Трилогия о Драко. 3 книга. Draco Veritas: Глава 11. Враждебность снов
Автор:
Клэр Кассандра
Глава 11. Враждебность снов
Так юноша метался ночью
В своей кровати, сна не зная,
Молил послать ему забвенье,
Покой и дрему призывая.
Судьба уже давно решила —
Наутро он уйдет в дорогу —
Уйдет один, чтоб снова встретить
В пути опасность и тревогу.
Ты в сердце загляни — увидишь
От лжи прогнившие ответы,
Как ловкий фокусник и шулер
Готово нашептать советы.
Оно уймет твою тревогу,
Легко обманет — как ребёнка,
Покажет шляпу, убеждая,
Что не найдётся в ней зайчонка.
И затвердеет сердце камнем,
И к юноше покой вернется,
А птица сытая негромко
В саду у дома отзовется.
Уйдет в свой путь он без поклажи,
С открытым сердцем, безоружным,
Между покоем выбирая
И риском — никому не нужным
Во мгле теряется дорога,
Враждебность снов его пугает,
Рычанье грозное несется,
И крови хищники алкают.
Что ж, пусть он, гордый, честный смелый,
В миг слабости — да устыдится
И поглотит его долина,
Где яркостью в пепел обратится.
Как странно было снова почувствовать себя живым, снова испытать все признаки физического существования — глаза, рот, руки-ноги, стучащеё сердце, что гнало кровь по венам… Воздух в комнате был донельзя наэлектризован, даже, казалось, пахло электричеством. Так после пожара остается запах дыма.
Когда он попытался подняться в первый раз, среди бумажных клочков, закрывших пол, ноги подогнулись под ним. Ему удалось подняться со второго раза. Он подошел к зеркалу и взглянул на себя.
Том с удовлетворением оглядел своё тело. Он не ожидал, что ему удастся завладеть им, однако оно само так и плыло ему в руки — и он тут же воспользовался шансом. Теперь он ни капельки не жалел: тело было отличное — изящное, крепкое. Оно прослужит ему столько, сколько нужно.
Он с любопытством оглядел комнату. Дневник был уничтожен, но теперь это его не волновало: он шагнул со страниц, вызванный в мир кровью и слёзами. Кровь и слёзы. И что-то еще: он помнил слабый шепот, твердящий «ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, Том».
Он ничего не имел против. Ненависть — полезное чувство, где-то сродни любви: такая же сильная и мощная.
Том подошел к зеркалу и начал изучать свое отражение. Сильное, изящное тело — почти такое же, какое было у него самого в семнадцать лет. Руки, покрытые тоненькими золотистыми волосками, пшеничная шевелюра, лицо мальчика из церковного хора, синие глаза — словно частички июльского неба. Что-то блеснуло вокруг его шеи: кожа Симуса была по-зимнему бледной, но летом должна была откликаться на солнце золотистым загаром… Хотя, наверное, могла и обгореть.
Том знал это, сам не понимая, откуда. Его губы дрогнули в улыбке. Это не было его собственными воспоминаниями, его собственной памятью — это была память Симуса, гриффиндорского семикурсника, семнадцатилетнего паренька из небольшого ирландского города Глин Кэрин, который любил своих родителей, был мил и недалек. Том немедленно его возненавидел. Пробираться сквозь его мысли было так же сложно, как брести сквозь патоку. Ужасно занудную патоку. Симус обожал квиддич. Ему нравились уроки Гербологии. на столике рядом с кроватью лежала куча комиксов, которые он не любил давать никому, — за исключением, разве что, Гарри, который всегда аккуратно обращался с вещами.
Том увидел, как блеснули глаза у его отражения в зеркале. Так, это уже что-то интересное… Он еще сильнеё углубился в мысли Симуса, пытаясь вытянуть из него как можно больше сведений о Гарри Поттере — собственные воспоминания Тома были какими-то рваными и путаными. Невысокий мальчик с лохматыми чёрными волосами, с кем лицом к лицу они встретились над скорченным телом Джинни Уизли. Потом он помнил, как зашипел, призывая василиска, и, — следующеё воспоминание — тот же самый мальчик, истекающий кровью и умирающий у стены Тайной Комнаты. И ещё — Том совершенно определенно знал, что мальчик, всё же не умер. И ненавидел его — но не знал точно, за что.
Том отвернулся от зеркала, всё ещё сосредоточившись на мыслях и ощущениях, — мысли Симуса были похожи на альбом с произвольно рассованными в нём фотографиями. Страницы быстро листались одна за другой, и картинки появлялись и исчезали — без всякого намека на разумность и последовательность.
Выйдя из комнаты, Том замер в холле, глядя по сторонам. Всё было знакомым, казалось, он прекрасно знал Гриффиндорскую башню. Одна из висящих на стене картинпризывно свистнула ему. не обращая внимания, он двинулся по коридору, минуя двери, ведущие в спальни. на каждой были латунные цифры, однако, даже без этого он прекрасно знал, какая из этих комнат — Симуса. Толкнув дверь, он вошёл.
Внутри все было красным. Том замер, захлопав глазами от этой лавины красного цвета, враз обрушившейся на него: ярко-красные ковры на полу, балдахины над кроватями, что были подобны раздувшимся цветам. Огонь и кровь — типично по-гриффиндорски.
Как же Том ненавидел красный цвет…
Память Симуса указала ему его кровать и сундук в её изножии.
Он поворошил его вещи — ничего любопытного, как, собственно, и можно было ожидать от такой неинтересной персоны, как Симус. Сундук был собран и упакован, словно он собрался уезжать. Том бросил сложенный джемпер обратно на кровать и замер, краем глаза уловив какую-то золотую вспышку. Источником её была кровать напротив. Кровать Гарри Поттера, если верить Симусу.
Подрагивая от сдерживаемого беспричинного возбуждения, Том пересек комнату. Он не знал, откуда в нем эта стойкая неприязнь к Гарри Поттеру (хотя сам Симус, судя по всему, был с ним на дружеской ноге). Руки откинули покрывало, отодвинули подушку, открыв два сложенных кусочка бумаги и что-то на тоненькой цепочке, напоминающеё заклятье. Он бросил на него быстрый равнодушный взгляд — кажется, обычная безделушка, блестящая дешёвка. Но письма… Он подобрался к ним поближе, переполненный любопытством: интересно, почему это Гарри Поттер оставляет письма друзьям в собственной постели?
Он порылся в туманных воспоминаниях Симуса, но не нашел там ничего подходящего к данной ситуации.
Первое письмо было адресовано Гермионе. Это имя ничего не говорило Тому. Да и для Симуса не представляло ничего особенно интересного. А вот имя, выведенное поверх второго письма… Драко Малфой… — определенно, оно кое-что для Тома значило…
Малфой.
Неожиданно в груди Тома взорвалась дикая ненависть — не его, Симуса: ненависть, смешанная со страхом. Там было что-то еще, в чем какой-нибудь иной человек — не Том — узнал бы жалость.
Но в голове Тома уже затикали часы собственных воспоминаний.
Драко Малфой.
Малфой.
Сын Люциуса?
Почему сын Люциуса получает письма от гриффиндорцев?
Быстрым движением ногтя Том вскрыл первое письмо, адресованное Гермионе, и начал читать. Сердце застучало: там было его имя. Его собственное имя — не то, что дали ему при рождении — нет, имя, которым он сам назвал себя, оно проходило через всё письмо… Так вот она, история — история, что произошла между ним и Гарри Поттером. на самом деле, если бы Поттер поверил… но нет, это ведь невозможно, правда? Наверное, здесь какая-то ошибка… Он покопался в памяти Симуса и не нашел там ничего, кроме ужасного волнения, ускользающего от него водой, струящейся сквозь пальцы.
Чертыхнувшись от огорчения, Том скомкал письмо и швырнул его в огонь, где оно и съёжилось, рассыпавшись горсткой золы.
Он постоял, переводя дыхание и пытаясь успокоиться, потом — очень медленно — распечатал и начал читать второе письмо. Он сразу обратил внимание на почерк — круглый детский почерк, словно писавший не мог удержать слова в себе и хотел излить душу на бумагу.
«Драко… как странно писать тебе письмо — я раньше никогда не писал тебе писем. Ты всегда знал, о чем я думаю, так что в этом просто не было смысла. Но сейчас ты спишь, а я хочу всё сделать ещё до того, как ты проснешься. Я знаю, что Снейп нашел-таки противоядие для тебя, — я слышал, как он говорил об этом Дамблдору, — и я знаю, что я пообещал, я об этом думал. Существует еще кое-что, что тебе, как мне кажется, стоит знать, — я никогда не говорил тебе об этом, не мог подобрать нужные слова… »
На этом месте была клякса, словно от чрезмерного усилия перо сломалось. Прищурившись, Том быстро пробежал письмо. О чём же это?.. И тут опять, как нельзя кстати, пришелся Симус — сквозь его смятение и путаницу в мыслях Том добрался до обрывочных и неясных сведений о дружбе между двумя юношами. Как? — сын Люциуса и один из моих врагов?! — это чувство было сильным, ему не удалось отделить внутри себя ненависть Симуса к Драко Малфою от собственной ненависти к Гарри Поттеру.
Рука Тома почти сжалась, почти скомкала письмо… И тут он замер.
Ярость требовала уничтожить письмо, в котором Гарри Поттер высмеял его — высмеял Вольдеморта, поклялся отомстить ему, выставив его глупым, бестолковым ребенком…
Том прерывисто вздохнул. Ему хотелось порвать письмо. Но был ли этот поступок мудрым? Эти письма были написаны со страстью и заботой, они были полны той живой болью, которую Том мог оценить, будучи, в некотором роде, художником в плане нанесения боли… в нем не было никаких эмоций, и эта отстранённость сделала его весьма изощренным знатоком человеческого поведения. Уничтожение этого письма принесло бы боль тому, кто написал его, но существовали куда болеё интересные пути, гарантирующие, что адресаты не получат своих посланий. И что они не отправятся вслед за ним в погоню за местью.
Это вызовет в них смятение и замешательство. А смятение и замешательство — отличные союзники.
Он снова перечитал письмо. Да, подстроиться под голос Гарри Поттера будет не так уж и сложно — вся живость письма заключалась в простоте и прямолинейной искренности фраз. Том видел, что это было действительно трогательное послание, или, по крайней мере, отправитель, судя по тону письма, считал его именно таким. Прекрасно. Эмоциональное письмо куда проще подделать и изменить.
Он провёл рукой над письмом, и энергия магии ударила ему в руку, от её силы он почувствовал боль. Как давно всё это было…
Он зашептал, и пергамент дрогнул в его руке. Чернильные буквы зашевелились, съёжились и заскользили по страничке маленькими змейками. Они вились и извивались друг вокруг друга, образуя новые слова. Новые предложения.
«Драко… как странно писать тебе письмо, но я подумал, что у меня не будет другого шанса сказать тебе, что я больше не хочу, чтобы ты следовал за мной… Знаю — ты всегда хотел помочь мне, ты думал, что это в твоих силах, — но это не так. Знаю — я обещал тебе дождаться тебя, но теперь думаю, что ждать не стоит… Да, конечно, я говорил, обещал — но существуют вещи, которых ты не знаешь и которых ты не поймёшь…»
Так-так, еще несколько абзацев… Бросив на него последний взгляд, Том ощутил гордость. Это было откровенно жестокое письмо, и жестокость эта ощущалась в каждом слове — тонкая, изощрённая; при этом нельзя было сказать, что Том выбросил весь исходный текст. Теперь он здорово пожалел, что уничтожил первое письмо, адресованное подружке Поттера. Он создал бы из него истинное произведение искусства, неповторимое в своем роде. Ну, что ж… в чём смысл горевать над упущенными возможностями?
Он вернул сложенное письмо на кровать Гарри, устроил поверх блестящий кулон на цепочке. Выпрямился. Он все еще был зол. Много-много лет назад Том научился фокусировать свою ярость, копить её и в нужный момент направлять в нужное русло. Вот и теперь — растерянный, запутанный, взбешённый, он стоял, пытаясь уловить смысл в этом хаотичном кружении мыслей и воспоминаний внутри переполненного мозга.
Драко Малфой — куда болеё совершенная версия своего отца в детстве, похожий на миниатюру, выполненную из слоновой кости, серебра и позолоты. Джинни Уизли — с румяным лицом, напоминающим подсолнух, и копной сияющих волос. О, Джинни он помнил, Джинни он знал — он помнил, как сломал ей руку, как она извивалась под ним, как пыталась сбежать. Он помнил её запах — запах слёз и ужаса. Он всегда знал, что им ещё предстоит свидеться.
О, а вот это ещё интереснеё… Симус любил её. Том почувствовал, как что-то кольнуло его под ребро, ощутил какое-то нездоровое восхищение. Волчья улыбка рассекла это ангельское лицо пополам. О, да… Симус любил её — так любил, что подарил ей заколдованный браслет, с помощью которого он мог быть уверен, что никогда не потеряет её. Где бы она ни была — он мог мгновенно отыскать её и оказаться там же. Это как же надо полюбить, чтоб совершить такое…
Ухмыляясь, Том сунул руку за пазуху и, вытащив маленькое заклинание в виде золотой стрелки на цепочке, догадался по её трепету, что Джинни где-то поблизости. Его улыбка стала шире, пальцы сжали заклинание.
Он нашёл, на чём сорвать свою злость.
