чувствовала  себя  никчемно  жалкой  и  невероятно  глупой  маленькой  девочкой,  которая  постоянно 
изменяет себе. Сначала я обещала не делать глупостей, быть сильной, сильнее всех и всего, а затем, 
поддавшись минутному  импульсу,  спрыгнула  с  утеса,  не желая  больше жить,  но  потом  все  равно 
пожалела о содеянном, ведь на самом деле умирать я не хотела. И вот опять я ощущала  колющую 
апатию и бессилие, жизненные силы все разом покинули меня, и я чувствовала себя лимоном после 
встречи с соковыжималкой. 
В  такие  моменты  я  обычно  начинала  ненавидеть  себя,  злиться  на  собственное  бессилие, 
иногда – боязнь, страх каких-то перемен, а теперь меня грызло невыносимое желание изменить что-
то в себе. 
И я, не раздумывая, сделала это. 
Как  ошпаренная,  я  бросилась  назад  в  ванную,  сметая  все  на  своем  пути,  как  будто  я могла 
опоздать  и  не  найти  ту  вещь,  которая  была  нужна  мне,  хотя  я  знала,  что  никто  не  тронет  одну 
маленькую баночку с краской… 
 
*** 
 
Вскоре из зеркала на меня смотрела очень светлая блондинка с неровно обрезанной челкой и 
не совсем равномерным окрасом, но это выглядело уже лучше, чем  то, что прежде было у меня на 
голове. Я опиралась руками в раковину и улыбалась собственному отражению в зеркале, мои глаза 
впервые за долгое время горели. 
- Нет, Бэлла, ты не никчемная и уж никак не слабая, - сказала я себе, стирая с лица идиотскую 
улыбку, ведь у меня не было причин улыбаться. 
«Наверное, я схожу с ума» - подумалось мне. 
- Бэлла, ты в порядке? – из-за двери послышался обеспокоенный  голос Эдварда. Видимо он 
услышал мои слова, в чем сомнений у меня не было никаких, и расценил их немного неправильно. 
Мало ли что он мог подумать, услышав подобное от меня? 
- Да, если это слово вообще применимо к моему случаю,  - я открыла дверь, столкнувшись в 
проеме с Эдвардом. 
Когда он увидел меня, он долго молчал, удивленно вздернув левую бровь. - Что ты с собой сотворила? – наконец, спросил он, пропуская меня в коридор. 
- Слегка подстриглась и покрасилась. Странно, я думала, что со зрением у тебя все в порядке, 
- пробормотала я, направляясь к себе в комнату. 
Эдвард  остался  в  коридоре,  но  я  знала,  что  вскоре  он пойдет  за мной. Обязательно пойдет, 
ведь  мы  недоговорили.  Я  все  еще  жду  его  объяснений,  не  знаю,  почему,  я  же  понимаю,  что 
происходит, вернее какая-то часть меня, с которой я постоянно борюсь, знает или догадывается, что 
за секрет хранят молчаливые янтарные глаза. Душа их обладателя, если она у него есть, - загадка для 
меня,  но  некоторые  ее  укромные  уголки  света,  хранящие  в  себе  ответ  на  вопрос,  почему  он  уже 
дважды спас меня от смерти, видны мне, как на ладони... 
Я лежала поперек кровати, в своей комнате, раскинув руки в разные стороны, и рассматривала 
потолок, почти не моргая, прислушиваясь к тишине пустого коридора. Я знала, что почти наверняка 
не услышу звука его шагов, когда он будет идти ко мне, чтобы я, наконец смогла услышать от него 
ответы, а не питать себя догадками, которые, возможно ошибочны. Я хотела слышать правду от него. 
Не знаю, что я буду делать с этим знанием. Я решу это потом, сейчас мне главное услышать 
все своими ушами... 
И вот раздались два приглушенных стука в дверь… 
Эдвард появился в комнате с большой дымящейся чашкой чая в руках. Бережно прикрыв  за 
собой дверь, он, не проронив ни слова, закрыл окно и подошел к кровати, где лежала я. Никто из нас 
ничего не говорил. Я попыталась взять чашку из его рук, но она оказалась слишком горячей для моей 
кожи. 
- С сахаром? – спросила я. 
- И с лимоном. Надеюсь, это вкусно. 
- Давай без предисловий, Эдвард? 
- Хорошо, как скажешь, - без особого энтузиазма в голосе ответил он. Я поудобней устроилась 
на кровати, поджав под себя ноги (кому как, а мне всегда было удобно сидеть именно в такой позе), 
и на этот раз мне удалось забрать у Эдварда свою чашку. Она все еще была горячей, но это я могла 
стерпеть. 
-  Ну,  что,  поиграем  в  двадцать  вопросов?  –  под  игрой  я,  конечно  же,  подразумевала,  что 
Эдвард выложит мне всю правду о своих мотивах; каким неприятным бы для него ни был этот факт, 
он должен, нет, просто обязан рассказать мне всю правду. 
- Убежать я все равно не смогу, - Эдвард снизал плечами, устраиваясь на самом краю кровати. 
Мне не понравилось, что он вел себя так по хозяйски в моей комнате, да еще и в моем присутствии, 
как будто это его комната, а не моя. 
-  Встань  с  моей  постели,  -  вполне  требовательно,  будто  разговаривала  не  с  вампиром,  а  с 
самым обычным человеком, распорядилась я. Эдвард не возражал, а только, молча, переместился в 
центр комнаты и уставился на меня. 
- Сейчас не  самое лучшее  время для разговора,  -  внезапно  сказал он.  – Сюда идет  злая, как 
волк Элис. 
- Тогда сократим список до одного вопроса, - я не могла просто так отпустить Эдварда сейчас 
и позволить ему в очередной раз уйти от расспросов, ссылаясь на гнев Элис. 
- Бэлла, это долгий разговор. 
- Нет ничего, что нельзя было бы сократить, - настаивала я. – Скажи, ведь я немного требую. 
Я лишь хочу  знать, почему ты постоянно спасаешь мою жизнь?  – на языке крутилось еще порядка 
двадцати вопросов на эту тему и столько же слов, которые я едва удержала в себе, вовремя прикусив 
язык. Я не хотела, чтобы он догадывался, что я знаю то, ЧТО он отказывается говорить. 
Эдвард закусил нижнюю губу и прошелся по комнате, некоторое время он молчал. Неужели 
тянул время? А с каждой секундой, грохотом отдававшейся в моей голове, приближался тот момент, когда  будет  уже  поздно  говорить  что-либо:  появится Элис,  и  тогда  начнется  нечто  действительно 
ужасное для нас обоих. 
Молчание  затягивалось,  Эдвард  делал  вид,  что  думал,  а  я,  тем  временем,  чувствовала 
нарастающее желание совершить  сегодня  еще одну ошибку,  такую же большую, как прыжок, но  с 
меньшими последствиями. Хотя, неизвестно, еще, так ли это. 
Наконец,  я  набралась  смелости,  а  может  просто  отключила  здравый  смысл,  полностью 
отдавшись  ноющему  чувству  необходимости получить  ответ  на  свой  вопрос,  и  на  одном  дыхании 
выпалила: 
- Ты влюблен в меня, Эдвард? 
 
В какой-то мере я чувствовала, что говорю самый настоящий бред: едва ли Эдвард способен 
на такие чувства, скорее я действительно сошла с ума и несу чушь, не отдавая себе отчет в действиях 
и словах, но по-другому объяснить то, что он делал, мне было сложно, если не сказать невозможно. 
Я хотела бы ошибиться в своем предположении… А если нет? Что, если я права, и каким-то чудным 
образом,  бездушное  создание,  даже  не  живой  человек  и  не  человек  вовсе,  все-таки  способен  на 
любовь, ведь Элис, Джаспер, Эсми... Конечно, Эдвард не похож на них, он совершенно другой, но 
вдруг..? Ведь одиночество действует на всех одинаково. Даже Эдвард, даже такое черствое создание, 
вроде него может быть одиноким и страдать от этого, как много лет назад. Вновь я вспомнила, что не 
так  уж  и  давно Элис  рассказывала  мне  о  нем. Я  невольно  представила  себе  того Эдварда,  такого 
далекого и несчастного, потому, что одинокого, ожидающего ту единственную, которая создана для 
него... Нет, конечно, это не могу быть я, уже хотя бы потому, мы слишком разные и он причинил мне 
такую боль, которая не проходит и не прощается так просто. 
По лицу Эдварда, внезапно застывшего у окна в виде мраморной статуи, сложно было сказать, 
ошибалась ли я. 
Он выглядел шокированным – это все, что я могла сказать. 
- Бэлла… 
- Да или нет? – мой голос дрожал. 
Губы Эдварда  дернулись,  будто  он  собирался  что-то  сказать,  внутри меня  все  сжалось,  как 
будто  сейчас  решался  вопрос  о  том,  буду  ли  я  жить,  но  в  следующий  момент  произошло 
непредвиденное, но такое ожидаемо событие… 
Не могу сказать, что было раньше: хлопок входной двери или визг Элис, а через секунду она 
уже стояла на пороге моей комнаты, сверля Эдварда таким взглядом, от которого мне поплохело. 
- Да!  -  Эдвард  не  обращал  внимания  на  Элис,  весь  его  взгляд,  в  котором  сочеталась  боль, 
нежность и раскаяние, был устремлен на меня. - Да, Бэлла, я влюблен в тебя. 
Картина перед моими  глазами  внезапно поплыла,  краски поблекли, меня  как  будто  утянуло 
под воду. Эдвард что-то говорил, я видела, как шевелились его губы, но слов я не слышала. Я падала 
куда-то  в  темную  пропасть,  улетала  далеко  от  того места,  где  было мое  тело. Вскоре  и Эдвард,  и 
Элис утонули в водовороте пространства, но я все еще слышала обеспокоенный голос моей сестры, 
который доносился откуда-то сверху. 
- Бэлла, Бэлла, проснись! - голос Элис становился все громче и громче, теперь он был совсем 
рядом...  и  я  проснулась,  резко  подскочив  на  кровати.  Элис  сидела  рядом,  взволнованно  глядя  на 
меня. 
-  Ну  наконец-то,  -  облегченно  выдохнула  Эл,  заключая  меня  в  объятья.  -  Тебе  приснился 
страшный сон? 
-  А?  -  я  была  полностью  дезориентирована  тем,  что  произошло.  Я  чувствовала  себя  так, 
словно я сходила с ума, не понимая, что происходит. По телу волнами расходилась дрожь, но не от 
холодных прикосновений Элис. 
- Ты кричала во сне, - пояснила она, отпуская меня. Кажется, я начинала постепенно понимать, что произошло, и это меня отнюдь не радовало. 
- Куда  ушел Эдвард, Элис?  -  спросила  я,  чтобы  убедится,  что не  ошиблась.  - Он  был  здесь 
минуту назад. 
- Его здесь не было, Бэллз, я уверена.. Тебе, наверное, это приснилось. 
- Точно? 
- Мы разговаривали на кухне пять минут назад, а потом он отправился на охоту. Я видела это. 
«О нет…» - я уронила голову на руки, крепко зажмурившись. 
Это был только сон... 
 
Глава 20 «Последний шанс все изменить» 
 
Когда твоя жизнь рушится, самое важное сохранить себя и свой разум, ведь самое ужасное на 
свете, что может случиться –  это даже не предательство, не обман, ни даже убийство  –  это потеря 
себя. 
Я  была  близка  к  этому  в  последнее  время,  однажды  даже  переступила  опасную  черту, 
зависнув на волоске от необратимой ошибки. Теперь я в полной мере осознала, что это была ошибка, 
и  я не  простила  бы  ее  себе... Но  тогда  это  казалось мне  правильным  и  единственным  выходом  из 
положения, в котором я оказалась. Тогда я пришла к такому выводу лишь оттого, что не могла трезво 
мыслить. 
Я никогда не позволяла эмоциям и чувствам руководить собой, я всегда старалась поступать 
рассудительно  насколько  это  возможно, не  позволять  себе  идти на  поводу  у  чувств. Однако  в  тот 
злополучный день случилось то, чего не должно было случиться  – я упустила контроль, сдалась, и 
из-за  этого  едва  не  погубила  себя.  Даже  тогда,  стоя  на  краю  утеса,  я  не  до  конца  понимала,  что 
почему  я  стояла  там,  почему  не  попробовала  успокоиться,  сесть  и  подумать  над  тем,  что  я  в 
действительности должна сделать в той ситуации – не горячится, попробовать успокоится, несмотря 
на то что боль разъедала меня до костей. Вероятно мне удалось бы осмыслить случившееся, может, 
немного пожалеть себя, выплакать столько слез, сколько необходимо для того, чтобы слабость и сон 
поглотили меня,  а потом проснуться и понять,  что  способность  здраво мыслить  вернулась  ко мне. 
Тогда  наверняка,  я  смогла  бы  сделать  этот  выбор  сразу,  а  не ждать  столько  месяцев,  прежде  чем 
понимание необходимости принятие этого решения прошло ко мне. 
Но,  как  бы  там  ни  было,  несмотря  на  то,  что  я  совершила  ту  ужасную  ошибку,  я  жива,  я 
выстояла борьбу с самой собой. Не знаю, в какой мере, но могу сказать, что это мне удалось. 
Я потрепана, мое сердце изранено, и некоторые раны все еще кровоточат, когда я поднимаю 
из  глубин  памяти  события  последних  месяцев,  в  корне  изменивших  мою  жизнь,  буквально  за 
несколько  дней  превратившуюся  из  спокойного  ручейка  в  бурную  и  опасную  горную  реку.  Но  я 
жива, а значит, не все еще потеряно. 
Мне  было  больно,  но  боль  уже  почти  прошла,  раны  затянулись,  оставляя  после  себя  лишь 
едва заметные рубцы на сердце, с которыми мне предстоит остаться на всю жизнь, но не в этом дело, 
я  знаю,  что  смогу жить  с  ними,  какой  бы  сложной  задачей мне  это  не  казалось. Ведь  в  конечном 
итоге все проходит, как дождь, как снег по весне. Проходит, блекнет в памяти, выгорает на солнце и 
стирается  как  рисунок  на  песке.  Со  временем  –  теперь  и  я  это  знаю  –  проходит  почти  все. 
Единственная  вещь,  от  которой  невозможно  избавиться  –  это  память.  Удивительно:  в  одном 
маленьком участке головного мозга хранится все, что происходило с человеком на протяжении всей 
его жизни, каждой событие фиксируется в этом маленьком кусочке серого вещества. Там есть все: и 
радости  и  печали,  обиды  и  страхи,  самые  счастливые  моменты  нашей  жизни,  когда  хотелось 
остановить время, чтобы продлить счастливый миг навечно, и те черные-черные дыры бесконечного 
отчаяния и боли, моменты, которые нам никогда не хотелось бы помнить,  а просто  вычеркнуть из своей жизни, как неудачный роман или обиду близкого человека. Выбросить, как мусор, и никогда 
больше не вспоминать. Говорить: «это не мое, со мной такого никогда не происходило»... 
Память  держит  это  все,  независимо  оттого,  хотим  мы  того  или  нет. Память  будет  хранить 
воспоминания о каждом нашем взлете и падении до конца наших дней, ведь это наша жизнь, наше 
прошлое,  от  которого мы  не можем  избавиться,  как  бы мы  не  пытались  это  сделать. Мы  должны 
жить  со  всем  тем,  что  было  с  нами  раньше.  Просто  смириться  с  тем,  что  наше  прошлое  всегда 
остается  нами.  Старые  обиды,  которые  порой  задевают  душу  даже  через  много  лет,  неприятные 
известия и события, так или иначе повлиявшие на нашу жизнь, сделавшие ее несчастливой, и самое 
главное – старую, казалось бы, забытую боль. И пусть мы уже не чувствуем ее физически, в памяти 
остается все то, что при одном неудачном прикосновении всплывает наружу, заставляя старые раны 
болеть и через десять, и даже через двадцать лет. 
Я  знаю,  что  эта  боль  будет  со  мной  всю жизнь,  даже  если  я  отпущу  ее,  воспоминания  все 
равно не сотрутся, ведь это не то, что так просто забывается, и как ужасно бы это не звучало  – это 
так. Мне остается лишь смириться и попытаться облегчить свою боль. 
 
Сегодня был первый день лета – первого лета новой меня, моей новой жизни. С чем я вступаю 
в нее? Хотелось бы мне иметь больший багаж, но, увы, приходится довольствоваться тем, что есть: 
разбитой жизнью, осколками вместо сердца и полной головой надежд. Но я считаю, что этого тоже 
вполне достаточно, вот только для чего? 
С  одной  стороны  проблем  у  меня  могло  быть  еще  больше,  но  с  другой  я  по  крайней  мере 
смогла удержать себя оттого, что могло произойти. 
Я  сохранила  себя  для  этой новой жизни,  которая,  я  надеюсь,  будет  лучше  той,  с  которой  я 
покончила, прыгнув с обрыва. Я будто родилась заново, другой, более умной, менее инфантильной и 
мечтательной, можно даже сказать, что более взрослой. 
Я поняла, что жизнь никогда не бывает настолько плохой, что хуже уже не может быть. Это 
как раз то, что никогда невозможно предугадать – случай. Ты никогда не знаешь, что ждет тебя не 
только завтра или через год, а даже на следующем твоем шагу. Всегда необходимо быть готовой к 
тому,  что  за  поворотом  тебя  может ждать  все,  что  угодно.  Теперь  я,  хоть  и  не  могу  сказать,  что 
готова  ко  всему,  но  я  знаю,  что,  столкнувшись  с  новыми  трудностями,  я  не  растеряюсь,  не  стану 
пороть горячку, а сяду и хорошенько подумаю над ситуацией, и пока не найду правильное решение, 
с места не встану. Иначе говоря, стану как отец. Карлайл. Он никогда не теряет голову, практически 
в любой ситуации сохраняет хладнокровие – такой должна быть и я. 
Но это только в будущем и скорее всего - в не таком уж и близком, а пока я просто пытаюсь 
смотреть  в  глаза  боли,  проблемам  и  трудностям,  хотя  в  последнее  время  у  меня  их  заметно 
поменьшело. Клубок, казавшийся мне несколько месяцев назад нераспутываемым, распутался сам по 
себе. 
Во-первых, Дин, несмотря на все мои попытки избегать его общества в школе и всюду, где мы 
могли  бы  случайно  встретиться,  были  тщетными.  Спустя  несколько  недель  после  того,  как  я 
подслушала его разговор с теми парнями, ему удалось достать меня до такой степени, что у меня не 
оставалось другого выбора, кроме как выслушать его. 
Это  было  после  школы,  когда  я  осталась  на  занятиях  чуть  дольше,  чем  рассчитывала. 
Необходимо  было  закончить  один  проект,  и  я  задержалась  на  целый  час  после  окончания  уроков. 
Когда я уходила, шел дождь, он был настолько сильным, что мысль о том, чтобы идти под ним до 
машины, пугала. Я осталась ждать  в холле, пока непогода  утихнет. Я думала, что осталась  совсем 
одна,  но  вскоре  услышала  звук  шагов.  Только  мне  могло  так  «повезти».  Скрыться  от  Дина 
возможным не представлялось. 
«- Ужасная погода,  - констатировал Дин. Я молчала, наблюдая за тем, как дождь рисовал на 
стекле причудливые узоры, и делала вид, что не замечала его. - Бэлла, я понимаю, что ты злишься, но я должен объяснить тебе, что случилось на самом деле 
тогда. 
Я все еще молчала и не двигалась, крепко впиваясь пальцами в ручку своей сумки. 
- Выслушай меня, - попросил он. 
-  И.  Не.  Подумаю.  Я  и  так  знаю,  что  случилось,  большего  я  знать  не  желаю.  Или  ты  не 
заключал со своими дружками пари на меня, а? 
- Заключал, да, но не все так. 
- А как?! – чуть громче и резче, чем следовало бы мне, если я хотела делать вид, что мне не 
интересно  это  слушать,  спросила  я.  –  Ты  был  со  мной  из-за  того  пари,  это  так?  –  я  скорее 
утверждала, чем спрашивала 
- Да,  это  так, сначала все было именно  так, но потом, когда я слег с  гриппом в больницу, у 
меня было много времени на размышления, и я понял тогда, что на самом деле ты понравилась мне, 
Бэлла. Я хотел забыть об этом пари, отказаться от него, отдать те несчастные деньги, потому что, я 
мог получить нечто гораздо более дорогостоящее, чем деньги – тебя. 
- Думаешь, я верю тебе? – мой голос был совершенно сухим, как песок в пустыне. 
- Я хотел бы… Я  сожалею, Бэлла,  я не хотел, чтобы  ты  узнала об  этом,  я думал, что  смогу 
отделаться от Генри, сказав ему, что выхожу из игры. Мы могли бы быть вместе. 
- Как ты жалок и низок, - пробормотала я, скривившись в мыслях. 
- Бэлла… - его голос поник, - пожалуйста. Ты на самом деле дорога мне, я не сразу понял, что 
на самом деле нравишься мне, а когда понял, я пытался изменить ситуацию. Как раз в тот момент, 
когда  ты  появилась  там,  в  коридоре,  я  хотел  сказать,  что  выхожу  из  этой  омерзительной  игры, 
потому,  что  ты  не  заслуживаешь  такого. Ты… Ты  не  похожа  на  других  девушек,  ты  особенная,  я 
чувствую это… Прости меня, Бэлла 
-  Да,  я  особенная.  Мне  везет  на  уродов,  -  впервые  за  все  время  нашего  разговора  я 
повернулась к нему лицом и взглянула в его глаза. – И знаешь, в последнее время я так часто слышу 
это «прости меня», что меня начинает тошнить, когда я слышу звуки этих слов. Ты хоть понимаешь, 
что  есть  вещи, которые не прощаются? В конце концов,  ты не на ногу мне наступил или что-то  в 
этом  роде,  ты  хотел  использовать  меня,  чтобы  получить  деньги.  Я  была  для  тебя  не  более  чем 
игрушка, с которой ты думал, что можешь делать все: обманывать, играть с моими чувствами… Ты 
не  думал,  что  мне  будет  больно,  когда  ты,  выиграв  свое  пари,  оставишь  меня.  Тебя  это  все  не 
заботило! 
- Я хотел прекратить это еще до того, как будет поздно, я хотел быть с тобой, Бэлла. 
- Вся эта затея, и ты должен был это понимать, с самого начала была обречена на такой финал. 
Ты  хотел? Да, может  быть,  но  сложилось  все  иначе,  я  разоблачила  твой  обман,  и  ты  остался  при 
своих интересах. О том, что я прощу тебе эту игру, приняв на веру твои слова, что, мол, ты одумался 
и бла-бла-бла, и речи быть не может, Дин. Я ненавижу, когда меня обманывают, когда мне лгут ради 
чего  бы  то  ни  было,  понимаешь,  для  меня  это  самое  ужасное,  что  может  произойти,  поэтому 
просто… забудь. 
- Но мы могли бы попробовать… 
- Мы? Нас нет, Дин, и я не уверена, что «мы» когда-то существовали, - я смотрела в его глаза, 
и где-то внутри меня зарождалось ощущение того, что, возможно, он и не лжет, что я действительно 
для него что-то значу, ведь какой ему теперь смысл, когда пари больше нет, когда он отдал деньги. 
Зачем ему теперь здались объяснения?» 
Но я все равно не смогла бы простить ему того, что он сделал со мной… 
Во-вторых, я смогла уговорить Элис молчать о том, что произошло на обрыве. Мы придумали 
прекрасную историю  о  том,  что  я  слегка переборщила  с мороженым,  а после попала под  сильный 
дождь, поэтому и простудилась. Никто никогда не узнает, что на самом деле произошло в тот день, 
только я, Эдвард и Элис будут знать правду. И, в-третьих, мне все-таки удалось получить от Эдварда ответы на все свои вопросы. Не так 
быстро,  как  я  планировала,  но  мне  удалось  заставить  его  открыть  мне  свои  тайны.  Тот  мой  сон 
оказался  правдой,  как  бы мне  этого  не  хотелось. Просто  еще  один файл  памяти,  который  хочется 
стереть  без  возможности  восстановления.  Выбросить  и  забыть,  как  будто  его  никогда  не 
существовало, как будто того разговора никогда не было. Знание – не всегда сила, иногда это то, что 
способно  убивать.  Не  физически,  но  убивать,  впиваясь  в  душу  и  медленно  высасывая  из  тебя 
жизнь… 
Хотела бы я никогда не слышать его слов, его признания в любви ко мне. Когда он говорил, 
пытался  объяснить  мне  все,  что  чувствовал  с  самого  начала,  постепенно  подходя  к  детальному 
описанию  своих  ощущений,  когда  он  увидел,  что  я  собиралась  спрыгнуть  с  обрыва.  Это  было 
невыносимо  слушать,  казалось,  я не  доживу  до  тех пор, пока  он  закончит  свой  рассказ. Когда  это 
произошло, я чувствовала себя так, будто кто-то по кусочкам резал мое сердце и легкие. Я не могла 
понять  своего  отношения  к  его  словам  и  своих  чувств  и  ощущений  относительно  того,  что 
происходило  еще  достаточно  долгое  время. Лишь  одну  вещь  я  понимала  достаточно  четко,  чтобы 
заставить себя не думать больше о его словах – это неправильно. То, что происходит в его сердце – 
это  неправильно,  это  противоестественно.  И  пусть  еще  долго  меня  мучила  мысль  о  том,  что 
остальные  такие, как Эдвард,  способны на любовь,  я не могла или не хотела,  я и  сама не  знаю до 
конца, но я не могла принять его любовь или что там у него было. 
«-Но  ты  ненавидел меня! Ты  относился  ко мне  так,  будто  я  что-то  сделала  тебе,  что  ты  не 
можешь простить мне. 
- Да, но лишь потому, что так сильно желал тебя, Бэлла. Я был влюблен в тебя едва ли не с 
самого начала и тогда же примерно я понял, что не должен позволить этому чувству вырасти и стать 
чем-то  большим,  разрастись  до  такой  степени,  когда  будет  уже  поздно  что-то  сделать  с  ним… 
вырвать,  как  сорняк,  потому,  что  это  чувство  настолько  неправильно,  что  сравнимо  только  с 
сорняком, который губит… И я хотел задавить его, я изо всех сил пытался сделать это, чтобы никто 
не страдал, но у меня ничего не получилось. Этот сорняк к тому времени разросся по всему участку. 
Было уже слишком поздно давить мою любовь. Она уже задавила меня, Бэлла. Все! Меня прежнего 
теперь нет,  есть  только  та часть меня, которая живет  за  счет  этого чувства, и  если  его не будет,  я 
погибну. 
-  И  что  же  мне  прикажешь  с  этим  делать?  -  мой  голос,  несмотря  на  то,  что  я  пыталась 
удержать  его  ровным,  дрогнул.  Я  не  могла  хладнокровно  слушать  речь  Эдварда,  понимая,  что 
слишком… Что, черт возьми, я боялась признаться себе в этом! 
Но я все равно не смогла бы простить ему того, что он сделал со мной… 
Во-вторых, я смогла уговорить Элис молчать о том, что произошло на обрыве. Мы придумали 
прекрасную историю  о  том,  что  я  слегка переборщила  с мороженым,  а после попала под  сильный 
дождь, поэтому и простудилась. Никто никогда не узнает, что на самом деле произошло в тот день, 
только я, Эдвард и Элис будут знать правду. 
И, в-третьих, мне все-таки удалось получить от Эдварда ответы на все свои вопросы. Не так 
быстро,  как  я  планировала,  но  мне  удалось  заставить  его  открыть  мне  свои  тайны.  Тот  мой  сон 
оказался  правдой,  как  бы мне  этого  не  хотелось. Просто  еще  один файл  памяти,  который  хочется 
стереть  без  возможности  восстановления.  Выбросить  и  забыть,  как  будто  его  никогда  не 
существовало, как будто того разговора никогда не было. Знание – не всегда сила, иногда это то, что 
способно  убивать.  Не  физически,  но  убивать,  впиваясь  в  душу  и  медленно  высасывая  из  тебя 
жизнь… 
Хотела бы я никогда не слышать его слов, его признания в любви ко мне. Когда он говорил, 
пытался  объяснить  мне  все,  что  чувствовал  с  самого  начала,  постепенно  подходя  к  детальному 
описанию  своих  ощущений,  когда  он  увидел,  что  я  собиралась  спрыгнуть  с  обрыва.  Это  было 
невыносимо  слушать,  казалось,  я не  доживу  до  тех пор, пока  он  закончит  свой  рассказ. Когда  это произошло, я чувствовала себя так, будто кто-то по кусочкам резал мое сердце и легкие. Я не могла 
понять  своего  отношения  к  его  словам  и  своих  чувств  и  ощущений  относительно  того,  что 
происходило  еще  достаточно  долгое  время. Лишь  одну  вещь  я  понимала  достаточно  четко,  чтобы 
заставить себя не думать больше о его словах – это неправильно. То, что происходит в его сердце – 
это  неправильно,  это  противоестественно.  И  пусть  еще  долго  меня  мучила  мысль  о  том,  что 
остальные  такие, как Эдвард,  способны на любовь,  я не могла или не хотела,  я и  сама не  знаю до 
конца, но я не могла принять его любовь или что там у него было. 
 «-Но  ты ненавидел меня! Ты  относился  ко мне  так,  будто  я  что-то  сделала  тебе,  что  ты не 
можешь простить мне. 
- Да, но лишь потому, что так сильно желал тебя, Бэлла. Я был влюблен в тебя едва ли не с 
самого начала и тогда же примерно я понял, что не должен позволить этому чувству вырасти и стать 
чем-то  большим,  разрастись  до  такой  степени,  когда  будет  уже  поздно  что-то  сделать  с  ним… 
вырвать,  как  сорняк,  потому,  что  это  чувство  настолько  неправильно,  что  сравнимо  только  с 
сорняком, который губит… И я хотел задавить его, я изо всех сил пытался сделать это, чтобы никто 
не страдал, но у меня ничего не получилось. Этот сорняк к тому времени разросся по всему участку. 
Было уже слишком поздно давить мою любовь. Она уже задавила меня, Бэлла. Все! Меня прежнего 
теперь нет,  есть  только  та часть меня, которая живет  за  счет  этого чувства, и  если  его не будет,  я 
погибну. 
-  И  что  же  мне  прикажешь  с  этим  делать?  -  мой  голос,  несмотря  на  то,  что  я  пыталась 
удержать  его  ровным,  дрогнул.  Я  не  могла  хладнокровно  слушать  речь  Эдварда,  понимая,  что 
слишком… Что, черт возьми, я боялась признаться себе в этом! 
- Тебе решать,  - Эдвард беспомощно развел руками. Для меня было  так непривычно  видеть 
его  таким  человечно-слабым,  сомневающимся и нерешительным. Я  глубоко  вздохнула,  обдумывая 
свой ответ. В мыслях не было ничего, что я могла бы сказать ему: все или недопустимое, ведь тогда 
придется признаться  в  том,  в  чем признаваться не  хочу, или  слишком  глупое. В итоге мне  все же 
удалось подобрать нудные слова и я не спеша проговорила: 
- Что ж, ты влюблен в меня – тебе с этим ничего не поделать. Хотя... ты можешь попробовать 
выбросить это из головы, попытаться забыть, ведь, в конце концов, у тебя впереди вечность, а у меня 
–  только  лишь  небольшая  человеческая  жизнь.  Ты  справишься  с  этим,  Эдвард.  Когда-нибудь  ты 
забудешь все, что произошло в Форксе. Сто, двести лет – у тебя есть столько времени, сколько нет 
ни у кого другого, так используй его. 
- Ты не понимаешь, Бэлла, - он, впервые за долгое время, перестал держать руки сцепленными 
сзади за шеей и посмотрел на меня. – Я не могу просто взять и выбросить из головы это чувство и… 
и тебя, - он судорожно сглотнул, и я заметила, как в его глазах набирается ванна из боли. На какой-то 
момент  времени,  гладя  в  его  обреченные  глаза,  мне  захотелось  сказать  то,  что  я  больше  всего  на 
свете боялась сказать, и я уже открыла рот, но слова застряли где-то в пересохшем горле. 
- Но ты должен понимать, - сказала я, когда мой язык перестал казаться мне железным, - что я 
никогда не смогу разделить это чувство. Я никогда не буду с тобой, зная, что ты натворил. 
Ванна боли в его глазах вдруг вышла из берегов, теперь это был настоящий океан – холодный, 
темный,  губительный...  Где-то  там,  среди  его  высоченных  волн,  был  и  Эдвард,  он  утопал  в  этом 
океане, неспособный сражаться. Он был разбит. Как и я.» 
По  крайней  мере,  мы  находились  в  одинаковом  положении.  Мы  оба  были  жертвами 
обстоятельств,  и,  сложись  все  иначе,  возможно,  мы  могли  бы  попробовать  начать  все  сначала.  Я 
рискнула бы, но… этому не бывать. Тем более, что теперь у меня новая жизнь, в которой нет места 
старым ранам. 
Совсем  недавно  я  узнала,  что  моя  сестра,  моя  родная  сестра  Эмили,  которую  я  и  все 
остальные считали мертвой, на самом деле была жива. Ей удалось выжить после нападения Эдварда, 
и сейчас, насколько мне известно, у нее есть муж и дочь, которую назвали Бэлла, сейчас ей пять. Несколько  раз  я  уже  общалась  с  Эмили  по  телефону,  она  говорила,  что  Бэлла  невероятно 
похожа  на  меня,  и  еще  она  просила  меня  приехать. Мы  разговаривали  очень  долго,  почти  целую 
ночь,  мы  говорили  так  долго,  что,  казалось,  должны  были  устать,  но  я  не  чувствовала  ничего 
подобного. Она рассказывала мне о своей жизни, я – о своей, конечно, я умолчала о том, чья семья 
меня приютила. Мы проговорили до самого рассвета, и уже когда солнце забрюзжало на горизонте, я 
все еще не решалась повесть трубку. 
Я пообещала, что приеду к ней, и вот сегодня настал  тот день, когда я увижу свою сестру – 
единственного  по-настоящему  родного  мне  человека.  Карлайл  и  Эсми  сначала  боялись  отпускать 
меня одну в Лос Анжелес, предлагали поехать со мной, но в итоге решили, что это будет Элис. Я не 
возражала. 
И  вот  все  вещи  были  собраны,  такси  заказано.  Вся  семья  собралась  в  гостиной,  чтобы 
пожелать мне  удачи. Эдвард  сидел  в  дальнем  углу  на  стуле  возле  рояля, молчаливый  и  грустный. 
Никто не трогал его, все знали, что толку от этого не будет все равно. 
- Ты точно не хочешь, чтобы мы поехали с тобой, Бэлла? – спросила Эсми, держа мою руку. 
- Я не думаю, что это необходимо. 
- Как знаешь, - Эсми крепко обняла меня. – Береги себя, Бэлла, - попросила она. 
- Обещаю. Тем более, что случится, если со мной будет Элис? – я улыбнулась, чувствуя, что и 
Эсми улыбнулась тоже. 
Следующим был Эммет, который едва не задушил меня в своих медвежьих объятьях. Розали 
ограничилась  простым  пожеланием  удачи,  Джаспер,  одолеваемый,  тоской  предстоящей  разлуки, 
струившейся от всех присутствующих, тоже расщедрился на объятья, но более сдержанные. Карлайл 
задержал меня возле себя дольше всех остальных. 
- Мы  все будем  скучать по  тебе, Бэлла. Надеюсь,  тебе  там будет хорошо. Ты  только нас не 
забывай, ладно? – он крепко обнял меня. Я чувствовала неописуемую радость от того, что на этом 
семейные обнимания должны  закончиться, потому, что  еще несколько пар рук мое  тело просто не 
выдержит. 
- Но я же не навсегда еду в Лос Анжелес. Я еще вернусь! 
Карлайл выпустил меня из объятий, за что я была невероятно благодарна ему. 
- Все равно не забывай нас. 
Я окинула взглядом всех присутствующих, почувствовав, что уже скучаю по ним, но ведь я 
еще вернусь… 
Ведь так? 
- Я никогда вас не забуду. 
Я  смотрела  в  их  лица,  пытаясь  запомнить  их  до  мельчайших  деталей,  на  случай,  если  мне 
придется  нарушить  свое  обещание.  Эсми,  Карлайл,  Элис,  Джаспер,  Эммет,  Розали–  все  они  моя 
семья, хоть и совершенно чужие мне люди. Даже не люди, но я все равно люблю их, ведь именно им 
я  обязана  своим  относительно  счастливым  детством.  До  них  моя  жизнь  была  одноцветной  серой 
материей, лишенной красок, а когда они появились в ней, все изменилось. Я зажила по-настоящему 
лишь когда поняла,  что  я не  одна  в  этом  огромном мире,  что  я  –  это  часть  огромной  вселенной и 
маленькой планеты - нашей семьи. Каждый из стоящих здесь сейчас – это часть меня самой, родная и 
близкая часть, с которой меньше всего на свете мне хочется расставаться. 
Они  –  моя  семья  –  этого  достаточно,  чтобы  я  помнила  их  всегда. Что  бы  ни  случилось  со 
мной, я никогда не забуду их. 
- Ну, все, Бэлла, нам пора, самолет ждать не станет, - напомнила Элис, потянув меня за собой 
к дверям. 
- Да… конечно... уже иду, - мне с трудом удалось оторвать взгляд от Калленов, и когда я все 
же набралась мужества и сделала это, раздался голос Эдварда. 
- Бэлла, - позвал он, - береги себя. Я кивнула, не поворачиваясь к нему лицом. Я боялась того, что увижу, оглянувшись, но все 
равно желание посмотреть назад буквально раздирало меня. 
И уже одной ногой находясь на крыльце, я оглянулась, чтобы в последний раз взглянуть на 
семью, но весь мой взгляд упал на Эдварда, стоящего лишь в метре от меня. 
 
Эпилог. 
 
(Edward’s POV) 
Где-то восемьдесят процентов историй в книгах и фильмах всегда заканчиваются банальным 
«и  жили  они  долго  счастливо». Моя  история  любви,  которой,  возможно,  никогда  и  не  было,  но 
только  для  Бэллы,  а  для  меня  она  была  едва  ли  не  с  самого  первого  дня,  когда  я  увидел  моего 
темноволосого  ангела,  для  меня  эта  история  всегда  была  историей  любви.  Несчастливой, 
неразделенной,  без  будущего,  но  она  была. И  до  конца  я  надеялся,  что  мы  сможем  справиться  с 
прошлым и хотя бы попробовать начать все сначала. Я верю, что смог бы измениться, я стал бы для 
нее таким, каким она хотела, чтобы я стал. 
Я всегда считал, что люди и их чувства должны быть сильнее любых обстоятельств. Видимо, 
ошибся. Они, эти обстоятельства, оказались сильнее, они сломали ее и сейчас принялись за меня, но 
я не сдамся так просто. Не позволю сломить меня сейчас, когда самое время попытаться собрать по 
кусочкам разгромленный замок наших чувств… Наших ли? Я не понимаю, почему говорю «наших», 
ведь, казалось бы, нашего ничего нет, есть только ты, я, и расстояние между нами в годы попыток 
залечить  боль,  каждому  свою.  Ты  как-то  сказала,  что  нас  нет,  мы  не  существуем  вместе,  и  я  не 
должен говорить о нас, как о едином целом, мы две части того, что не может быть одним, не может 
быть вместе, потому, что ты так решила… Я не в праве был злиться на тебя за такое решение, где-то 
в  глубине души  я понимал, что не имею права просить  тебя о чем-то подобном, и  ты  знала, что  я 
знаю  и  это  и  ни  за  что  не  поступлю  так. А может мне  все же  стоило  хотя  бы  просто  попытаться 
уговорить  тебя  остаться  со  мной,  ведь  без  тебя  –  я  знал  это  –  моя жизнь  больше  не  будет  иметь 
совершенно никакой ценности. В последнее время я жил только благодаря надежде на то, что когда-
нибудь  мы  сможем  быть  вместе. Я  понимал,  что  едва  ли  ты  захочешь  быть  со  мной  –  с  убийцей 
твоих  родителей,  но,  несмотря  на  это,  моя  хрупкая,  как  хрусталь,  надежда  с  каждым  днем  все 
крепчала. Изо дня в день она становилась все крепче, был даже  такой момент, когда я чувствовал, 
что цель совсем близка, я был на самой вершине горы, оставалось только руку протянуть к солнцу… 
Но, сделав это, я ошибся, я не рассчитал, что солнце в руках мне не удержать, оно слишком горячее 
для  того,  чтобы  я мог  взять  его. Тогда  я  увидел,  что  все мое  долгое  тернистое  путешествие  было 
бесполезным: я не получил желаемого, обжегся собственной мечтой. И пусть я все же прикоснулся к 
солнцу,  почувствовал  на  миг  себя  счастливцем,  самым  счастливым  созданием  на  свете…  Но  это 
было лишь на миг, а после меня ожидало долгое падение и болезный ожог. 
Только это было давно, с тех пор прошлое некоторое время. Достаточно для того, чтобы этот 
ожог  сошел, но недостаточно для  того, чтобы  зажило  твое  сердце. Еще  слишком рано испытывать 
судьбу снова, но что я могу с собой поделать, если на моем сердце лежит тяжелый груз, избавить от 
которого меня может только ангел, только ты, моя милая. 
Ты нужна мне больше, чем я думал, я влюблен в тебя гораздо сильнее, чем думал и чем когда-
либо мог  себе представить. Для меня  ты  –  спасение, мое  освобождение  от  тяжелых  оков  ада, мой 
билет  в  рай,  который  я,  не  заслужил,  но  который  так  отчаянно  жажду  получить.  Если  этого  не 
случится, мир  сгинет  для меня. Иди  я  сгину  для мира? Не  знаю, но  я не  смогу жить  дальше,  я не 
смогу жить без этого. 
Все больше и больше я стал походить на зависимого наркомана, жаждущего новой дозы, на 
которую  у  меня  нет  денег,  ведь  единственный  наркотик,  способный  избавить  меня  от  ломки,  за 
деньги  не  продается.  Мне  не  хватит  средств  всего  мира,  чтобы  получить  его,  только  сам  мой наркотик  способен решить получу ли я свою дозу или умру, но  ему до меня нет дела,  у него своя 
жизнь. 
Прямо  сейчас  во  мне  отчаянно  сражаются  две  силы. Назвать  их  темной  и  светлой  язык  не 
поворачивается. Я сам не знаю, какая из них добро, а какая – зло. Все перепуталось, стало настолько 
одинаковым и желанным... 
Первая сила невероятно сильна, она жаждет тебя, Бэлла. А вторая не слабее, это точно, но и не 
сильнее. Она говорит мне, я должен отпустить тебя, просто забыть, и больше никогда не вспоминать. 
Сломать, разорвать в клочья, сжечь, а пепел - воспоминания о тебе, или проще говоря то, что держит 
меня на этом свете,- развеять по ветру. Только это, только память о такой прекрасной, такой моей, но 
такой  чужой  тебе  поддерживает жизнь  в моем  теле. Но  я  должен.  Забыть.  Забыть  тебя  ради  тебя 
самой. Я просто обязан стереть тебя из памяти, как в том идиотском фильме, который не дает мне 
покоя, ведь я страстно жажду того, что сделали главные герои… Но ведь они все равно потом были 
вместе.  Опять  хеппи-енд.  Я  ненавижу,  когда  все  заканчивается  так,  наверное,  я  просто  не  умею 
радоваться за других, за счастливых влюбленных, которые, несмотря ни на что, все равно остаются 
вместе. У них хеппи-енд. А мне – горечь и ужасная необходимость, с которой я должен смириться. 
Необходимость  забыть  тебя, чтобы не  страдать. Вырвать из  сердца. Тебя. Просто  взять, и  вырвать 
тебя из сгустка мертвых мышц… Из сердца прочь. По-моему, проще вырвать это проклятое сердце. 
Потому, что  так надо. Потому, что  тебе будет  лучше не быть со мной, а мне  – больше никогда не 
ходить  по  этой  земле,  по  которой  ходила  ты,  не  дышать  тем  воздухом,  которым  дышала  ты… 
Потому,  что,  черт  возьми,  никакого  хеппи-енда  не  будет.  Счастливые  финалы  просто  не 
предназначены для таких историй, как наша. Мне необходимо понять это. Принять и смириться… 
Сейчас  я  все  еще  виню  себя,  но  уже  не  за  то  что  сделал  когда-то,  а  за  то,  что  оказался 
слишком слабым для того, чтобы уйти прежде чем разрушить твою жизнь. Я знаю, что должен был, 
но  не  смог. Много  чего  мне  не  стоило  делать,  но  я  делал,  я  совершал  все  свои  ошибки  вполне 
сознательно, надеясь,  что  из  этого может получиться  что-то  хорошее,  но  я  ошибался  –  из  ошибок 
никогда нельзя получить успех, на них можно только учиться и стараться не допускать их снова. 
Но  я же  не  из  тех,  кто  учится  на  ошибках. Я  не  из  тех,  кто,  получив  однажды  ожог,  будет 
делать  все,  чтобы  не  обжечься  снова.  Наоборот,  я  буду  искать  тот  самый  костер  и  то  самое 
обожженное место, дабы история повторилась заново. 
И сейчас я, как никогда прежде, близок к своей цели. 
После  того,  как  ты  вернулась  из  Лос  Анжелеса,  я  понял,  что  на  этот  раз  я  просто  обязан 
попробовать  вернуть надежду на  то, что мы  еще  в  силах изменить ситуацию. Даже  если шансов  у 
меня нет ни одного, я не сдамся, я буду бороться, пока есть силы, до последнего вдоха, до дрожи в 
коленках. Я буду сражаться до победы или до смерти, ведь любовь, такая любовь, как у меня  – это 
никогда не прекращающаяся война, в которой я постоянно обязан проигрывать тебе. 
Эта любовь убивает, забирает силы, лишает надежды, убивает веру. Она высасывает по капле 
мою жизнь, точит меня, как камень точит воду, скоро я просто не смогу защищаться. Но пока я на 
ногах, я жив, ранен, но жив. И поэтому я не буду прекращать борьбу за свою любовь. И вновь я иду к 
тебе, чтобы начать очередное сражение. Я готов на все, поверь. Я готов даже стучаться в закрытые 
двери твоего сердца. Безумец? Может быть. 
Я  снова  прошу  у  тебя  прощения,  ожидая  в  очередной  раз  напороться  грудью  на  твердый 
каменный щит холодности, так неприсущей тебе, но с удивлением понимаю, что щит этот теперь не 
такой твердый, как прежде. Я замечаю, что лед в твоем взгляде, когда ты смотришь на меня, уже не 
такой  холодный,  он  постепенно  тает.  И  ты  говоришь,  что  тебе  нужно  время,  просишь  меня 
подождать,  но  у  меня  нет  времени,  чтобы ждать,  а  ты  говоришь,  что  время  –  это  все,  что  есть  у 
вампира. Ты права, но не в моем случае, время только убивает меня. 
Чуть  подумав,  ты  продолжаешь  говорить:  «возможно,  я  смогу  простить  тебя,  если  у  меня 
впереди будет  вечность на раздумья и  залечивание ран»  -  говоришь  ты  тихо,  словно боишься, что кто-то услышит  тебя, но я-то  знаю, что на  этой  тихой лесной поляне мы только вдвоем,  это место 
только наше с тобой. Я говорю, что мог бы дать тебе это. Я чувствую себя таким близким к своему 
счастью, что рассудок мой затмевается им. 
Ты молчишь, думаешь. Если бы я мог знать, о чем, но я боюсь спросить тебя, я боюсь любым 
неосторожным  словом  или  движением  разрушить  тот  призрачный  замок,  который  только  что 
построен. Но я боюсь, ведь замок этот не имеет фундамента. А потом ты поднимаешь свой взгляд на 
меня.  В  нем:  сомнение  переплетает  руки  с  желанием,  мечты  и  надежды,  в  которых  отчетливо 
поблескивает  луч  грубой  реальности.  Ты  хочешь?  Согласна?  Или  нет,  или  все,  что  я  вижу  – 
ненастоящее? Я знаю, что внутри ты хочешь, чтобы я сделал это. Где-то внутри меня в тот момент 
окончательно гибнет та часть меня, которая хочет отпустить тебя в жизнь, которую ты должна была 
прожить, но теперь уже не сможешь. 
Я не знаю, о чем ты думаешь, когда мои зубы вонзаются в твою кожу, но я знаю, о чем думаю 
и что чувствую я… 
Один  жадный  глоток.  Твоя  кровь  такая  терпкая,  такая  вкусная.  Второй  жадный  глоток. 
Живительная жидкость  плавно  разливается  по  венам. Меня  переполняет  чувство,  оно  не  одно,  их 
бесконечное множество, но самое сильное из них одно. Третий жадный глоток. Твои пальцы крепко 
обхватывают мою шею, ты дрожишь. Четвертый жадный глоток. И я понимаю, что не могу больше 
пить твою кровь, не могу и не хочу, не только оттого, что этим я забираю твою жизнь, а оттого, что 
желание поцеловать  тебя внезапно накрывает меня с  головой. Я больше не хочу пить  эту кровь. Я 
хочу пить тебя... 
Я  отпускаю  тебя,  убедившись,  что  ты  в  силах  стоять  на  ногах. Ты  теперь  свободна  –  беги, 
если  хочешь, и  я  знаю,  что  какая-то  твоя  часть,  вроде  той моей,  что  хочет нормальной жизни  для 
тебя, нашептывает  тебе на ухо:  «беги». Но ты стоишь. На покрытой росой лесной поляне. Мы оба 
стоим там, освещаемые ярким солнцем, не в силах пошевелиться. 
Тогда  я,  понимаю,  что  назад  пути  уже  нет,  никто  из  нас  не  вернется  назад,  потому  что  я 
сделал  выбор между  белым  и  черным,  но  я  не  знаю,  что  я  выбрал:  цвета  перемешались,  я  просто 
перестал  их  различать;  и  ты  тоже  сделала  выбор  в  пользу  убийцы. Ты  подарила мне шанс  быть  с 
тобой. 
Я  знаю,  что  будет  дальше,  и  ты  знаешь,  поэтому  ты  ничуть  не  удивляешься,  твое  лицо  не 
меняется, когда я зубами вскрываю вену на своей руке и протягиваю руку к тебе. Ты смотришь мне в 
глаза без тени страха, но с… сомнением? И все равно ты тянешься к моей крови. Твое сердце стучит 
очень быстро, мы оба знаем, что скоро она замолкнет навеки, но ты к этому готова, а вот вид крови 
слегка  смущает  тебя. Я  вижу  отвращение  на  твоем  лице. На  секунду  в мою  голову  просачивается 
мысль  о  том,  что  ты  не  хочешь  этого  и  я  едва  не  заставляю  рану  затянуться,  но  мне  все  равно 
приходится сделать это, потому, что ты резко отворачиваешься от меня, роняя голову на ладони. 
- Я не могу, - шепчешь ты, едва сдерживая слезы. 
- Бэлла… - я не знаю, что скажу тебе, но я чувствую, что обязан что-то сказать. 
- Нет, Эдвард, нет! Я не могу сейчас! Это не правильно. 
- Но  ты  хочешь  этого?  –  я  осторожно  разворачиваю  тебя  и  смотрю  в  твои  глаза. С  ужасом 
понимаю, что возможно ответ отрицательный. 
- Я… не знаю, - ты растеряно смотришь на меня, позволяя слезе скатиться по щеке.  - Я хочу, 
но… 
- Ты боишься? 
- Нет. Я не боюсь, я хочу. Я хочу попробовать начать все сначала, потому, что я чувствую, что 
не могу бежать от своего чувства к тебе, пусть оно и противно мне. Я знаю, что не должна любить 
тебя, ведь ты сделал мне больно, но ничего не могу поделать с сердцем, которое идет против разума. 
Которое выбрало тебя… Я устала бороться с сердцем, но я боюсь пойти по той тропинке, на которую 
оно направляет меня... А еще семья. Как они отнесутся к такому? -  Это  твой  выбор,  Бэлла,  это  твоя  жизнь.  Единственный  из  нас,  кто  рискует  нарваться  на 
неприятности от семьи, это я. Все их камни полетят на меня, в случае чего, и, знаешь, мне все равно, 
пусть хоть выгонят меня, пусть навечно откажутся от меня, это все чепуха, если мы будем вместе, 
если хотя бы попробуем. 
- Они будут злиться на меня… 
- Тебе восемнадцать, да и ты все равно когда-нибудь уйдешь от них. В колледж или в свою 
собственную квартиру, но уйдешь. А так ты сможешь остаться, если  захочешь. У тебя может быть 
вечная  семья. Подумай  только,  что  теперь  ты  не  потеряешь  больше  никого,  Бэлла,  -  я  чувствовал 
себя самым настоящим змеем-искусителем, но я не мог ничего с собой поделать. Я страстно желал 
быть с ней, это желание было сильнее меня. 
-  Так  странно  получается…  Я  ненавижу  себя  за  то,  что  хочу  сделать,  но  я  знаю,  что 
возненавижу, если не попробую. 
- Я знаю, я понимаю, Бэлла... 
- А если у нас ничего не получится? 
- Тогда я уйду, и ты больше никогда не услышишь обо мне. 
- А если получится? 
- Я буду  с  тобой. Всегда. До последнего  своего  вдоха, до последнего  заката  солнца на  этой 
планете. 
- Тогда, пожалуй, стоит попробовать. 
Я снова сделал небольшой разрез ногтем на левом  запястье, не  теряя из виду  твой взгляд, в 
котором нет больше ни капли страха, ни тени сомнения. Ты  знаешь, чего ты хочешь. Я  знаю, чего 
хочу я. И мы оба готовы рискнуть, а там будь, что будет. 
Мы отдаем наши судьбы в руки случайности, как два безумца с одной целью. Но я почему-то 
верю, что  у нас  все получится,  ведь  если  союз двух душ  уже  скреплен на небесах,  то что для них 
земные преграды? 
 
------ 
Конец 

Комментировать

Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи ... Авторизуйтесь, через вашу любимую социальную сеть!